---

В солидном возрасте девяноста лет скончался господин Шарп, прогремевший некогда теоретик «цветных революций». Ещё лет семь назад СМИ фонтанировали бы по этому поводу слезами, соболезнованиями и рассказами о величии покойного. Сейчас и не вспомнили особо, проводили тихо. Я вот не сразу и узнал об этом.

Между тем, «теория» Шарпа была значительным феноменом эпохи. Она, конечно, представляет интерес не сама по себе, но именно своим возникновением как общественного символа веры на определённом этапе.
 

---

 

Культовый труд, должны помнить интересанты, представлял из себя тонкую довольно, во всяком случае нетолстую книжку. «От диктатуры к демократии», неизбито называлась она. В наших краях священный манускрипт свободы распространяло интереснейшее, но, увы, канувшее даже раньше Шарпа в лету издательство «Контркультура».

Я приобрёл его, манускрипт, на книжной ярмарке в Минске. Прекрасное место для покупки, думал я, неся книжку домой, интимно прижимая к груди, потому что в Минске тогда, как обычно, шёл дождь. Подрывная литература в самом сердце последнего бастиона противостояния либеральным революциям!

Демократическая и антидемократическая пропаганда одинаково представляли книгу Шарпа уникальной инструкцией к тому, как, опираясь на принцип ненасилия, совершить революцию в самом суровом, монолитном государстве. Эдакое литературное яйцо с иголкой Кощея. «Всё делается по методичкам Шарпа!» — орали перепуганные охранители.

Поэтому не терпелось, конечно, почитать, что там написано у него, у крамольника, вкусить запретного плода, проникнуть в премудрости сопротивления и механику переворотов.

Ну вот, включил я лампу, сел в кресло и принялся читать этот шедевр передовой политической мысли. Я тогда выписок не делал, это вот сейчас опять раскрыл, листаю и выписываю:
 

☞ «Люди, живущие под гнётом диктатуры, не должны проявлять слабость, диктаторам нельзя позволять оставаться у власти бесконечно».

☞ «Борьба, направленная на определённые слабости диктатуры, имеет больше шансов на успех, чем та, которая нацелена на наиболее сильные стороны диктатуры».

☞ «Основной мыслью данной дискуссии является то, что при тщательном стратегическом планировании свержения диктатуры требуется широко использовать интеллект…»
 
 

 

Как странно, подумал я вскоре, где-то я это уже читал. Это же чеховский Ипполит Ипполитович, только на международном уровне. «Волга впадает в Каспийское море… Лошади кушают овес и сено… Лето не то, что зима…» — и тому подобные оригинальные сентенции.

В сухом остатке, после всех выжимок, сколько-нибудь свежих мыслей в шарповом труде хватало на одну-две статьи в политологическом журнале.


Раскрутили его совершенно понятно почему: центральным тезисом книги был тезис о победе ненасильственного сопротивления над неблагонадёжными, с точки зрения Шарпа и его друзей, режимами разной степени брутальности.

Тезис, кстати сказать, принадлежит отнюдь не Шарпу, а действительно выдающемуся тактику Махатме Ганди. Роль Шарпа состояла в том, чтобы, окружив его банальностями, затвердить, как мантру, в мозгах общественности.

Революция новейшего времени — не отрубленная голова короля и не залп «Авроры», а разноцветные ленточки, ликующие девочки и море цветов. Девочки, цветы и ликование присутствовали, конечно, и в революциях прошлого, но тут они оказываются ключевым методом, служат сердцевиной, корнем, стержнем революции. И такая продвинутая революция непобедима, говорил Шарп.

Это он чепуху, конечно, говорил, был уже Тяньаньмэнь, когда не помогли цветочки, засунутые в дула танков. Или же были, например, Венгрия и совсем недавняя Румыния, вполне себе кровавые, доказывающие, что эра насилия вовсе не ушла в прошлое. «Революцию», в результате которой свергли Милошевича, тоже трудно назвать мирной, учитывая, что ей весьма долго предшествовала самая настоящая война.
 

Вся эта сладенькая теория о ненасилии попросту притягивалась за уши, чтобы проникнувшиеся ею народы и тираны не могли даже усомниться в силе демократии. Никто, мол, не понесёт демократию на штыках — трепещи, когда, тишайший и сиропный, с оливковой ветвью в руке приходит к тебе дедушка Шарп.
 

Штыки, между тем, никто не собирался выбрасывать. Более того, штыки точили.

Бархатные и цветные перевороты действительно совершались в основном относительно бескровно, потому что, по существу, шли одновременно с демонтажом, осуществляемым сверху. В этом смысле Михаил Сергеевич, понимал он это или нет, был революционером куда более радикальным, чем какой-нибудь Валенса. Но и «перестроечный» исторический период должен был рано или поздно закончиться.

Когда начал иссякать оставшийся от Советского Союза экономический и политический ресурс, в том числе ресурс мировой стабильности, все приторные методички полетели к чёртовой матери. Воспалился жестокими арабскими революциями Восток, хлынули в Европу неистовые беженцы и бешенцы.

Наше же пространство ждал майдан, который, в точности по Шарпу, поначалу пытались представить как триумф ненасилия. Спецназовцы на Грушевского пылали факелами, адский дым от покрышек стоял над патриархальным Киевом, и оборудовались в захваченных зданиях кабинеты для допроса подозрительных, с пристрастием, — а идеологические тугодумы из числа читателей шарповских методичек всё повторяли про «мирный протест».
 
 
Очень характерен в этом смысле был подход к майдану со стороны Европейской площади. Там под открытым небом устроили фотовыставку, призванную демонстрировать лица протеста. Студентики со светлыми лицами, гламурные парочки, интеллигентные старушки смотрели на тебя с фотографий, всем своим видом утверждая культурную продвинутость и антропологическую сверхадекватность.

Потом ты заходил на майдан непосредственно, а там на тебя из-за дымящихся бочек угрюмо пялились через одну разбойничьи, заросшие щетиной рожи рукастых дядек, совсем не похожих на моделей фотовыставки на входе, и свастики со стен приветливо салютовали паучьими лапками.

По всему миру прошло наглядное опровержение «теории» Шарпа. В наших краях окончательно, наверное, книжка про диктатуру и демократию сгорела в Одессе в мае две тысячи четырнадцатого. Горстка пепла от неё осталась и немножко едкого дыма.

Всё вернулось на круги своя. Ненасильственные революции оказались лицемерным прологом к весьма насильственной перекройке мира. Может, скоро и до гильотины дойдёт, ну, до цифровой какой-нибудь.
 

Главное: насилие как правило миром, так и продолжает править, хоть в ежовых рукавицах, хоть в латексных. Так что Шарпу этому пухом земля, и писаниям его — грош цена, а Ленин и Че Гевара вечны, как полярная звезда за твоим окном.