В последние дни в ряде белорусских и российских СМИ актуализировалась тема возможного военного вторжения России в Беларусь.

По сообщению «Белорусской правды», лидер белорусской оппозиции Николай Статкевич, комментируя ответ министра обороны Андрея Равкова на письмо Рады Белорусского национального конгресса с требованием объяснить, готова ли армия к защите страны от военного вмешательства РФ, заявил, что, судя по ответу Минобороны, «власти не готовы противостоять агрессии с Востока». По словам Статкевича, Минобороны и официальный Минск «озабочены угрозой с Востока».

«Ответ преследует несколько целей. Во-первых, это попытка успокоить общество. Во-вторых, это сигнал Москве, что «у нас все в порядке». В-третьих, это сигнал тем, кто служит в армии, о том, какую позицию им следует занимать», — заявил Статкевич.

Что стоит за слухами о возможном вторжении российской армии в Беларусь и есть ли почва под ними? Политолог Сергей Богдан дает свое видение ситуации.
 

       

Тема возможного вторжения в Беларусь со стороны России и готовности белорусской армии к его отражению поднимается не впервые. В то же время дискуссия по данному вопросу строится на чем угодно, кроме фактов и анализа.

По умолчанию считается, что Кремль маниакально стремится захватить все вокруг, а каждый белорус, чьи политические взгляды, культурные ориентации или представления об истории отличаются от оппозиционного мейнстрима — потенциальный агент Путина. Оба эти представления — чрезвычайно спорны.

Тем не менее они получили широчайшее распространение в СМИ и политическом сообществе страны. Настолько, что министр обороны страны Андрей Равков был вынужден даже ответить на заявление политического движения Николая Статкевича о неготовности национальной армии защитить страну.


Ждём вторжения с 2014 года

Во-первых, у Москвы нет мотива для вторжения.

Вероятность вторжения в Беларусь начали обсуждать сразу же после событий в Крыму и, в результате, к настоящему моменту тема начала даже терять сенсационность. Хотя никаких сопоставимых с крымскими условий и предпосылок в Беларуси не было, тема «крымского сценария» муссировалась наряду с темой «донбасского сценария» все эти годы. Бывший советник Путина Андрей Илларионов уже в 2014 г. четко заявлял о наличии у Кремля планов по аннексии Беларуси уже в ближайшем будущем.

Но первый вопрос — зачем Кремлю вторгаться в Беларусь?

Если проводить аналогию с Украиной, то в действиях российских и пророссийских сил в этой стране логика, стратегия и тактика были весьма прозрачны.

В Крыму была осуществлена войсковая операция, где участие местных активистов и заезжих романтиков было минимальным. Потому как операцией рулили военные, для которых «партизаны» всегда были и есть чем-то подозрительным и ненужным.

Рулили военные, потому как интерес России в Крыму был четко очерчен — Черноморский флот (который важен России и для действий в Средиземноморье).

Проблемы со свободой действий этого флота из Крыма в отношении Сирии возникли еще в 2013 г., а после Майдана в Москве возникло предчувствие того, что с крымских баз ЧФ могут прогнать. Уходить было некуда — более-менее адекватных запасных баз, в отличие от Балтики, на Черном море у России не было. Потому и была запущена стремительная операция по захвату Крыма.

Украинское правительство, по мнению Москвы, начало переходить одну из «красных черт» — угрожая, условно говоря, де-факто лишить Россию одного из ее важнейших стратегических инструментов — Черноморского флота.

На Донбассе ситуация была иная. Военным действовать там особого интереса не было. Поддержку политической оппозиции киевскому правительству там были склонны оказать совсем другие силы — некие идейные националистические элементы в российском истеблишменте.

Но и они, вероятно, смогли развернуть свою деятельность, только убедив российское руководство, что таким образом Россия сможет помешать попыткам украинского правительства вернуть аннексированный Крым. Т.е., поддерживала там оппонентов Киева совсем другая башня Кремля и действовали действительно «романтики с большой дороги». Отсюда и хаос, и балаган, который воцарился на Донбассе с самого начала.

Российских военных Кремль отправил туда лишь где-то к середине лета 2014 г., когда устроенный энтузиастами-«партизанами» на Донбассе кровавый бардак, с одной стороны, привел к международным осложнениям (сбитый «Боинг»), а с другой стороны, грозил завершиться крайне опасной для Кремля картинкой разгрома пророссийских сил.


Какое отношение к Беларуси имеют оба этих сценария?

В Беларуси нет стратегических ресурсов, сопоставимых с Черноморским флотом, а существующие два российских военных объекта хотя и важны для Москвы, но в конечном итоге не критичны.

Возможной «красной линией» для Беларуси мог бы стать выход из совместной системы ПВО с Россией.

Учитывая размещение Беларуси не просто на границе России, а рядом с центральным регионом России и самой Москвой, разрыв системы ПВО действительно нанес бы обороноспособности России непоправимый урон.

Но Минск осознает это и, успокаивая Кремль, в прошлом году, наконец, завершил многолетний процесс официального создания Единой системы противовоздушной обороны с Россией.

Де-факто такая система существовала всегда, и официальное ее оформление — после многолетних проволочек — лишь подтверждает:

Минск понимает, что прикрытие неба над Москвой — абсолютная «красная линия», а потому, даже конфликтуя с Кремлем по самым различным вопросам — от нефти-газа до отношения к киевскому руководству, Минск предпочел не трогать ПВО.

Очевидно, что другие возможные «красные линии» — вроде вступления Беларуси в НАТО или размещения неких войск и объектов альянса в стране — являются пока фантастическими сценариями вроде нашествия марсиан.

Возможно, еще одной реально действующей в настоящее время «красной линией», за которую Беларуси не стоит заступать, является контроль над системой трубопроводов и режим их работы.

Но в этом смысле Москва уже давно и успешно работает над тем, чтобы диверсифицировать свои маршруты и в этом смысле данная «красная линия» постепенно блекнет, а в случае прокладки трубы по Балтике и вовсе станет лишь розовой.

Ну и пока что споры Минска и Москвы в отношении нефти и газа все же остаются в коммерческой плоскости — что же, между США и Японией тоже случались торговые войны.

Более того, Москва вполне терпимо пока относится и к построению Минском в последнее десятилетие фактического нейтралитета.

Поэтому явных мотивов для вторжения даже гипотетически пока не просматривается. Конечно, в идеологическом ключе можно всегда сослаться на те или иные слова или концепции Путина и иных российских деятелей.

Но до сих пор история показывает, что стратегические расчеты определяют действия Кремля куда больше, нежели некие идеологические конструкты.


А может, вы — предатели?

Ну а если Россия вторгнется? В последние пару лет в СМИ сформировалось представление о неизбежном блицкриге Путина в Беларуси, поскольку, мол, белорусская армия ни на что не годна.

Например, очень остро в лояльности белорусской армии белорусскому государству усомнилось оппозиционное движение «За свободу», в июне 2014 г. выступив с громким заявлением. Излишне говорить, что в нем просматривается, прежде всего, влияние событий на Украине, а не ситуации в Беларуси. Ведь никаких серьезных фактов нелояльности до сих представлено не было.

Зато налицо попытка дискредитировать армию и внести раскол в ней и в обществе вообще.

Ведь, по сути, все эти обвинения построены на той очевидной реальности, что и большинство белорусов, и служащие силовых структур страны не поддерживают политической идеологии этнического национализма и радикально антисоветского видения истории.

По умолчанию считается, что это равносильно поддержке Путина. Кто не с нами — тот против нас.

Тем самым эти — возможно действительно патриотичные силы — раскалывают общество и отталкивают от себя — и в объятия прокремлевских структур — всех соотечественников, которые отличаются от них своими взглядами. В том числе сотрудников силовых структур.

Между тем, очевидно, что без такого раскола и выталкивания «несвоих» соотечественников (ваты-колорадов-несознательных-комуняк) Путин не имеет не единого шанса в Беларуси. Ельцинско-путинская Россия сама по себе мало интересна белорусам, которые прожили в своей стране без прелестей олигархического капитализма, войн и террора все эти годы.

Путин ведь тоже десоветизирует Россию — без шума, а значит и эффективнее, чем украинские власти, наследие СССР интересует его лишь настолько, насколько некие аспекты его можно переписать на Россию, выбросив оттуда всех нерусских.

Поэтому вряд ли стоит проявления советской ностальгии априорно считать пропутинской линией. Пока общество не расколото по украинскому образцу, у Кремля нет сторонников в Беларуси.

Есть, конечно, одно «но». Россия, несомненно, интересна белорусам как место для заработка, но вряд ли это можно оценивать как склонность к аншлюсу с Путиным. Т.е., как говорится в старом анекдоте об экскурсии в ад — «не надо путать туризм с ПМЖ».

Также, в отличие от Украины, в Беларуси давно нет более-менее серьезных пророссийских движений. Конец им (Славянский собор «Белая Русь», РНЕ и пр.) был положен тихими, но последовательными действиями белорусских властей еще в конце 1990-х.

И возникновения новых никто не допускает — без националистического гиканья и скакания. Т.е. у Путина в Беларуси нет и структур. А ряд пророссийских врагов белорусской государственности был неформально и без лишнего шума устранен от работы в госорганах и в ряде случаев выдавлен из страны.

Вдобавок у Минска есть пока действующие госструктуры и силовые ведомства.

Ведь как возник донбасский конфликт? Точно же не с внезапного боестолкновения тысяч солдат. Он начался с мелких недоработок местных органов — погранслужбы и местных райотделов украинской милиции, которые не остановили своевременно буквально считанных людей.

В результате проблема превратилась в проблему госбезопасности. Дальше не сработало местное СБУ, которое должно было ликвидировать группу Гиркина, пока она не разрослась — и проблема превратилась в военную.

Так вот, пока есть все основания полагать, что попытки повторить Славянск в Беларуси просто закончатся задержанием первого же энтузиаста «а ля Гиркин-Стрелков» на первой же его встрече со сторонниками «Русской весны».

Действительно, ходили слухи о том, что экстремистские силы из России пытались сеять зерна «Русской весны» в восточных регионах Беларуси в 2014 г. Но все закончилось очень быстро — поскольку в стране есть функционирующие органы государственной безопасности, попытки заезжих эмиссаров «ловить души» в околоспортивной среде были пресечены.

 

Подведём итог

Действия Кремля хотя и вызывают нередко обоснованное возмущение и возражения окружающих, но — как показывает в частности украинский опыт — в целом далеки от маниакальности, а следуют скорее циничным стратегическим расчетам, которые поддаются некоторому анализу.

У Москвы на данный момент нет причин вторгаться в Беларусь.

Вряд ли они появятся и в ближайшее время.

Минск старается не давать Кремлю повода для принятия крайних мер и обходит «красные линии» успешно, хотя и негласно выстраивая в то же время нейтралитет на протяжении уже более чем десяти лет.

Вопреки расхожему мнению, Москва терпит это (как и терпела в свое время построение финского нейтралитета). Более того, как показала провалившая попытка разместить в Беларуси в 2013-2015 гг. российскую авиабазу, Минск успешно находит взаимоприемлемые решения в отношениях с Россией в ситуации, когда на него давят даже российские силовые ведомства.

Разговоры же о нелояльности белорусской армии и других госструктур зиждятся на копировании украинских политических дискуссий, весьма далеких от белорусских реалий.
      

Более того, даже если такие разговоры и ведутся людьми, движимыми патриотическими чувствами, они имеют прямо противоположное действие, раскалывая страну и фактически играя на руку тем, кто попытается повторить «донбасский сценарий» в Беларуси.

Ведь патриотизм — это не делить соотечественников на согласных и не согласных с тобой. Патриотизм — это переступить через свои расхождения по многим вопросам с другими ради страны — пускай и не идеальной, но являющейся общей судьбой для всех.