Каким должно быть евразийство в XXI веке? :: IMHOclub

ЕВРАЗИЯ

07.07.2021

Алексей Дзермант

Председатель.BY

Каким должно быть евразийство в XXI веке?

взгляд философа

Участники дискуссии:

10

27
Последняя реплика:

больше месяца назад

Александр Фролов, Леонид Соколов, Артём Губерман, Марк Козыренко, Johans Ko, Сергей Воронков, Леонид Радченко, Ирина Кузнецова

Лекция философа, политолога, научного сотрудника Института философии НАН Беларуси Алексея Валерьевича Дзерманта «Каким должно быть евразийство в XXI веке?», прочитанная в рамках работы Международного форума «Евразия: "Точки Роста" и вызовы будущего – повестка 2030» (г. Псков, 26-29 апреля 2021 г.).

Хотел бы оттолкнуться от тезиса. Что же евразийство представляло из себя в XX веке? Почему оно должно быть иным, и если иным, то каким?

Споры ведутся до сих пор. Евразийству в этом году 100 лет. Для идеи это небольшой возраст, мы все понимаем, что были предшественники, мы видели предтеч евразийства в идеях Достоевского, известного русского писателя, в идеях географа Ломанского, в идеях элиты российских промышленников, царедворцев, которые обращали свой взор на восток и развивали территорию Российской Империи, хотели идти через Афганистан на Индию. Евразийство возникло не на пустом месте — это логичное развитие исторического пути России с XIII по XX век, когда евразийство появилось как некая оформленная идеология. Поэтому в истории идей ничего не бывает случайного, они появляются не на пустом месте, они вырастают из предшествующего культурного слоя, или гумуса, и эти деревья идей растут дальше ввысь, плодятся и плодят разные ветви, и богатство этих идей представляет некую вариацию развития политики и культуры.

Понятно, что в XX веке у евразийцев не было шансов реализоваться, потому что существовали мощные, подпитанные геополитической субъектностью идеологии, которые задвинули его на периферию. Это был коммунизм, западный либерализм. Эти идеи сражались между собой весь XX век, и это сражение закончилось поражением красного проекта, или коммунизма.

Это дало истории шанс для развития евразийцев. ВXX веке марксистская ортодоксия не принимала в евразийстве его ориентированности на геополитику, это считалось грехом географического детерминизма — то есть объяснения событий через географию, плюс внимание добавлялось к этнографии и традициям народов. Считалось, что для марксизма объяснение исторических событий или объяснения существования в большом пространстве народов, объясняется хозяйственным укладом, наличием материальной базы средств производства, но никак не метафизическими идеями о сочетаемости православия с исламом. Методологический марксизм не мог принять евразийство, потому что там очень много апокрифических для марксизма идей.

Если ортодоксию марксизма убрать, оставить здоровое ядро политэкономическое, то есть анализ реальности материальный в конкретных исторических, географических условиях, то окажется, что особых противоречий с евразийством нет. Если мы будем понимать евразийство приближённо к факторам производства, экономики.

Сегодня, в XXI веке мне кажется, что наиболее перспективным путём развития евразийства как раз и будет сочетание евразийской методологии, то есть через географию, геополитику, этнологию, с неким марксистским подходом — с политэкономическим анализом географических условий, анализом того, как может развиваться логистика, каким образом выстраивать там промышленную кооперацию.

Есть ряд работ, которые так и называются — "Евразийская политэкономия". Это один из факторов, который позволит евразийству в XXI веке быть живым и достаточно прогрессивным течением мысли.
Каким евразийство может быть ещё? Я сейчас показал одну из перспектив, то есть сочетание евразийского метода и частично марксизма в политэкономическом смысле. Это важно, особенно если мы говорим о необходимости собирать наше пространство именно на какой-то материально реальной базе, то есть не на уровне чисто умозрительных идей и метафизики, а на основе того, что, например, происходит в Евразийском союзе экономическом. То есть мы хотим создать единый народнохозяйственный комплекс, но как это сделать? Возникает вопрос, потому что чистые законы рынка и капитализма в Евразии не работают. А почему они не работают?

В силу того, что у нас достаточно сложные климатические условия для, например, сельского хозяйства, у нас нет выхода к тёплым морям, что затрудняет торговый оборот, и мы все понимаем, что, например, взлёт капитализма в Британии, в Голландии был обусловлен именно морской торговлей, наличием капитала, предпринимателей, которые отправлялись в море в качестве колонизаторов, операторов, торговцев — и они таким образом прокладывали путь к глобальному капитализму через свою деятельность.

В Евразии всё происходит по-другому. Даже освоение пространства — Сибири, Средней Азии — проводилось не купцами, торговцами, пиратами, а через военный бюрократический механизм. То есть централизованный либо с привлечением, условно говоря, элементов социально-маргинальных, вроде казачества, которые формально служили верховному государю, но действовали во многом автономно, находились на расстоянии от центральной власти, но при этом аффилировали себя с русским государством. Но это другой тип освоения пространства, который склонен в экономическом смысле порождать не рыночно-капиталистические отношения, а отношения распределения имущества и собственности.

К западной морской атлантической модели наиболее идеально подходит рынок, свободное море, пространство, где каждый может что-то себе выторговать, заработать капитал. Государство — как бы такой сторож, который просто определяет правила игры среди этих свободных индивидов капиталистов, предпринимателей. Оно просто создает им некую среду, но не особо вмешивается в их дела, а если это необходимо, то часто выступает не само, а, например, под видом Ост-Индийской компании, то есть создается некая корпорация, которая завоёвывает территории Индии.

В Евразии всё по-другому. Существует либо военно-бюрократическая машина в виде имперской власти — то есть вертикальная централизованная система во главе с авторитарным лидером. Двигается эта машина по направлению к расширению границ. Либо участвуют такие формирования, как казаки, когда военно-бюрократическая машина не всегда способна подчинить либо захватить отдельные территории. И здесь действует фактор распределения имущества, богатства не в силу рыночной логики, а в силу того, как ты служишь государству. Тебе определяется кусок собственности, даётся какое-то право владения чем-то, тебя пускают на социальную лестницу.
Соответственно в этом плане сама логика Евразии говорит о том, что здесь не работают классические рыночные механизмы, и евразийство вполне сочетается с марксистским политэкономическим анализом. Примерно то же, мы можем наблюдать в Китае, где, поняв логику своей цивилизации, китайцы, у которых тоже укорена система централистского авторитарного толка, построили гибридную модель, то есть сочетание элементов социализма с элементами рынка, но только теми, которые им выгодны для собственного развития. То есть, отрицая либеральную западную догматику, они выстроили ту модель, которая им кажется адекватной для себя и для своего существования в этом мире, в мире глобального капитализма.

Вот и в Евразии, конечно, мы тоже наблюдаем эти гибридные формы. Мы все видим, что государство в наших странах — это всё равно самый главный собственник. Мы видим, что собственность и капитал распределяется, прежде всего, среди приближенных к власти элит. У этой модели есть плюсы и минусы. Евразийство вполне органично может сочетаться с различными идеями, в том числе вот такого левого марксистского толка, особенно в современном мире, который распадается на блоки, где протекционизм будет господствовать над логикой глобального рынка.

Второй тезис. Евразийство XX века утверждало, что Евразию создал союз Руси и тюрок, восточных славян, русских славян и тюрок, леса и степи, и что из этого союза родилась Россия, прежде всего Великороссия, Московское государство, и затем уже Российская Империя. То есть это сочетание различных ландшафтов, различных этнических стихий — славянской и тюркской.

Это произошло в результате перенимания многих форм организации государства у монголов, это такой краеугольный камень Евразийства XX века. То есть Россия возникла из адаптации практик монгольской империи к своей реальности — управления большим пространством посредством сбора налогов, организации почтовой службы, организации системы наместников.

И знаменитый такой тезис, от которого коробит многих противников евразийцев, произнесенный Николаем Трубецким звучал так: «Суровый отец наш Чингисхан». Для того времени тезис был весьма эпатажный, потому что он вводил элемент истории, связанной с монголами, немножко с другим знаком, он вводился скорее уже со знаком плюс, а не так, как это было ранее, когда монгольское нашествие воспринималось однозначно негативно. Дальше эту идею уже развил в таком этническом плане Лев Гумилёв, где он показывал эти этнические основания для подобного синтеза.

Действительно, если мы говорим о том, что на самом деле в основе Евразии лежит некое единство, то без анализа этнических отношений, межнациональных отношений, обойтись невозможно. В нашем плавильном тигле получается достаточно неплохо сосуществовать различным этносам, причём основа этого существования — русская культура и русский язык. Именно они становятся универсальным фактором взаимопонимания, взаимопроникновения высокой культуры и науки, где-то даже фактором модернизации. И это принимается большинством народов, которые вовлекаются в орбиту русского влияния.

Это не вызывает такого радикального отторжения. Конечно, никакие отношения не могут быть идеальными, бывают войны и конфликты. Но это далеко не та модель, которая, например, была организована англосаксами в Индии, Юго-Восточной Азии, или французами в Африке, где реально идёт отторжение, где было сопротивление западному колониализму. То есть в пространстве Евразии русская культура не воспринималась, как нечто чужеродное, которое требует искоренения по отношению к своим национальным культурам, и во многом это остается до сих пор так, несмотря на существование национальных государств.

В Евразийстве XXI века мы выйдем, скорее всего, за пределы этой схемы. То есть эта схема, скорее всего, реальна, она как теория уже существует в сознании, она оспаривается или подтверждается, но, тем не менее, в XXI веке нам понадобится нечто иное. И это будет связано с тем, что России, её союзникам, людям, кто себя отождествляет с русской культурой и цивилизацией, придётся искать пути сосуществования взаимопонимания и интеграции с другими мирами, этническими, религиозными, географическими.

Этот конфликт с Европой, который происходит сейчас, который мы наблюдаем — весьма долгосрочный. И он не закончится, как он заканчивался обычно, то есть если проанализировать фазы исторического развития отношений России и Запада, то там идёт конфликтная фаза, потом поиск неких путей взаимопонимания, а затем интеграция. То есть последний такой период фазовой интеграции России с Западом был в конце 70-80-х, когда в результате идеи конвергенции советская элита приходит к необходимости интеграции с Европейским союзом. И только сейчас мы видим, как идея объединиться с Германией рухнула.

Но сейчас произойдёт то, чего раньше не было. Раньше идея объединения с Европой для России имела фундаментальное основание: России для модернизации своей централизованной бюрократической империи, для контроля над пространствами нужна было технологическая база, и всегда эта база последние 500 лет находилась на западе — в Германии, во Франции, в Великобритании, в Соединённых Штатах — и поэтому ориентация после паузы конфликта на Запад была неизбежной. Это была логика исторического процесса. Для того, чтобы Россия технологически модернизировалась.

Но сейчас с ростом в Азии крупнейших центров силы в виде и технологий и финансовых ресурсов, Запад, и особенно Западная Европа, теряют монополию на технологическое лидерство в мире впервые за 500 лет. Сегодня, по некоторым секторам будущего, в технологическом смысле, например, связь 5G и 6G, Китай многократно превосходит ту же Западную Европу. А именно в цифровой сфере, в сфере технологий будет происходить некий рывок в развитии. Соответственно, возникает понимание, что Россия для развития Европы не становится необходимой, а необходимыми становятся иные доноры, но сегодня таким донором скорее всего будет выступать Китай. Но не только Китай. Такие же, в общем-то, центры силы растут практически по всей территории Евразии, которые окружают Россию: это Турция, Индия, Юго-Восточная Азия. Серьёзная шансы имеет развиваться Иран, и России придётся выстраивать отношения с каждым из этих миров, при том, что у центров этих миров, например, у Турции или у Китая, есть собственные проекты развития. Их нельзя назвать евразийскими в классическом смысле, но они и так или иначе вбирают в себя значительную часть Евразии и территории, на которые одновременно претендуют и они, и Россия. Соответственно, евразийство XXI века — это своеобразная идеология перевода на понятный и приемлемый друг для друга язык сосуществование этих проектов.

Евразийство должно стать мета-идеологией, которая позволит не просто заниматься империализмом. В России у нас пока не хватает сил чтобы напрямую силой навязывать Китаю или Турции какие-то решения. Необходимо искать точки взаимопонимания и взаимопроникновения для того, чтобы убирать конфликт — это то, на что евразийство способно в интеллектуальном плане.

Структура ОБСЕ, которая была создана в результате фазы сближения России и Европы, контролирует соблюдение Хельсинских соглашений, а также реализацию программы интеграции постсоветского союза в некое общеевропейское пространство: правовое, образовательное, гуманитарное пространство безопасности.

Задача Евразийства в XXI веке — полное исключение подобных структур, будь то ОБСЕ или НАТО.

Почему это необходимо? Потому что, когда вы допускаете либо ОБСЕ, либо принимаете Болонскую систему, нужно учитывать, что эти стандарты работают на западную цивилизацию, а все подходы, которые реализует ОБСЕ, в конечном итоге продвигает интересы ключевых западных государств внутри этого объединения.
Соответственно, такие организации как ШОС, которые могут возникнуть в Евразии, которые урегулировали бы евразийские конфликты, должны е

Ни один евразийский вопрос не должен решаться с участием Запада. Это достаточно острый тезис, но для будущего Евразии он необходим.

ОБСЕ и западные структуры не разрешают конфликты. В лучшем случае они их замораживают или усугубляют, усиливая западное политическое влияние в тех государствах, куда они приходят. Соответственно, если мы исключаем внешних интересантов изнутри евразийских дел, увеличиваются шансы на разрешение самых застарелых конфликтов в Евразии и их недопущения.

Это пока идеальная модель, но она демонстрирует логику, в которой я говорю о том, каким должно быть евразийство XXI века.

Мы должны искать в евразийстве мета-систему, мета-идеологию, которая позволяет основным ключевым силам в Евразии находить общий язык и выстраивать некую общую архитектуру.

Начинать можно с этих вопросов урегулирования конфликтов, например, в рамках ШОС, далее можно говорить о некоем гуманитарном пространстве.
Почему только Болонская система является неким эталоном образования на значительной части Евразии? Кто, зачем и почему навязал нам эту модель?

На мой взгляд, наша Советская была не худшей. А Китай вообще не принимает эту систему, не говоря уже про Иран. То есть мы должны находить точки соприкосновения, и здесь никакой иной идеи, кроме евразийства нет.

Другое дело, что подобный подход не исключает конкуренции проектов. У Турции будет естественно Великий Туран — они захотят через евразийство присоединять тюрок в России. У Китая будет своё видение развития Средней Азии и продвижение Пояса и Пути так, как видят они. Но тут самый главный и проблемный вопрос к нам: если у этих лидеров Евразии будущего и лидеров будущего есть свои акценты и проекты, то почему их нет у нас?

Например, для проекта Великого Турана проблемы Средней Азии не существует, это их единокровные братья- тюрки, которым нужно привить пантюркское мировоззрение, сознание — и главным выгодополучателем становится Турция. Она привлекает к себе интеллектуальные, демографические силы всех тюркских народов и, соответственно, становится главной силой в этом проекте.

Проект Пояса и Пути — это продвижение через логистические хабы, промышленные центры по всей Евразии китайского капитала и подключение их к своим рынкам, технологическим платформам.

У России даже в отношении Средней Азии подобного проекта нет. Сегодня я услышал тезис о том, что евразийская интеграция в отношении Средней Азии должна строится не на многосторонней интеграции равных, а на двухсторонних договоренностях. При этом должны исключаться миграционные потоки из этих стран в Россию. Россия через бизнес должна вкладываться в эти территории, развивать там производство, чтобы мигранты оставались на родине, и чтобы эти территории не впадали в архаику, а развивались, но при этом были обязаны и благодарны за это России -и эта идея весьма популярна в российских консервативных и околонационалистических кругах, но она утопична. Она утопична по нескольким причинам.

Во-первых, евразийский проект уже запущен и основан на договорной базе, где есть равные возможности. Если этот проект вдруг оказывается не нужен, он почему-то не получается, то это говорит о непоследовательности, непродуманности шагов по его реализации, отсутствии должной компетенции у тех, кто им занимается.

Во-вторых: нужно учитывать, что эти люди, мигранты, не просто приезжают в Россию, не просто работают, они в том числе обучаются русскому языку, погружаются в русскую культуру. Это всё происходит в рамках капитализма, они как бы наёмные рабочие, которым можно меньше платить, но, тем не менее, это всё равно механизм вбрасывания зёрен русской культуры в эти сообщества.

Если мы эту взаимосвязь убираем, с ними-то что останется? Я сомневаюсь, что российский бизнес реально сможет изнутри эти страны стабилизировать. Потому действие происходит по логике капитализма — это не централизованное планирование, когда можно, реализуя конкретные планы, реально развивать социальные страты, слои в этих государствах. То есть госплана СССР нет –соответственно, не будет никакой модернизации и контроля в логике капиталистического рынка, это будет только логика изъятия и прибыли ресурсов из этих государств. Они не смогут модернизироваться и остаться при этом в российской орбите влияния, если действовать через только бизнес и не оставляя связи демографические, культурные, семейные.

Нужно учитывать, что у того же Китая или у Турции возможностей для инвестирования и вложения денег в эти государства, пожалуй, не меньше, а может быть и больше, чем у России. То есть это высоко конкурентная среда, а это означает что эти государства неизбежно должны быть в интеграционных проектах с Россией. Но остаётся открытым вопрос: кто и как с ними объединяется? Каким образом это происходит?

На сегодняшний день это некая развилка, где мы увидим, к какую сторону пойдёт интеграция. Если преобладает такой евразийский скептицизм, особенно в отношении Средней Азии, тогда эти проекты будут постепенно захлопываться, в России будет преобладать консервативно изоляционистский тренд, который ничем хорошим не закончится.

Если мы продолжаем эти проекты развивать, то туда, конечно, нужно вводить элементы не только экономики, но уже и политики, и гуманитарного влияния.

Чтобы оставлять эти государства в сфере влияния России, чтобы они не впадали в архаику, и чтобы там происходило какое-то развитие, одного бизнеса мало, мало одной экономики — нужны структуры гораздо более мощные. А это, естественно, политические, военные и гуманитарные структуры, то есть всё то, что более-менее держит проект Евросоюза в силе. Но это задача на будущее.
Евразийство XXI века должно искать ответы на эти вопросы. Как не потерять и интегрировать эти государства, при этом понимая, что в России тоже есть граждане, которые, в общем-то, не хотели бы этой интеграции, а хотели бы иного проекта — либо национальной автаркии, либо всё-таки ориентации на Запад.

Исходя из этого перед нами возникает некая перспектива развилки развития евразийства в XXIвеке. Я обозначил некую модели парадигмы, в которой евразийство может развиваться. Получится ли это? Но то, что евразийство — это ключик к будущей конфигурации в Евразии, мне представляется интересной и продуктивной идеей. Без этого мы не поймём, что происходит в Евразии. А если будем ориентироваться на европейскую интеграцию, то с ними мы упустим то, что будет серьезно менять конфигурацию будущего в этом веке. А это рост именно азиатских стран.