---

Окончание. Начало здесь

---

 
 
Следует отметить, что особенностью того периода являлось то, что некоторые поручения доводились вождями революции органам ВЧК на места без каких бы то ни было согласований — такова была практика первых лет революции.

Поэтому ответственность за многие деяния не всегда означала непосредственную причастность Дзержинского к репрессивным акциям, в частности против православного духовенства. На этот счёт директивы от него не исходили.

Помимо текущей работы Дзержинский в основном выполнял поручения Ленина.

Так, 2 мая 1922 года Ленин направил Дзержинскому директиву организовать высылку из Советской России враждебно настроенной творческой интеллигенции.

Предвосхищая последствия, Дзержинский предусмотрительно направляет установочные записки членам комиссий и органам ГПУ со ссылкой на поручение Ленина:
 

«Директивы Владимира Ильича. Совершенно секретно. Продолжайте неуклонно высылку активной антисоветской интеллигенции (и меньшевиков в первую очередь) за границу.

Тщательно составить списки, проверяя их и обязуя наших литераторов давать отзывы. Распределять между ними всю литературу.

Составить списки враждебных нам кооператоров. Подвергнуть проверке всех участников сборников «Мысль» и «Задруга». Верно. Ф. Дзержинский».
 

По директиве Дзержинского из Москвы и Петрограда был отправлен специальный «философский теплоход». Поездом вывезли противившихся новой власти экономистов, историков, врачей и финансистов.

Даже обличители Дзержинского признают при этом:
 

«С другой стороны, в исторической перспективе высылка имела и положительную сторону: она фактически спасла многих людей от гибели в сталинских застенках в 1930-е годы».
 

  


Дзержинский за рабочим столом. 1922 год
 

---

Нечто похожее произошло и в отношении лидеров правых эсеров.

Те из них, кто находился в пределах досягаемости ГПУ, сначала были арестованы и осуждены к расстрелу, но потом смертная казнь для подавляющего большинства из них по настоянию Дзержинского была заменена 10-ю годами тюрьмы.


В сложной и противоречивой обстановке того времени Дзержинский старался сам и требовал от подчинённых строгой объективности, хотя на местах проследить точность исполнения в то время было весьма сложно.

Успешность Дзержинского в организации борьбы с преступностью и контрреволюцией послужила причиной того, что в довесок на него возложили ряд обязанностей по восстановлению народного хозяйства страны Советов.

С апреля 1921 года он — нарком путей сообщения, быстро наводит порядок на транспорте, организует перевозки продовольствия и топлива, помощь голодающим Поволжья, борется с дороговизной, канцелярской волокитой, взяточничеством и пьянством на транспорте.

В 1921 году Дзержинский по собственной инициативе вызвался организовать борьбу с самой большой бедой на освобождённых от белогвардейцев территориях — детской беспризорностью.

Луначарский так воспроизводит его слова:
 

«Я хочу бросить некоторую часть моих личных сил, а главное сил ВЧК, на борьбу с детской беспризорностью...

К этому меня побуждает второе соображение: я думаю, что наш аппарат один из наиболее четко работающих. Его разветвления есть повсюду. С ним считаются. Его побаиваются.

А между тем даже в таком деле, как спасение и снабжение детей, встречается и халатность, и даже хищничество!

Мы все больше переходим к мирному строительству, я и думаю: отчего не использовать наш боевой аппарат для борьбы с такой бедой, как беспризорность?»



      

Комиссию, по настоянию Дзержинского, создали 27 января 1921 года. На тот момент по разным данным беспризорных в России насчитывалось от 5 до 7 млн. человек.

Для разбора ситуации Дзержинский отправил в освобождённые от белых губернии члена Моссовета Асю Калинину. Та привезла отчёт:
 

«Количество сирот и беспризорных детей растет с ужасающей быстротой. Дети, как это наблюдается во всех не только голодающих, но и производящих губерниях, десятками ходят голодные, холодные по миру за подаяниями, научаются разврату, обворовывают и наводят панику и ужас на села и деревни...»
 

Не будем останавливаться на предпринятых мерах, отметим лишь главное — к моменту смерти Дзержинского в 1926 году беспризорных в стране насчитывалось не более 400 тысяч.

ВЧК, действуя, порой, с присущей ей жёсткостью, сумела накормить, обогреть, одеть и спасти от болезней и гибели миллионы молодых жизней. И это факт, против которого вряд ли можно возражать. Разве что — замалчивать.


30 декабря 1922 года Дзержинский участвует в работе I Съезда Советов СССР, где избирается членом ЦИК.

В столь ответственное время состояние здоровья вождя и главной опоры Дзержинского — В.И. Ленина, резко ухудшилось.

Народный комиссар Леонид Красин писал: «Ленин стал совсем невменяемый, и если кто-то имеет на него влияние, так это только «товарищ Феликс».

21 января 1924 года в усадьбе Горки Ленин скончался.

По настоянию И.В. Сталина Президиум ЦИК СССР назначает Дзержинского председателем комиссии по организации похорон вождя.




Дзержинский на похоронах Ленина
 

---

Это сразу поднимает значение Дзержинского в иерархии власти, но чревато смертельной опасностью для него, так как в руководстве ВКП(Б) разгорелась непримиримая борьба за власть между Троцким и Сталиным.

В литературе постоянно переписывается цитата из «Википедии», что, по утверждению Сталина, Дзержинский был активным троцкистом, голосовал за Троцкого, и не просто голосовал, а открыто Троцкого поддерживал при Ленине против Ленина.

Как же дела обстояли на самом деле?


Действительно, в 1921 году Дзержинский активно поддерживал Троцкого в вопросе о милитаризации профсоюзов, но уже через год он в тандеме со Сталиным вступил в споры по вопросам об устройстве СССР.
 
Его отношение к Троцкому просматривается из его переписки с видным большевиком Антоновым-Овсеенко, против позиции которого он решительно выступил в январе 1924 года.

10 января Антонов-Овсеенко пишет Дзержинскому:
 

 
«Дорогой и глубокоуважаемый Феликс Эдмундович.

 Я себя считаю не ослепленным групповой борьбой — вот и все. Считаю, чувствую, что для меня партия в целом действительно дорога, и в твоем выступлении против меня ты не прав. Просто — я не фракционер; а у большинства Политбюро, как и у Троцкого, я вижу этот фракционный уклон.

Твой Антонов».
 

А вот ответ Дзержинского от 12 января 1924 года:
 

«Дорогой друг! ... я отношусь к переживаемому нами кризису гораздо серьезнее и вижу величайшую опасность. Но причина опасности не в дискуссии нашей, а в составе нашей партии.

Поднять уровень своей жизни и при нашей некультурности — требует от партии величайшего идейного единства и единства действий под знаменем ленинизма. А это значит надо драться с Троцким».
 

А теперь о том, в каком контексте и что на самом деле говорил Сталин. Это принципиально важно.

Речь идет о стенограмме расширенного заседания Военного Совета при Наркоме Обороны 2 июня 1937 года, на котором Сталин начинает заседание с констатации существования военно-политического заговора и в то же время размышляет — как нужно судить о людях.

Отметив, что Ленин был дворянского происхождения, Энгельс — фабрикант, Чернышевский — сын попа, он делает вывод:
 

«Из этих прослоек всегда могут быть лица, которые могут служить делу рабочего класса не хуже, а лучше, чем чистокровные пролетарии. Поэтому общая мерка, что это не сын батрака, — это старая мерка, к отдельным лицам не применимая... Это, я бы сказал, биологический подход, не марксистский».
 

А далее последовало, что нельзя судить о человеке по его отношению к Троцкому в первые годы советской власти. Здесь и всплывает имя Дзержинского:
 

«Часто говорят, в 1922 году такой-то голосовал за Троцкого. Тоже неправильно. Человек мог быть молодым, просто не разобрался, был задира. Дзержинский голосовал за Троцкого, не просто голосовал, а открыто Троцкого поддерживал при Ленине против Ленина... Андреев был очень активным троцкистом в 1921 году...»
 

А далее — вывод:
 

«Были люди, которые колебались, потом отошли, отошли открыто, честно и в одних рядах с нами очень хорошо дерутся с троцкистами.

И нет ничего удивительного, что такие люди, как Дзержинский, Андреев и десятка два-три бывших троцкистов, разобрались, увидели, что линия партии правильна и перешли на нашу сторону».


 

Как мне представляется — комментарии излишни.


Несмотря на ухудшение здоровья, в 1924 году Дзержинский становится председателем Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ).

Следует отметить, что работа ОГПУ была тесно увязана с ВСНХ.

Необходимость взаимодействия была связана с ускоренной индустриализацией страны и потребностью в использовании знаний и опыта буржуазных специалистов, среди которых было достаточно явных и тайных врагов советской власти.

Многие распоряжения Дзержинского того времени свидетельствуют о его нацеленности на согласованные действия чекистов и хозяйственников, внимательное отношение к техническому персоналу.

В то же время он требовал от чекистов соблюдать «величайшую осторожность в арестах и величайшую внимательность при ведении самого дела», применять решительные меры по пресечению ложных доносов.

Восстановление экономики, разрушенной в ходе Гражданской войны, беспощадная борьба с бюрократизмом и разрастанием государственного аппарата потребовали от Дзержинского неимоверной концентрации сил.

По сути дела, он пошёл ва-банк — вступил в открытую борьбу с бюрократическим аппаратом, в плохой организации деятельности которого видел главное препятствие развитию страны.


Мало кто знает, что в 1927 году была издана интереснейшая книга: «Ф.Э.Дзержинский. Три последних речи», которую больше по понятным причинам не переиздавали.

В ней — стенограммы выступлений Дзержинского на посту председателя Всероссийского совета народного хозяйства на совещаниях, состоявшихся до того и в день его скоропостижной кончины.

Предисловие к изданию написано В. М. Молотовым, который верно заметил, что «Дзержинский вызвался на войну с недочётами и пороками системы управления, бюрократической волокитой», что само по себе было вызовом всей системе.

Из содержания речей следует, что «железный Феликс» в течение 1924-1926 годов глубоко изучал экономику, хозяйственную деятельность.

Он говорил:
 

«Надо сократить волокиту, бумагомарание, поток документов, в котором мы тонем. Нужно сделать, чтобы не было такой бюрократической системы, когда мы не знаем, что делаем, а знают это бумажки в наших портфелях».
 

Выступая перед наркомами, Дзержинский подчёркивал:
 

«Работа аппарата должна быть доведена до максимальной чёткости, быстрого темпа. Мы страдаем организационным фетишизмом.

Не учреждения действуют, а люди работают в учреждениях. Должна быть чёткость и ясность, кто, за что персонально отвечает, личная ответственность.

Нужно, чтобы нас не дёргали туда-сюда, и мы не дёргали других».
 

В речи, которую произнёс 20 июля 1926 года на пленуме ЦК ВКП (б), он защищает крестьян и указывает на факты подтасовок данных об их чрезмерных доходах. Критикует чиновничество, которое, мало разбираясь в сути вещей, стремится потрафить начальству, говоря то, что оно хочет слышать.

Своего заместителя по ВСНХ Пятакова он назвал «самым крупным дезорганизатором промышленности», а председателя Совета труда и обороны Каменева обвинил в политиканстве.

В этой критике выражалось его требование, чтобы система работала эффективно, ответственно и каждый понимал, чем занимается.

Именно в этот день он и ушёл из жизни.






Вынос гроба с Дзержинским
 

---

Сталин, конечно же, услышал своего товарища, но развернувшаяся внутрипартийная борьба не позволила мирно разрешить вопросы оптимизации деятельности систем управления страной во всех сферах.

Обстоятельства вынудили его пойти крайние меры, которые сегодня называют сталинскими репрессиями.

Их преподносят как войну Сталина с народом за собственное самоутверждение, в то время как на самом деле это была война с расплодившейся советской бюрократией.

Читая Дзержинского, невольно обращаешь внимание, что его оценки во многом соответствуют современной действительности:
 

«Неудержимое раздутие штатов, возникновение все новых и новых аппаратов, чудовищная бюрократизация всякого дела — горы бумаг и сотни тысяч писак; захваты больших зданий и помещений; автомобильная эпидемия; миллионы излишеств.

Это легальное кормление и пожирание госимущества — этой саранчой. В придачу к этому неслыханное, бесстыдное взяточничество, хищения...»
 

Становится понятным, почему «рыцарь революции» в далёких 20-х годах в сердцах говорил:
 

«Изъятым чиновничеством следует колонизовать Север и безлюдные местности (Печора, Туруханка)».
 

Последний период жизни Дзержинского даёт основания полагать, что, объявив войну аппарату, он превратился в советского Дон Кихота, вызывая своим металлическим голосом, военной выправкой и орлиным взглядом трепет и в то же время ненависть многих.

Поживи он с десяток лет, многое могло бы пойти по-другому, но судьба распорядилась так, что этот бой с бюрократами стал для «рыцаря революции» последним.

Описывая горение «железного Феликса» в горниле Октябрьской революции, его жёсткое поведение и твёрдость духа, нельзя обойти его внутренний мир, его душу.

Дзержинского-человека лучше всего характеризуют его письма к любимой и не согласной с ним старшей сестре Альдоне, муж которой некогда, узнав о причастности Феликса к революционной деятельности, выгнал его из дома.

В апреле 1919 года на тревожное письмо сестры, потрясенной страшными картинами войны и кровавой репутацией любимого брата, Дзержинский отвечает:
 

«Я остался таким же, как и был, хотя для многих нет имени, страшнее моего. Любовь сегодня, как и раньше, все для меня... Меня ты не можешь понять. Солдата революции, борющегося за то, чтобы не было на свете несправедливости...»
 

Через годы, когда ситуация перешла в русло созидания новой жизни, он добавляет красок и говорит главные слова, которые делают Дзержинского «рыцарем без страха и упрёка»:
 

«Я всей душой стремлюсь к тому, чтобы не было на свете несправедливости, преступления, пьянства, разврата, излишеств, чрезмерной роскоши... чтобы не было угнетения, братоубийственных войн, национальной вражды... Я бы хотел обнять своей любовью все человечество, согреть его и очистить от грязи современной жизни...»
 

Вот теперь можно ставить точку.