Александр Синкевич — политолог, ведущий координатор проекта «Цитадель» и спикер ИМХОклуба — дал интервью одному из ведущих азербайджанских новостных порталов 1news.az.

— Господин Синкевич, после президентских выборов многие эксперты пророчат нормализацию отношений Беларуси с Евросоюзом. Связано ли это с посреднической ролью Минска в украинском урегулировании?

— На самом деле нормализация отношений Беларуси и Евросоюза началась еще несколько лет назад. Однако с началом украинского кризиса важность Беларуси для ЕС возросла многократно.

В то же время Беларусь была и остается главным стратегическим союзником Российской Федерации. Стечение этих обстоятельств создало предпосылки для развертывания в Минске переговорной площадки по украинской проблеме и для дальнейшего ускорения европейско-белорусского потепления.

Следует различать конечные цели сторон. Для Минска это преодоление внешнеполитической изоляции, международная легитимация официальной власти, но прежде всего — экономическое сотрудничество со странами Европы, привлечение кредитов и передовых технологий, развертывание транспортно-логистической инфраструктуры, расширение рынков сбыта белорусских производителей.

 

Главная же цель ЕС — сохранение управляемой ситуации в Восточной Европе после краха украинской евроинтеграции и превращения Украины в европейское Сомали.

При этом Брюсселю важно не допустить расширения российского военного присутствия на своих границах и снизить градус напряженности в отношениях с Кремлем.

Поэтому тактически пожелания Минска и Брюсселя совпадают, но уже в среднесрочной перспективе выявятся расхождения в стратегических целях.

Минск, скорее всего, не получит ожидаемого объема финансовой, технической и технологической поддержки, а Брюссель не дождется отхода Минска от стратегического военно-политического союза с Россией.


— Что вы можете сказать в связи с перспективой размещения российской авиабазы в Беларуси?

— Эту ситуацию я рассматриваю прежде всего как элемент геополитической информационной войны между США и Россией. Она вполне укладывается в традиционное русло их взаимоотношений: каждое военное усиление НАТО или США в Европе вызывает симметричные шаги у России.

Сейчас в Восточной Европе наблюдается очередной виток эскалации напряженности, а каждая из сторон увеличивает свое военное присутствие.

Поэтому российские заявления о потенциальной авиабазе в Беларуси предназначены прежде всего для Вашингтона, а не для Минска, Варшавы или Киева.

На современном уровне развития военной авиации насущной необходимости в создании авиабазы в Беларуси нет. На европейском ТВД Москве важнее наличие дружественного «белорусского балкона» с его стратегической глубиной, насыщенного средствами ПВО (сейчас это ЗРК С-300, ожидаются поставки С-400).

Что касается ЕвроПРО, то его нейтрализация может быть достигнута современными ОТРК и РСЗО.

Прежде всего речь идет о новейшей белорусско-китайской разработке РСЗО «Полонез», рассматривается также вопрос закупки российских ОТРК «Искандер Э». По этим направлениям, судя по всему, и будет расширяться военно-техническое сотрудничество Беларуси и России.

В то же время белорусские ВВС действительно нуждаются в количественном наращивании и технической модернизации. Вероятно, это и станет одним из пунктов повестки дня на переговорах вокруг российской военной авиабазы.


— Беларусь имеет стратегические отношения с Россией, и в то же время усиливает сотрудничество с Китаем и со странами ШОС. Создает ли это некие предпосылки для пересмотра внешнеполитических контуров страны в пользу интересов Поднебесной? Может ли данный факт стать в дальнейшем яблоком раздора в отношениях России и Китая?

— Учитывая нынешний российский «поворот на Восток», можно сказать, что Беларусь предугадала эту ситуацию, и это позволяет ей эффективно включаться в совместные проекты, в том числе с привлечением Евросоюза.

Конечно, при этом будут возникать противоречия между различными субъектами хозяйствования.

В качестве примера можно привести ситуацию вокруг российского автомобильного рынка, на который претендуют как местные производители, так и белорусско-китайское предприятие «Белджи». Эти частные ситуации должны регулироваться на наднациональном уровне во избежание раздувания конфликтов.

 

Сверхзадача Беларуси — сформулировать такое предложение, которое было бы выгодным для всех игроков Северного континентального пространства, не исключая ни ШОС, ни Западную Европу.

Если эту задачу решить не удастся, то Беларусь вновь окажется в пропасти геополитического разлома, не раз ставившего весь регион на грань выживания.


— Интересно было бы услышать о том, как обстоит положение дел в экономике страны, скажем, изменилась ли степень занятости трудоспособного населения до и после вступления страны в российские интеграционные проекты?

— Белорусская экономика никогда не разрывала хозяйственных связей с бывшими республиками СССР. Уровень интеграции экономики БССР с другими советскими республиками всегда был беспрецедентно высок: на внутрисоюзный товарооборот приходилось 84% белорусской внешней торговли.

Конечно, начало 90-х ознаменовалось всеобщим экономическим обвалом, но последние 20 лет уровень интеграции белорусской экономики восстанавливается, хотя товарооборот Беларуси с партнерами по ЕАЭС так и не дотягивает до 50% от общего объема.

Тем не менее, хозяйственные связи с Россией и иными постсоветскими республиками позволили Беларуси сохранить свои традиционные рынки и отрасли экономики, превратившись в ведущего регионального производителя сельхозтехники, продуктов питания, продукции машиностроения и т.д.

Но в условиях нынешнего кризиса интеграция бьет бумерангом по белорусской экономике. В стране, как и в России, наблюдается затяжная промышленная рецессия, замедление внешней торговли, обесценение национальной валюты, падение реальных доходов населения.

Даже возникла небольшая безработица — явление, с которым белорусы не сталкивались со времен Октябрьской революции.


— Хорошо. Ведь наверняка в Беларуси есть и сторонники интеграции в европейское сообщество?

— В белорусском медиапространстве довольно широко и шумно представлена политическая оппозиция, главной задачей которой является евроинтеграция «назло России». Но поддержка ее в белорусском обществе крайне незначительна, равно как и доступ оппозиции к реальным рычагам власти.

При этом основная масса белорусов имеет более прагматичный взгляд на евроинтеграцию. Так, Беларусь уже несколько лет подряд занимает первое место в мире по количеству шенгенских виз на душу населения. При этом больше половины белорусской торговли приходится на Евросоюз.

 

Поэтому белорусский социум, как потребители, так и бизнесмены, давно чувствуют себя европейцами, но при этом не нуждаются в каком-то политическом измерении евроинтеграции.

Несколько обделенной в этом плане чувствовала себя часть чиновничества, но со снятием санкций эта проблема также уходит в прошлое. В целом белорусское общество выступает как за дружбу с Европой, так и за союз с Россией.

Президент в этом смысле вполне отражает общественные настроения, заявляя о необходимости «интеграции интеграций» от Лиссабона до Владивостока и резко критикуя любые попытки втянуть Беларусь в нынешнее противостояние Запада и России.


— Скажите, почему все-таки живуч сложившийся стереотип о том, что в Беларуси сохранились элементы коммунизма?

— Образ про некую европейскую «Северную Корею» формировался годами, штамп о «последней диктатуре Европы» стал расхожим и в западных политических кругах, и в СМИ, проник даже в голливудские фильмы.

Не раз приходилось наблюдать искреннее удивление иностранных делегаций, когда они в Минске не обнаруживали руин и толп голодных граждан. Для исправления имиджа Беларуси многое сделал прошлогодний чемпионат мира по хоккею, когда множество обычных европейцев собственными глазами увидели пресловутый белорусский порядок.

Одной из его составных частей является толерантное отношение к собственной истории, в том числе к коммунистическому прошлому. Эта отличительная черта Беларуси в последние годы даже превратилась в одну из туристических фишек страны. Можно констатировать, что от советской системы сохранилась лишь внешняя эстетика и социальная ориентированность.

По сути же Беларусь — европейская страна с сильной президентской властью и рыночной экономикой, в которой государственный дирижизм с каждым годом ослабевает.


— Прогнозируете ли вы расширение Евразийского союза в дальнейшем?

— В ближайший год сложно прогнозировать расширение ЕАЭС на фоне экономической рецессии в России и продолжающейся санкционной войны с Западом.

Сейчас имидж евразийской интеграции не настолько привлекателен, особенно учитывая декларативность некоторых ее ключевых положений, их растянутость на десятилетний срок. Более вероятно расширение зоны свободной торговли ЕАЭС. В ней может состоять практический интерес многих стран мира, чувствующих перспективу в евразийском пространстве.

Что касается непосредственного расширения ЕАЭС, то главной неудачей последних лет для него стало гарантированное неучастие в нем Украины. Эта страна с высокоразвитой промышленностью, сельским хозяйством и 40-миллионным населением могла бы стать залогом долгосрочного успеха евразийской интеграции.

Однако события пошли по худшему сценарию, и даже потенциальное присоединение некоторых закавказских и центрально-азиатских стран не станет решающим фактором успеха.


— Хотелось бы услышать ваше мнение по ситуации на Ближнем Востоке. Как долго еще ждать завершения активной военной фазы?

— Я думаю, речь идет о нескольких месяцах. Более долгий срок автоматически означает неудачу сирийской операции в массовом восприятии.

 

Поэтому при достижении более-менее значимых побед наземными силами сирийской армии будет объявлено об успешном завершении сирийском миссии и начат вывод российского контингента.

Одновременно должен быть инициирован переговорный процесс по мирному урегулированию сирийской гражданской войны.

Однако вовсе не факт, что все сложится именно так. Сирийский узел слишком запутан и имеет массу неизвестных, так что Кремль пошел на очень большой риск, начав там военную операцию.


— А что вы думаете по поводу позиции России в сирийском конфликте? Какими могут быть его последствия для самой Москвы?

— Поведение России в Сирии было предсказуемым, первые утечки о возможности военной операции в этой стране появились в СМИ еще в прошлом году на пике украинского кризиса.

Уже тогда было очевидно, что военно-технической помощи Дамаску недостаточно даже для сохранения статус-кво. Сирийская операция имеет несколько смыслов для России. Прежде всего, это закрепление российского присутствия на Ближнем Востоке, где были традиционно сильны позиции СССР. Это не только вопрос престижа, но и геополитическая игра с США за право решать судьбы мира.

Кроме того, атака на ИГИЛ имеет целью превентивное предотвращение угроз для российского Кавказа и «южного подбрюшья» России.

Еще одна цель — переключение внимания СМИ и общества, как российского, так и западного, с украинской гражданской войны на другие сюжетные линии.

В то же время гарантировать достижение всех этих целей сложно. Очевидно, что 50 самолетов не могут стратегически переломить ситуацию на Ближнем Востоке и обеспечить долгосрочные российские интересы в Сирии, включая сохранение базы в Тартусе. Также удары по ИГ способны спровоцировать возвращение части боевиков российского происхождения к себе домой, причем с боевыми задачами.

Впрочем, как показывает ситуация с падением российского самолета на Синае, месть ИГ возможна самыми различными способами.

И, наконец, сложно допустить, чтобы Запад «забыл и простил» Кремлю Крым и Донбасс в обмен на сирийскую операцию, тем более что она путает карты антиасадовской оппозиции.


— Некоторые ваши коллеги расценивают политику Турции в сирийском конфликте как ошибочную. Разделяете ли вы это мнение?

— Политика Турции в Сирии и Ираке находится в русле многолетних трендов Анкары. Их основа — защита национальных интересов Турции как единого государства. Главной очевидной угрозой с этой точки зрения была и является курдская проблема. Можно трактовать эту позицию как недостаточно гибкую, но, по крайней мере, вполне понятную и последовательную.

Учитывая, что Турция является членом НАТО, она, с одной стороны, имеет дополнительные гарантии безопасности, в том числе и касательно угроз со стороны ИГИЛ, с другой стороны, она стремится избегать ненужных военных авантюр, ограничиваясь краткими силовыми акциями.

Подобная линия поведения наверняка сохранится, если только новая администрация США не примет решение действовать на Ближнем Востоке более активно.



Матанат Насибова, 1news.az