Ностальгия по СССР захлестывает наших граждан тем больше, чем очевиднее становится неудача построения в России «цивилизованного и благополучного капитализма», обещанного Гайдарами и Бурбулисами. Причем речь не только о тех, кто жил в СССР, но и о тех, кто родился уже в годы ельцинского разора и даже при Путине и знает о Советском Союзе только по рассказам старших, книгам и фильмам и роликам в Интернете. Все больше россиян, да и жителей других постсоветских республик, мечтает о воссоздании советского жизнеустройства и советского государства. Понятно, что в реку истории не входят дважды и СССР-2, если он все же возникнет, будет также мало похож на СССР-1, как Россия царей на Россию Сталина. Однако порассуждать о возможных очертаниях новой советской цивилизации не только позволительно, но, думаю, и полезно.

Многие воображают себе эту новую инкарнацию советского общества как супертехнологическую чудо-империю. Яркий пример такого рода рассуждений – книги и выступления писателя-футуролога Максима Калашникова, который убежден, что наше советское будущее – это звездолеты, новейшие компьютеры и даже новый, более совершенный вид человека – людены. Это, кстати, вполне соответствует самовосприятию той, первой советской цивилизации – вспомним хотя бы фантастический фильм 1935 года «Космический рейс», где изображается, как в 1946 году с космодрома в Москве запускают советский звездолет, летящий к Луне (а позади эстакады, по которой катится, набирая скорость, звездолет, видна Москва и достроенный Дворец Советов со статуей Ленина на куполе).

Однако не будем все же забывать, что советская цивилизация – та самая, которая создала наш «ядерный щит», «мирный атом», запустила в космос искусственный спутник и пилотируемый корабль – была при этом … аграрно-городской цивилизацией. Количество горожан в СССР превысило количество сельчан лишь к концу 1960-х годов, да и горожане эти были бывшими крестьянами, переехавшими в города и перенесшими туда сельские, общинные формы жизни. Крестьянство и полупролетариат, не до конца порвавший связи с аграрной культурой – вот невидимый, но мощный фундамент советской цивилизации, без которого не было бы и ее научно-технических достижений, ассоциирующихся с городским укладом.

Поэтому я и утверждаю, что если советская цивилизация возродится, то это будет цивилизация малых и средних городов, урбанистически-аграрная цивилизация, культура своего рода современных полисов. Развитие больших городских агломераций, технотронных мегаполисов разрушило первый Советский Союз и поставит крест на перспективе возрождения СССР.

***
Возможно, читатель будет удивлен моему последнему заявлению. Среди «красных патриотов» существует убежденность в том, что СССР погиб из-за предательского курса его политического руководства. Но при ближайшем рассмотрении такой взгляд представляется крайне наивным. Все-таки историю делают массы, а не отдельные, пусть даже и умные, хитрые и одаренные личности. Энгельс однажды сказал: «Каждый народ заслуживает то правительство, которое он имеет». Если Горбачев и Яковлев были такими циниками-предателями, что ради денег и похвал западных руководителей они бросились разрушать свою Родину, то почему народ выдвинул из своей среды этих двурушников и предателей, возвысил их, а увидев, что они творят, не сверг? Может быть, все было наоборот, и они были типичными для своего времени фигурами, своими словами, действиями и даже просто типажами они воплощали широкие социальные тенденции, и недовольство реальным социализмом переполняло не только партийных бонз, но и простых мэнээсов, студентов, инженеров и т.д. и т.п.

Лично я прекрасно помню, как в годы перестройки антисоветские митинги собирали тысячные толпы и там в политическом экстазе сливались бывший диссидент и партруководитель, который еще недавно этого диссидента клеймил с трибуны. Советский строй различным социальным группам того общества не нравился по разным причинам, но, как выяснилось, в определенный момент недовольным им оказались все. Понятно, что большинству из тех, кто жил в то время и кто проиграл от либерализации и установления капитализма, теперь неприятно вспоминать о своей перестроечной юности и удобнее убедить себя и других, что это предатели Горбачев и Ельцин во всем виноваты. Но давайте будем честными: виноваты не все, но очень многие, значительная часть граждан СССР-1 (хотя вину с руководства, тех же Горбачева и Яковлева тоже, конечно, нельзя снимать: капитан несет ответственность за гибель корабля).

Либералы, кстати, это признают, но они нас убеждают, что все дело в тупиковом, противоестественном характере советской плановой экономики. С точки зрения либерала все просто и ясно: существует «нормальная», рыночная, капиталистическая экономика, где все построено на корыстном интересе и на все устраивающей невидимой руке рынка, и «ненормальная» социалистическая, плановая экономика, которая построена на попытке рационально строить хозяйство – якобы неудачной и ненужной. Проблема в том, что эта «ненормальная», «тупиковая» экономика долгие годы работала, справлялась со стоящими перед ней задачами и даже позволила советскому обществу совершить мощнейший рывок вперед. Людям и тогда не все в ней нравилось – люди всегда недовольны своим положением – но недовольство это не было критическим. Советское общество объединилось в самоубийственном порыве не в 30-е, не в 60-е, а в довольно-таки благополучные 80-е годы, если сравнивать их с лихолетьем первых пятилеток или послевоенного восстановления страны. Грубо говоря, люди стали антисоветчиками не когда они ходили в гимнастерках и сапогах, а когда смогли позволить себе югославскую обувь и американские джинсы. Значит, дело не в самой экономике, а в человеческом факторе, типе человека, который стал господствовать в 80-е и который раньше составлял меньшинство в советском обществе.

***
Об этом пишет современный демограф и социолог Анатолий Вишневский. В своей глубокой и захватывающей книге «Серп и рубль» он выдвигает предположение – на мой взгляд совершенно правильное – что СССР не перенес ускоренной урбанизации. Его погубил курс – отчасти государственный, отчасти стихийный – на разрушение деревни, на рост городов и особенно крупных городов, которые Шпенглер называл «мировыми городами», пронизанных буржуазным духом мегаполисов.

Отечественный социолог отмечает, что «город и деревня противостоят друг другу прежде всего не как два типа населенных мест, но как два принципа организации социальной жизни…». Крестьянская цивилизация – это цивилизация традиционного типа, а городская – буржуазного типа. Разумеется, в традиционном мире были и города, но они были организованы в соответствии с ценностями традиционного сознания, и наоборот, сельчане эпохи капитализма – не крестьяне, а те же пролетарии или буржуа, но сельские, а не городские.

Крестьяне, по Вишневскому, представляют собой разновидность «соборного человека». Для него характерно восприятие себя не как уникальной личности, а как части природного и социального целого. Он живет, подчиняясь правилам и традициям, которые установлены в его общине, в его кругу, и он не стремится к рациональному критическому мышлению, к пересмотру этих правил. Его моральная и судящая инстанция – вовне и это общественное мнение, религиозный канон, требования старших.

Крестьянин обеспечивает себя трудом на земле. Труд этот тяжелый, он требует взаимопомощи и еще больше привязывает человека к общине. Земля для крестьянина – не товар, которым можно распорядиться как угодно, а кормилица, здесь не человек владеет землей, а земля – с ее почвенными и климатическими особенностями, урожаями и неурожаями – властвует над людьми. Мысль о превращении земли в частную собственность здесь даже не возникает, земля – Божья, а распоряжается ей помазанник Божий – царь, который предоставляет ее землепашцам исключительно для сельскохозяйственного использования. Торговля землей здесь рассматривает как кощунство.

Торговля вообще рассматривается крестьянами как нечто чуждое, часто плохое, требующее худших человеческих качеств – хитрости, угодничества, алчности. Хороший трудолюбивый крестьянин, живущий в ладу со своей общиной, не нуждается в торговле, он вместе с сообщинниками обеспечивает себя всем необходимым. К тому же торговля отдаляет людей, противопоставляет их интересы, разрушает общинный, соборный дух.

Наконец, естественный политический институт для людей такого типа – иерархически устроенное общество с единоличным властителем – царем. Оно устроено так на всех его уровнях, вплоть до семьи, где есть тоже «царь» – старший мужчина, самодержавно управляющий женой и детьми.

Горожанин, если речь идет о большом, современном городе – «городе по преимуществу», по Вишевскому, принадлежит к противоположному типу, не соборной, а автономной личности. В городе социальные связи разорваны, человек уже – не член общины или коллектива родственников, каждый предоставлен сам по себе и может рассчитывать лишь на себя. С другими людьми он выстраивает отношения на базе взаимной выгоды. Это – индивидуалист, расчётливый эгоист. Таким образом горожанин лишен внешней инстанции, которая указывала бы ему, как ему жить в той или иной ситуации. Он сам вырабатывает модели поведения. Это еще глубже развивает в нем внутренний мир, рефлексию, критическое мышление.

К тому же горожанин сам не производит необходимые ему жизненные средства, он вынужден их покупать. В отличие от крестьянина, его жизнь связана с рынком. И чем глубже развиты рыночные отношения, тем лучше он может себя обеспечить. В его мире, как замечает Вишневский, властвует не земля, а рубль. В конце концов, кем бы горожанин ни работал – от грузчика до преподавателя вуза – он торговец, он продает свою рабочую силу, умения. Для него существование частной собственности естественно. И так же для него естественно отстаивать свою свободу, выстраивать отношения с государством на отношениях договора, то есть стремление к либеральной демократии.

Вишневский показывает в своей книге, что Россия в начале ХХ века была страной догоняющей урбанизации. В то время как Англия, Франция, Германия стали городскими обществами еще в XIX веке, Россия и в 1914 году была аграрной страной. 80% населения были патриархальными крестьянами, а из городов только два – Санкт-Петербург и Москва – были «миллионниками». Модернизация по буржуазному, либеральному варианту в такой стране, естественно, была невозможна. Поэтому не удержалось буржуазное Временное правительство, поэтому народ отверг «белый проект», бывший по сути национал-либеральным, также буржуазным проектом, понятным образованным европеизированным горожанам, но не русским крестьянам столетней давности, носившим бороды и домотканую одежду и верившим в то, что гром гремит, потому что Илья-пророк на колеснице едет.

Крестьянам оказался ближе большевизм с его идеей человека – части большого социального механизма, с его отрицанием частной собственности, недоверием к торговле и культом труда. Большевики смогли произвести на территории бывшей Российской империи единственно возможную в тех условиях модернизацию – консервативную модернизацию. Итогом стало появление не только советской, аграрно-индустриальной цивилизации, вырвавшейся из ловушки «периферийного капитализма», но и особого, переходного типа человека, советского человека-кентавра, наполовину соборной, наполовину автономной личности. «По существу, это тот же общинный крестьянин, но переодетый в городскую одежду и получивший современное образование», — пишет о нем Вишневский и добавляет, что он соединял в себе: «инструментальные» достоинства современного городского жителя с коллективистским крестьянскими добродетелями «соборного» человека».

Советская цивилизация сохраняла устойчивость, пока в ней были уравновешены оба начала – традиционное и модернистское. Однако в 1960 годы начинается «бегство в города», которые все больше доминируют. После 1970-х годов советское общество уже не аграрно-урбанистическое, а урбанистически-аграрное. Российская цивилизация теперь напоминает не азиатские общества, как это в начале ХХ века, а Германию или Францию рубежа 19-20 веков. Деревня пустеет, огромные массы людей переезжают в города, где уже появилось второе и третье поколение советских горожан. Они по своим материальным и духовным запросам больше похожи на людей Запада, чем на своих отцов и тем более дедов. Они – потребители, сторонники политических и экономических свобод, рынка, демократии, «рабочее тело» будущей перестройки. «Новый человек», индивидуалист и прагматик, набирал силу… Советское общество все больше забывало свои старые, соборные черты и превращалось в общество «автономных индивидов».

Таким образом, по Вишневскому, урбанизация предопределила крах советской цивилизации и переход к капитализму западного типа.

***
Следует заметить, что Вишневский, очевидно, сторонник либерализма и капитализма и его симпатии – на стороне автономного человека, а крах советской цивилизации его, как минимум, не печалит. В то время как автор этих строк, наоборот, – сторонник традиционных ценностей и не просто считает, что крах СССР был подлинной катастрофой, но и убежден, что будущее – за возрождением советской цивилизации (пусть и не во всем повторяющей свою прежнюю инкарнацию). Но при всем при том невозможно не признать правоту отечественного социолога по сути: советская модернизация, действительно, была консервативной и иной в аграрной стране она и быть не могла. Советская цивилизация, действительно, была аграрно-индустриальной и сгубила ее ускоренная урбанизация, подражание Западу в курсе на большие города – носители буржуазных ценностей.

В свое время, еще до того, как мне попалась в руки книжка Вишневского, мой учитель – политолог лево-патриотической оппозиции Сергей Георгиевич Кара-Мурза сказал мне: «Если бы мы стали развивать малые города, СССР существовал бы до сих пор». Интуитивно я уже тогда понял правоту и глубину этих слов. Действительно, все социологические опросы 90-х годов показывали, что за перестройку и либерализацию были жители больших городов – прежде всего Москвы и Ленинграда-Петербурга. Жители же деревень и малых (до 100 тысяч человек) и средних (до 500 000 человек) городов голосовали за коалицию левых патриотов во главе с КПРФ. Аграрный юг России называли «красным поясом» все 90-е годы. Затем «красный пояс» стал оплотом Путина и его команды, а мегаполисы так и остались оплотом либералов-западников. После прочтения книги Вишневского я стал понимать причины этого.

Вместе с тем я не верю в некую предопределенность перерождения нашей страны в капиталистическое общество. Более того, я полагаю, что советская цивилизация до конца еще не погибла, хотя и утеряла свои идеологическую, политическую, да и экономическую институции. Сохранилась ее социальная база, и более того, эта база успешно воспроизводится. Сам Вишневский нехотя признает это, характеризуя наших современников, постсоветских россиян, так: «поколения, идущие на смену классическому «человеку советскому», несут на себе груз недавнего да и отдаленного прошлого, они все еще кентавры – наполовину государевы винтики, наполовину независимые частные лица».

Итак, что могли бы предпринять мы, советские патриоты, если бы им удалось прийти к власти и предотвратить окончательное сползание России в пучину периферийной архаизации, куда нас тянет Запад?

Полагаю, мы могли бы начать создавать цивилизацию малых и средних городов. Это – не утопические призывы. Тенденции к цивилизации средних и малых городов были уже в советском обществе и сохраняются и сейчас. Ничего нового придумывать не придется, нужно будет только следовать этим тенденциям.

Советский человек так и остался «традиционно-модернистским кентавром», потому что урбанизация у нас произошла также весьма двойственно и противоречиво. По сути немалое количество наших горожан (до половины по стране, а если исключить буржуазную прослойку мегаполисов и взять жителей малых и средних городов, то еще больше!) – горожане только наполовину. Имея в городе квартиру и работу, они строят себе еще и дома в пригороде (так называемые дачные домики). В этих пригородных домах они проводят выходные и отпуск, занимаясь там сельским хозяйством на небольших огородах. Городской инженер, обладающий всеми чертами модерного человека Запада и обеспечивающий себя через рынок и при помощи денег, в то же время является обладателем собственного земельного участка, на котором занимается сельским хозяйством, как его патриархальный прадед, и обеспечивает семью сельскохозяйственным трудом. Более того, садоводы объединены в товарищества с их взаимовыручкой, и это уже напоминает сельскую общину, только на другом историческом этапе.

Школа социолога С.Г. Кордонского называет это распределенным образом жизни, но такой распределенный образ жизни был характерен, например, для античных полисов, где граждане имели и дом в городе, и дом в деревне. Советская цивилизация стихийно воспроизвела тип экономики, напоминающий полисную (без рабовладения, естественно), и он характерен именно для малых и средних городов, в которых почти 100% населения живет и в городе, и в пригороде.

Правительству, взявшему курс на советизацию, нужно будет развивать эти садоводческие товарищества, стремиться, чтоб они наполнялись духом взаимопомощи, связать пригородные сельскохозяйственные общины с городскими, производственными (возможно и возрождение городских соседских жилищных общин). Нужно интенсифицировать труд людей в пригородных товариществах, уходить от тяжелого ручного труда, применять машины, новые технологии – сейчас с этим ситуация просто ужасная! – но в целом такой распределенный образ жизни неплох, если перевести его на новый уровень.

Более того, эти советские полисы и раньше имели и в будущем должны иметь свою специализацию. Это могут быть агрополисы, где больший упор будет делаться на занятиях сельским хозяйством, или промышленные полисы, имеющие градообразующее предприятие. Это могут быть военные городки, а также наукограды – полисы ученых. Было бы замечательным создание университетских городков, где градообразующей организацией стал бы крупный вуз. Разумеется, нужна будет развитая система коммуникаций между полисами – железная дорога, автомагистрали, самолетное сообщение.

Что же касается мегаполисов, то было бы разумным разделение их на несколько городов, тем более это будет просто признанием факта. Урбанист В. Глазычев в свое время утверждал, что цельных городов ни в СССР, ни в современной России не существует. «… при успешной имитации формы города собственно городское начало в России словно бы органическим образом отсутствовало прежде и отсутствует напрочь теперь», — писал он в получившей известность работе «Слободизация страны Гардарики». Та же Москва, по Глазычеву, представляет собой агломерацию нескольких «городов»-слобод и сел: «Популярное в прошлом веке суждение о Москве как большой деревне неверно по существу — она была и остается рыхлой агломерацией слобод (частью агропромышленных, как Измайлово или Коломенское, и промышленных, как Гончары, или полупромышленных-пустырных, в целом занимающих до 40% площади юридического города), а также «сел», частью — жилых или спальных, к которым уже в наши дни все добавляются новые: сначала Теплый Стан и Битца, а теперь и Жулебино, и Южное Бутово».

Жизнь в стране малых и средних городов соответственным образом перестроит сознание людей, освободив их от буржуазного индивидуализма и позволив снова совместить достижения модерна с ценностями традиционной соборности.

novsoc.ru