На пятом курсе я окончательно перестал учиться. Военной кафедры, где строго следили за посещаемостью, больше не было. Поэтому 31 августа, когда однокашники прощались с летом, я улетел в Душанбе – в поход по Фанским горам.
Так что 45 лет назад я находился на высоте в 4 с лишним километра.

Красоты – обалденные. Когда через несколько лет впервые услышал песню Юрия Визбора «Я сердце оставил в Фанских горах», то полностью согласился с таким решением.

Потом были жаркие Бухара, Самарканд, неторопливая дорога поездом домой – для студента лететь в два конца дороговато, — и в институт я пошел числа 23 сентября. Начал, естественно, со столовой – самого любимого места на факультете, где провел времени больше, чем в любой аудитории или лаборатории.

А там встретил друга Левку – он сейчас в Америке.

-- «Хорошо, что ты появился! – говорит. – Нас – самых рьяных прогульщиков — к декану вызывают. На 14 часов. Так что поедим и пойдем.»

-- «Это тебя вызывают – отвечаю. — Чтобы меня вызвать, надо сначала на занятиях застать!»

И отправился на лекцию – с ребятами повидаться.

Тем не менее сессию я сдал – у однокурсницы Машки, она в Канаде, шпаргалки были понятнее любых конспектов. Потом была преддипломная практика в отделе проектирования сельских линий электропередач. Нас с однокашником повезли на объект.
 

На обратном пути газик перевернулся, что при его брезентовой крыше грозило неминуемой гибелью, но чудом встал на колеса. Причем упал в столь глубокую канаву, что проехали гаишники и нас не заметили.

Для моего друга Димы и нашего руководителя Улдиса это происшествие стало сигналом к смене профессии, а я потом еще четыре года с удовольствием проектировал эти линии. Кстати, еще раз перевернулся, на этот раз на бок, но без всяких последствий – позвали с шофером тракториста, поставили машину на колеса и поехали дальше. Зато зарплата сдельная, а по пятницам можно и прогулять – считается, что ты еще в командировке.

Но это после диплома, а пока шла практика, я смылся в прекрасный лыжный поход по Южному Кавказу. Плоскогорья с мягким скольжением вниз по склону, добрые туземцы, впервые в жизни видевшие туристов и обрушивавшие на нас весь сногсшибательный в прямом смысле слова шторм кавказского гостеприимства. Потом еще прекрасные Вардзия, Тбилиси и Мцхета...

Приближалась защита диплома, а мне обязательно надо было сплавиться по Черемошу – красивой карпатской реке. Наши ходили каждый год, а я еще не выбрался. Проблема, что помимо диплома висел и курсовик по экономике энергетики.
 

Но тут я вдруг обнаружил, что довольно редкая фамилия моего молодого товарища по лодке совпадает с фамилией преподавательницы.

— «А кто это нам экономику преподает? Твоя мама? А может она мне курсовик зачесть, не читая?»

Юный здоровяк объяснил матушке, как важно для его успешной туристической карьеры мое участие в этом походе, она поставила условием, чтобы на пятерку я не рассчитывал, и я с легкой душой сдал тетрадку, где от своих условий переходил к тексту, списанному у товарища, уже на второй странице.

Черемош был прекрасен не только горами, но и экзотическими селениями по берегам. Я был завхозом и почему-то регулярно ходил к народу менять наши продукты на их. Где-то есть фотография, как я прямо в гидрокостюме тащу котел с уже почищенной крестьянами картошкой и несколько кочанов капусты, так целиком и заквашенных – редкое объедение, тогда первый раз попробовал.

С дипломом тоже проблем не возникло. Я до сих пор могу его объяснить любому, кто в энергетике ничего не смыслит. Тема – «Ресурсы внепиковой электроэнергии».

Дело в том, что человечество препочитает ночью спать. Поэтому мы тратим электричество очень неравномерно – по утрам и вечерам вдвое больше, чем ночью. Атомные электростанции отключить в принципе нельзя, гидроэлектростанции можно, но их ресурс в равнинных странах невелик. Поэтому приходится отключать часть агрегатов на тепловых станциях, а потом долго подогревать пар до нормальных кондиций. Это очень невыгодно.

Было бы хорошо найти потребителя энергии для ночного времени. Таким могли бы стать жилые дома: ночью воду нагрел, она весь день теплая, вот и отопление. В городах уже и так есть теплотрассы, а в сельской местности самый раз. Мой руководитель рассчитал, сколько есть таких ресурсов по всем регионам Латвии на сегодня, а мне предложил проверить этот расчет по прогнозу на 2000 год.

Я, не будь простак, взял и пропорционально увеличил результаты шефа в соответствии с прогнозом. Он сначала обрадовался, а потом понял, разозлился – а делать нечего, сдавать пора. Руководителю платят за диплом, не терять же ему законно заработанное.
 

Недавно я увидел его имя в списках тайных агентов КГБ, и это окончательно сняло все мои угрызения совести.

Чертежи мне сделала другая черемошская спутница – она хорошо рисовала, я ей просто таблицу дал, она сама графики составляла. Мы вообще тогда практиковали совместное производство дипломов. Я специализировался на аннотациях. Составлял по-русски, даже не понимая смысла, только по оглавлению, переводил их на латышский, потом тащил на дачу к отцу, чтобы тот расставил гарумзиме и перевел на немецкий. Зря он, что ли, оканчивал немецкую гимназию?
 
А теперь то, зачем я все это рассказал. Почти каждую летнюю субботу мои друзья катаются на парусном катамаране по Гауе в ее устье с выходом в море, а потом едут к хозяину катамарана на дачу. Пару раз в год и я принимаю участие. Так вот, в последнюю субботу мы вдруг стали вспоминать Черемош и выяснилось, что из 16 участников того похода шестеро сейчас плывут по Гауе. Еще трое вполне могли бы быть с нами – мы в постоянном контакте, просто в эту субботу у них оказались другие дела.

Двоих, к печали, уже нет в живых, еще двое за границей. Один в Америке – я его вижу раз в два-три года, трижды вместе путешествовали по тому полушарию. Другая в Киеве. Увы, украинская пенсионерка – это приговор к бедности, общение только по телефону. Итак, из 16 человек, проведших упоительные майские праздники на Черемоше, мы бесследно потеряли только троих – и это через 44 года и 4 месяца.

Конечно, я мог прожить и другую жизнь. Честно ходить на лекции и сдавать экзамены по своим конспектам, а не машкиным шпаргалкам. Пройти всю практику без отлучки на Кавказ. Посчитать самому курсовик по советской экономике знергетики, а не уповать на дружбу с сыном добрейшей Нины Константиновны. И безо всякого жульничества рассчитать эти несуществующие ресурсы внепиковой электроэнергии по состоянию на 2000 год, чтобы стукач-руководитель беспрепятственно защитил диссертацию. Представляете себе, какое отношение имели бы эти подсчеты к реальной картине 2000 года?

А теперь вопрос: кому было бы лучше, если бы я прожил тот замечательный год честно, как положено советскому студенту-комсомольцу? Вот в том-то и дело. Самое простое в этой жизни – беспрекословно выполнять все, что от тебя требуют. Тебя будут хвалить, и спать можно спокойно.

Только когда через много десятков лет вспомнишь, на какую бессмыслицу растрачена жизнь, станет больно.

Ведь очевидно, что Черемош в широком смысле слова был самым важным в нашей студенческой жизни, а не лекции, конспекты и оценки. Любые знания забываются, остаются только приключения и друзья.
 

Сейчас моему сыну 17, он учится в Питере. Я постоянно ему твержу, что учиться надо хорошо – иначе снимут стипендию, а больше денег я посылать не собираюсь. Но еще важнее не забывать, что сейчас у тебя пять лучших лет жизни в лучшем городе мира. И их никакие пятерки не заменят.

По рассказам мальчика вижу, что он мои указания честно выполняет. «Июнь был самый лучший месяц!» не потому что сессия, а потому что белые ночи и свободна квартира тетки.

Парадоксально, что мои черемошские друзья, когда я им рассказываю о своей педагогической теории, не восторгаются, а ругают меня, хотя тогда жили примерно по тем же принципам. Дескать, ты учишь парня на своем опыте, а надо на правильном...

Ну почему мы так плохо усваиваем уроки своей замечательной юности?

 

---

---