Схожесть и отличие, конечно, есть. Если в Беларуси поводом для выступления, протестов стали выборы, то есть, политическое событие, в Казахстане поводом стало повышение цен на газ, иначе говоря, социально-экономический повод. И дальше уже события пошли развиваться. Мирные протесты переросли в вооруженные столкновения. Вначале акции протеста казались мирными и у нас, и у вас, однако было видно, что людей подогревают. Шла информационная накачка внутри общества.

Ситуация информационно подогревалась. Но здесь начинается определенное отличие: если у нас фаза мирных протестов, с красивыми картинками, с детьми, с женщинами на улицах, выходящими с инвалидами продолжалась долго, несколько месяцев, то в Казахстане сразу все это фактически было свернуто и на арену вышли уже боевики-экстремисты. У нас они появились, наверное, только через полгода, люди, которые совершали теракты.

Было понятно, что белорусский сценарий модифицировали под казахстанские реалии, где невозможным оказалось проводить длительные мирные акции с красивыми картинками, а нужно было, условно говоря, совершить блицкриг. У нас этот блицкриг пытались сделать в первые 2-3 дня после выборов, но силовики его тут же пресекли. Жесткие задержания, поимка экстремистов, зачистка улиц. То есть, никому не дали контролировать центральные площади Минска или других городов.

Да, в Казахстане случилось другое, поскольку экстремисты сделали упор на Южный Казахстан, на Алматы. Кстати, у нас это тоже наблюдалось. Пытались города на пограничье раскачать – Брест, Гродно, Пинск (рядом Польша, рядом Украина), видимо, с расчетом на то, что оттуда пойдет какая-то помощь протестам. А в Казахстане, как я заметил, было похоже, но уже с южными регионами страны, особенно с Алматы. И фактически произошел на несколько дней захват, контроль центральных районов Алматы, чего у нас не было.

Мне кажется расчет и у нас, и у вас был на то, что, возможно, удастся захватить власть именно в мегаполисе, ну, а там уже либо такой сепаратистский анклав образовать, либо призвать внешнюю помощь, как в нашем случае это, вероятно, было бы. Поэтому здесь есть и похожее, есть и отличия. Но есть ощущения, что события в Казахстане уже учитывали опыт того, что происходило у нас, и, конечно, сценарий видоизменялся уже под местные реалии с учетом обстановки, с учетом региональной специфики. Вот как-то так. 

Вы знаете, у нас, конечно же, была подготовка внутри. Но это не была часть элиты, на мой взгляд, однозначно, потому что здесь, скорее, действовали внешние силы через свои структуры, через НКО, через политтехнологов, и они готовились под выборы. И готовились заранее. У вас какая-то часть элит либо участвовала в этом, либо попустительствовала, потворствовала, то есть, не проявила должного рвения в том, чтобы эту ситуацию предотвратить. В этом, мне кажется, есть отличие. Ну, и если у нас внешний фактор очень ярко проявился в том, что приютили беглых политиков в Литве, в Польше, начали их поддерживать, то здесь, в Казахстане, внешний фактор наверняка был, но он ярко не проявился, то есть, мы не видим поддержки со стороны, не знаю, либо Турции, либо Запада вот этих всех движений в такой яркой, выраженной форме. Наоборот, довольно сдержанно внешний фактор проявился, но он был, мне кажется. Но, видимо, внешние игроки не хотят афишировать особо свою роль в сложившейся ситуации.

Вы знаете, конечно, эта версия нуждается в проверке, в подтверждении. Все-таки идет сейчас расследование о деятельности Масимова. Я думаю, дождаться надо официальных результатов, потому что это только догадки, мы их можем строить сколько угодно. Лично мне кажется, что вряд ли сам Нурсултан Назарбаев руководил этим, отдавал приказы. Я думаю, он, как опытный политик, понимал, что все это может закончиться очень плохо для его детища, для государства Казахстан. И вопрос: мы не знаем, что было, что есть с его состоянием здоровья, насколько он мог чем-то руководить, держать бразды правления. Мы не знаем этого.

Другое дело, конечно, по косвенным признакам (по отставкам, по задержанию Масимова) мы можем судить, что часть окружения первого президента, возможно, либо причастна напрямую к этим событиям, либо просто бездействовала, то есть, не смогла вовремя выполнить свои служебные обязанности. Вот это — факты, и мы должны опираться только на них. А уже конкретно утверждать, причастны ли они, не причастны, мы можем, условно говоря, после каких-то предварительных результатов расследования и после того, как будут сделаны заявления. Плюс, мы слышали выступление президента Токаева перед парламентом. Он там тоже обратил внимание на то, что система безопасности страны, в общем-то, не сработала так как нужно. И, конечно, нужно найти виновных в этом. Сознательно ли они, скажем так, делали это. Либо были в растерянности, не справились с этой ситуацией. Но в любом случае есть с чем разбираться, а потом уже нужно на основе расследования делать и политические выводы: что это было и в какой степени.

Да. Я думаю, что это нужно делать, потому что многие люди спрашивают и внутри Казахстана, и извне. Тем более, мы знаем, что Александр Лукашенко вроде как с ним говорил, пока, правда, не понимаем деталей этого разговора, где был Назарбаев в это время. Но это даже для самого имиджа государства, Казахстана, нужно, чтобы все-таки пролили свет на то, где сейчас Нурсултан Абишевич, что с ним, для того, чтобы условно говоря, не было какого-то разрыва, обрыва — вот была эпоха Назарбаева, и так скомкана, некрасиво заканчивается. И значит, Токаев новый лидер и все начинается сначала. Ну, так нельзя. Нужно, чтобы была какая-то преемственность, надо, чтобы были расставлены точки над i. Даже если там кто-то из окружения, из родственников замешан в этих событиях, то, как мне кажется, сам Назарбаев в этом не принимал какого-то активного деятельного участия. Это значит, что нужно выдержать паузу, и затем необходимо, чтобы сам Назарбаев выступил, либо было заявление от Токаева: как, что с ним, где он, как состояние здоровья и что мы делаем дальше. Чтобы не возникало вот вакуума в политике, чтобы была преемственность, и государственность без сбоев, без вот таких обрывов, дальше продолжала свое развитие.  

Президент Токаев в выступлении перед парламентом в принципе все обозначил. Я могу лишь какие-то свои акценты сделать. Ну, конечно, вот эта социально-экономическая ситуация, которая послужила поводом, нуждается в исправлении.

Необходимо устранять разрыв в развитии между регионами, между социальными слоями, вот это неравенство. Все-таки нужно более внимательно относиться к распределению благ социальных между и регионами, и всеми гражданами, чтобы не только элита чувствовала себя, скажем, хозяевами жизни. Это очень важно, чтобы не возникало почвы для недовольства, для подобных выступлений.

Второе. Действительно, нужно обратить внимание на всю систему безопасности в государстве. Мы видим, насколько неожиданно возник этот мятеж, особенно в Алматы. Ну откуда взялись 20 000  боевиков, если мы утверждаем, что они есть? Как  незаметно они могли проникнуть в город? Конечно, органы должны были заниматься очень тщательно этим всем, чтобы этого не произошло.

Третье. Есть большие опасения, во всяком случае, наблюдая извне, из России, из Беларуси, что настроения, связанные с исламизмом, с национализмом, с пантюркизмом, где-то были отпущены на самотек. И, конечно, все идеологии, склонные к экстремизму, к радикализму, необходимо более жестко, наверное, где-то даже и подавлять.

Участие войск ОДКБ показало, что и тут нужна корректировка, что Казахстан все-таки ближе связан со своими евразийскими союзниками, и евразийский вектор, наверное, должен стать основным, а не просто многовекторность, которая лежала в основе всей внешней политики.

Но так не получается, это не получилось и в случае с Беларусью. Мы теснее стали сближаться с Россией после событий 2020 года. Я думаю, что и в Казахстане к этому выводу тоже нужно прийти, и при этом этот евразийский вектор или российский вектор — он на самом деле самый безопасный для Казахстана, не несет таких угроз, которые могут идти от других. В этом смысле январские события просто показали, кто реальный друг, союзник Казахстану. И мне кажется, что в данном направлении нужно двигаться.