Совсем скоро исполняется восемь лет конфликту в Сирии – самому долгому порождению «Арабской весны». В ситуацию оказался тем или иным образом втянут целый ряд государств: Саудовская Аравия, Турция, Катар, Израиль, Иордания, Ливан. Сирия стала полигоном для столкновения сверхдержав – США и России, а в последнее время на арене появился Китай. Кандидат исторических наук Павел Потапейко специально для «Евразия. Эксперт» проанализировал, кто из многочисленных акторов смог за годы конфликта упрочить свои позиции в регионе, а кому война принесла лишь потери.
 

---

Продолжение. См. ☞  Часть 1

---

Итоги для Турции

С самого начала Турция стала одной из опор сирийской оппозиции. Достаточно вспомнить, что именно на ее территории в июле 2011 г. была создана «Свободная сирийская армия», проходили конгрессы оппозиции. Агентство Reuters назвало ее «основным спонсором выступлений против Асада».

В рамках операции «Щит Евфрата», начавшейся в августе 2016 г., ее войска заняли север провинции Алеппо вместе с поддерживаемыми ею повстанцами-туркоманами. Ее главной целью по мере успехов курдских «Отрядов народной самообороны» и расширения ДФСС (Рожавы) становилось их сдерживание.

Анкара хочет создать «зону безопасности» в северной Сирии. Она создана (по договоренности с США) лишь на небольшом участке к западу от Евфрата. А остальная граница со стороны Сирии – под контролем Рожавы. К тому же – постоянные осложнения то с США, то с Россией, то даже с Китаем (из-за баз Исламской партии Туркестана в Идлибе), не говоря уж об окончательно испорченных отношениях с Дамаском.

Правозащитники (в т.ч. the Human Rights Watch) обвиняют ее силовиков в гибели сотен гражданских лиц. Поддерживаемые ею отряды оппозиции вот-вот будут разгромлены в Идлибе либо растворились в сирийском пейзаже. Все это вряд ли можно назвать успехом.

Вместе с тем Турция участвует в переговорах, «соучредитель» формата Астаны. Ее договоренности с Россией и Ираном вызвали негодование сирийской оппозиции. Вмешательство в Сирии в турецком обществе непопулярно. Анкара корректирует свою линию. Так, в октябре 2016 г. глава МИД Мевлют Чавушоглу потребовал от «Ан-Нусры»* покинуть Алеппо и призвал повстанцев отмежеваться от нее. Армия стала обстреливать позиции ИГ*, в ответ ударам подверглись турецкие провинции, были теракты.
 

Но главная проблема для Анкары в Сирии – Рожава. Задача – помешать сближению той с США и Россией.

В Турции многие убеждены в мировом заговоре с целью ослабления, а то и расчленения страны. Хотя один из лидеров оппозиции, Селахаттин Демирташ, выступает за признание ДФСС.

Когда в феврале 2016 г. США и Россия добились прекращения огня, не распространявшегося на ИГ* и «Ан-Нусру»*, президент Эрдоган призвал не включать и курдские «Отряды народной самообороны». Операция «Щит Евфрата», вызвавшая недовольство и РФ, и США, была связана с успехами этих отрядов, к тому же началось сотрудничество частей ДФСС – Сирийских демократических сил (СДС) – как с сирийской армией, так и с американцами.

Когда началось турецкое вторжение, США остановили его на р. Саджур, над г. Телль-Абъяд был даже поднят американский флаг, чтобы не допустить обстрела турками.

Когда СДС и сирийская армия развернули успешное наступление в Алеппо, Анкара призвала создать бесполетную зону. Вашингтон и другие члены НАТО не поддержали, не желая конфликта с Москвой. Лишь Меркель сказала, что такая зона была бы «полезна». Турция и Саудовская Аравия настаивали на наземной операции, стремясь втянуть США. Начав «Щит Евфрата», Эрдоган объявил, что это акт самообороны против как ИГИЛ*, так и «Отрядов народной самообороны», которых он в равной мере назвал террористическими группировками. Чего же добивается Турция дальше?

Эрдоган неоднократно заявлял целями своей сирийской политики борьбу с ИГИЛ*, свержение Асада и недопущение курдского государства. А члены его кабинета периодически признают, что уже не добиваются смещения Асада, без которого нереально достичь договоренностей.

У турецкой элиты нет единой позиции по сирийской проблеме. Фактором остается наличие в Турции большого числа сирийских беженцев. Всего за годы войны она приняла более 3 млн. Треть – в 22 лагерях у сирийской границы. В качестве одной из целей создания буферной зоны Анкара называет перемещение туда беженцев.

В октябре 2018 г. после саммита с Россией, Францией и Германией Турция возобновила удары. В декабре Эрдоган заявил, что начнет операцию к востоку от Евфрата, потому что курды не ушли из Манбиджа. Вашингтон назвал это недопустимым.
 

Если Иран заявляет, что добился по итогам событий в Сирии многого, затратив мало, то про Турцию можно сказать наоборот.

Проблемы с мировыми центрами силы, обилие беженцев, прямая вовлеченность в конфликт с неясными перспективами, курдская автономия у границ, с которой надо либо смириться, либо идти на эскалацию.

Саудиды не сдаются

Эр-Рияд активно вовлекся в сирийский конфликт с самого начала, усмотрев возможность расширения влияния и подрыва позиций Ирана. В 2013 г., по данным The Financial Times, обогнал Катар в помощи оппозиции, а принц Бандар бин Султан был назначен координировать свержение Асада, по сведениям The Wall Street Journal (и наносил визиты в Париж и Москву, убеждая в нужности этого). По словам экс-главы MI6 Ричарда Деарлава, принц Бандар говорил ему, что у шиитов настанут тяжкие времена.

Саудовцы оплачивали приобретение оружия – вплоть до противотанковых орудий югославского производства у Хорватии, поставленных в 2012 г. (именно тогда повстанцы добились успехов). Позже оружие досталось ИГ* и «Ан-Нусре»*. В Иордании были созданы тренировочные базы под эгидой принца Сальмана бин Султана (брата Бандара).
 

Если для Вашингтона или Анкары иметь дело с фундаменталистами не всегда удобно, то Эр-Рияд воспринимал их на ура.

В 2015 г. (по данным The Independent) они переключились с прозападных повстанцев на «Джаиш аль-Фаттах», включающую и «Ан-Нусру»*. В конце того года в Саудовской Аравии прошла конференция сирийской оппозиции для выработки единой линии, где решили создать «Высший переговорный орган» с резиденцией в Эр-Рияде.

Но летом 2017 г. глава саудовского МИД уведомил оппозиционеров, что его страна прекращает им помогать. А в 2018 г. начала переговоры с арабскими отрядами Рожавы. И с США – не сменить ли их в Сирии. Саудовцы создали рекрутинговые центры, предлагая по $200 в месяц.

Видимо, Эр-Рияд намерен бороться за свержение Асада до последнего, пусть шансы на это и тают. Главное – ослабить шиитов, как и в Йемене.

Загадочная ставка Катара

Схожий вывод можно сделать и по Дохе. Она сразу была ведущим спонсором и «оружейником» повстанцев: по данным The Financial Times, вложено не менее $3 млрд только за первые два года. Катар выдавал перешедшим к оппозиции генералам и чиновникам «пакет беженца» на $50 тыс. в год. По данным Стокгольмского института мира, он поставил в Сирию больше оружия, чем кто-либо. На его территории действует совместная с США база для повстанцев, где тренировки проходило по 1200 человек в год.

Результат? Огромные траты и восемь лет хаоса. Но у Саудовской Аравии тут просматривается некая геополитика. А что выиграл маленький Катар, не имеющий общей границы с Сирией? Имидж влиятельного игрока исламского мира?

Результаты для Иордании

Эта страна как раз граничит с Сирией, для нее события – отнюдь не игры в геополитику или престиж. Амман сочувствовал оппозиции, общественное мнение даже к ИГИЛ* поначалу относилось спокойно. Хотя ИГ* грозило и вторжением, и убийством короля Абдаллы II, которого называло в своих видео неверным и тираном. Были и вылазки игиловцев* на территорию страны, и теракты.

Осенью 2014 г. страна все же присоединилась к возглавляемой США коалиции и начала наносить авиаудары по ИГИЛ*, в ответ ее территорию стали бомбить тоже. Иордания больше помогала коалиции предоставлением баз, где разместились ВВС США, Франции, Нидерландов и др.

Все изменилось на рубеже 2014-2015 гг., когда в плен попал, а затем был сожжен заживо иорданский летчик Муат эль-Касасбех. По стране прокатился шквал ярости, были казнены игиловцы*, которых думали обменять на него, иорданские ВВС стали бомбить ИГИЛ* до 100 раз в неделю.

Пик продолжался 3 дня, названных «Операция «Мученик Муат». Иордания грозила наземным вторжением и вела переговоры о координации с Багдадом, сообщалось о стягивании частей к границе. К концу 2015 г. Амман объявил об уничтожении 20% боевой мощи ИГ* и снизил интенсивность. Хотя авиаудары продолжались до 2017 г.

При этом Иордания продолжала поддерживать «умеренную оппозицию». На ее территории был создан Центр военных операций для координации шагов Запада и арабских стран по поддержке повстанцев.
 

Иорданцы особенно помогали в Даръа и у базы эт-Танф, фактически координируя т.н. южный фронт. Однако после вступления России начали сворачивать это и договорились о координации с ней.

Это в 2018 г. позволило освободить Даръа. С 2016 г. закрыта граница с Сирией. Помощь ряду группировок продолжалась, но целью уже объявлялась не борьба с Асадом, а «разгром джихадистов».

Обсуждалась идея скоординированно с Турцией нанести удар на севере и юге и создать буферные зоны у своих границ. Но Иордания все же воздержалась.

Свергнуть Асада не удалось, отношения с САР прохладные. Затем на первый план вышла цель создания зон безопасности у границ. Эту роль выполняли Даръа и эт-Танф. В первом случае Асад вернул район, Амман ничего не мог поделать. Эт-Танф пока остается, но это вопрос времени. Так что итоги скорее неудачны. Хотя и жертв особых не было.

Влияние на Ирак

Официальный Багдад оказывал финансовую помощь Асаду, открыл воздушное пространство для иранских самолетов и дороги для грузовиков КСИР, подписал соглашение с Дамаском о предоставлении топлива. Причина – общий враг: ИГИЛ* занял до 20% его территории. Ирак вступил в коалицию с Россией, Ираном и САР. В декабре 2018 г. Дамаск разрешил ему наносить удары по ИГ* на ее территории без запроса.

При этом сунниты западных провинций Ирака на волне ранних событий сформировали Свободную иракскую армию (СИА), которая создала коридор для ополченцев и грузов к сирийской оппозиции. Однако в августе 2014 г. ИГИЛ* уничтожил СИА.

Итог? Ирак сблизился с Ираном, Сирией и Россией, это удар по влиянию США.

Многострадальный Ливан

Вот уж кто больше всех натерпелся от событий в Сирии, не считая ее самой. Принял до 1,5 млн беженцев (часть уже вернулась). В его приграничных районах находятся базы «Хезболлы», тысячи ее бойцов сражались в Сирии. Бои часто перетекали на ливанскую территорию.
 

Война у соседа не могла не стать фактором обострения и без того сложных межконфессиональных отношений: нарастали столкновения, убийства, похищения.

Обострились и проблемы с Израилем, который наносит удары по его территории. Ряд ливанских политиков (включая лидера друзов Валида Джумблата) призывают «Хезболлу» прекратить участие в боях в Сирии, так как это ставит Ливан под удар.

Выводы для Израиля

Официально нейтрален, но от этого не менее активен. Сирия – давний недруг, за 70 лет не было дипотношений, воевали во всех арабо-израильских войнах (и до сих пор в состоянии войны), Голанские высоты остаются у Израиля, там самая проблемная его граница (в ходе войны в Сирии туда проникали повстанцы). Плюс усиление присутствия Ирана, укрепление «Хезболлы». Да и хаос у соседа – уже повод для боеготовности.

Участие в боевых операциях сводится к обстрелу ракетами, что до 2017 г. отрицалось. Израиль наносил удары по конвоям, доставляющим оружие «Хезболле» и даже властям САР (в декабре 2017 г. признал, что за 6 лет их было до 100), а также по позициям «Хезболлы», в основном в Ливане.

С другой стороны, помогает пострадавшим от войны, в 2016 г. развернул операцию «Добрый сосед» в приграничных районах Сирии, резко увеличив гуманитарную помощь, прежде всего детям, включая питание, воду, лечение, даже наладку электричества и обучение. Ею охвачено более 200 тыс. сирийцев. В июле 2018 г. провел эвакуацию 400 человек из Деръа по просьбе западных правительств.
 

В июле 2017 г. министр обороны Либерман заявил, что хотя повстанцы – варианты «Аль-Каиды»*, Израиль не может позволить Асаду остаться у власти.

По его словам, Израиль не заинтересован во вмешательстве в сирийскую гражданскую войну, однако есть «красные линии». Затем объявил, что не одобряет соглашения о прекращении огня, достигнутого в июле 2017 г. США и РФ, поскольку это легализует иранское присутствие.

В октябре 2017 Либерман признал, что Асад побеждает. Это было понято как поворотный момент для Израиля. Либерман сказал, что Израиль «стремится договориться с русскими, иранцами, турками и «Хезболлой».

Велись тайные переговоры с Россией и США, в ходе которых Израиль настаивал на удалении иранских сил. Затем делегация во главе с шефом Моссада Йоси Коэном посетила Вашингтон. Секретные встречи шли также в Аммане, Марокко и некой столице ЕС.

Согласно утечкам, израильская делегация включала руководство МИД, Минобороны, армии и Моссада, американскую возглавляли спецпредставители по Сирии Майкл Рэтни и Бретт Макгерк, российскую – советник Путина по Сирии Александр Лаврентьев. Когда в июле 2017 г. Вашингтон и Москва направили Израилю проект соглашения по южной Сирии, тот заявил, что текст противоречит всем его пожеланиям. Ни Иран, ни «Хезболла» не упоминаются, сказано лишь о недопустимости появления иностранных вооруженных групп в зонах деэскалации.

В 2017 г. впервые израильский самолет подвергся атаке сирийской армии (в воздушном пространстве Ливана). Каждый месяц в 2018 г. был обмен ударами ракет. Израиль объявил, что в 2017-2018 гг. выпустил более 800 ракет, что прервало «контрабанду иранского оружия» и привело к эвакуации ряда иранских баз. В январе 2019 г. представитель МИД РФ Мария Захарова призвала Израиль прекратить вторжения в САР.

Аналитик Собхи Хадиди отмечает, что с точки зрения международного права Израиль виновен в нападениях на другую страну, но и Асад провоцирует. И хотя, по мнению аналитиков, вероятность перерастания обмена ударами в полномасштабную войну невелика, это нельзя исключать.

Триумф Китая

В августе 2018 г. на ресурсе thediplomat.com видный американский эксперт по Китаю Логан Поли (Logan Pauley) из Стимсоновского центра опубликовал эссе «Китай увеличивает военное присутствие в Сирии?». Сирийская «Аль-Ватан» 1 августа опубликовала интервью с китайским послом Ци Цяньцзинем и военным атташе КНР. Они будто бы заявили, что Китай намерен внести вклад в освобождение Идлиба. Но представитель армии Вань Жуйчжэнь опроверг сообщение: тот не станет вмешиваться.

После войны Сирии понадобятся финансовые вливания для восстановления (по оценкам Всемирного банка, от $250 млрд до $400 млрд). В июле 2018 г. на Форуме сотрудничества Китая и арабских стран в Пекине Си Цзиньпин объявил о выделении займов на общую сумму $23 млрд и гуманитарной помощи на $90 млн Сирии, Йемену, Ливану и Иордании.

Китай обещал содействие в инфраструктурных проектах – например, технологический гигант Huawei переделает всю сирийскую систему телекоммуникаций. Большое значение Сирия имеет для роста влияния КНР. И для «Пояса и пути».

Есть и еще один фактор: по оценкам посла Сирии в КНР Имада Мустафы, в рядах джихадистов воюют 5 тыс. китайских подданных из Синьцзяна. Сообщалось, что китайский спецназ появился в декабре 2017 г. в Тартусе для борьбы с их группами. ИГ* обещал пролить в Китае реки крови, в китайских соцсетях были угрозы: «Когда война в Сирии закончится, для Китая настанет день ужаса».
 

КНР убьет трех зайцев. Во-первых, участие в восстановлении Сирии. Во-вторых, удар по своим сепаратистам. И в-третьих, опыт урегулирования кризиса и разведданные.

В 2017 г. журналистка The South China Morning Post Лора Чжоу (Laura Zhou) в своей аналитике «Роль Китая в бесконечной сирийской войне» писала, что Пекин воздерживается от прямого вступления, но в шестой раз наложил вето на попытки добиться введения санкций. В марте 2017 г. назначен спецпредставитель по Сирии – бывший посол в Иране Се Сяоянь. Асад называет Китай близким другом, в интервью «Спутнику» в 2016 г. пригласил компании из России, Китая и Ирана инвестировать. А гонконгскому телеканалу Phoenix TV подтвердил, что КНР приступила к ряду проектов.

В американских СМИ появляются тексты с заголовками «Как США проиграли России и Ирану войну в Сирии» или «Джихадисты из Китая и Чечни взяты в кольцо в Идлибе. Последний бастион?». В The Newsweek в январе 2018 г. Том О’Коннор публикует аналитику «Китай может выиграть больше всех, если Асад возьмет верх». Автор считает: стратегическое положение Сирии стимулирует Пекин участвовать.

Сирия станет для него хабом, важным для его планов в регионе. Взятие Алеппо в 2016 г. стало поворотным моментом. Глава МИД Вань И встретился с советником Асада Шаабаном и обсудил усиление роли Пекина. Китайские компании видят большое поле работы в Сирии – нужно восстанавливать все. Если США строят там военные базы, то китайцы – железные дороги и порты. Они инвестируют в будущее.
 

В августе 2018 г. Поли дал интервью неправительственному ресурсу Syria Direct, в котором заявил, что Китай будет в немалом выигрыше после прекращения войны, т.к. поддержал Асада, который предоставит ему теперь большие возможности.

Он стал основным торговым партнером Сирии, покупает 80% ее экспорта. Аналитик считает, что Пекин не примет участия в конфликте напрямую. Но если у США в нем нет ясной цели, то Китай твердо придерживается курса нерушимости границ. Если Москва фокусируется на защите безопасности и стабильности, Пекин – на экономике. В числе прочего речь идет о нефтепроводе в Ливане от Триполи до сирийской границы.

Этот и другие проекты будут финансировать Экспортно-импортный банк Китая и Национальная нефтяная корпорация. А вот Вашингтон изгнан из сирийской экономики решительно и надолго.

Возможно, Тартус станет более значимым хабом, чем Турция, для «Одного пояса».
 

Это вписывается в общую стратегию Китая – заполнять вакуум. Кризис в Сирии создал его, Китай устремился туда, гражданская война открыла ему ворота.

Поли ведет также колонку о китайской политике в The South China Morning Post. В октябре 2018 г. он опубликовал статью «Почему окончание войны в Сирии дает Китаю возможность увеличить влияние».

​Дело идет к окончанию войны. Встает вопрос о реконструкции, а это сотни миллиардов долларов. И международные форумы показывают, что в участии заинтересованы «мириады незападных компаний», а США и ЕС за бортом. В Дамаске в сентябре 2018 г. прошла 60-я Международная ярмарка с участием более 200 китайских компаний. Она послужила площадкой для договоренностей о создании СП и инвестициях. Ни американцы, ни фирмы из ЕС не были приглашены.

Пекин воспользовался отсутствием конкуренции. Решено производить в Сирии китайские автомобили (в Хомсе), строить сталелитейные заводы и электростанции, подтверждено намерение восстанавливать инфраструктуру.

Китай старается показать заботу о Сирии. Он хочет подключить Дамаск к «Одному поясу» и особенно заинтересован в Тартусе.

В октябре в Ливан прибыл танкер с 10 тыс. контейнеров, открыв маршрут поставок из Пекина. Китай начал наращивать влияние через инфраструктуру. А американские санкции только облегчают ему задачу.

В октябре Поли разместил на ресурсе Asia Times аналитику «Китай утверждается в своей роли для послевоенной Сирии». В августе 2018 г. посольство КНР в Дамаске опубликовало письмо посла Ци Цяньцзиня с заверениями о стремлении помочь восстановлению Сирии и всего региона, с упором на инфраструктурных проектах. Но упомянута и сфера безопасности – нечто новое для Китая.

Директор сирийской компании «Маллук» объявил, что его машиностроительный завод в Хомсе начнет производство автомобилей «Чанган» и «Джили». В сентябре министр туризма Сирии объявил, что страну снова посещают китайские туристы. Пекин, поддерживая эту отрасль, делает еще один удачный ход.

Китаю дорогу в Сирию открыло соперничество США и России. И в сравнении с обеими, как считает Поли, он выглядит привлекательнее. Постоянно призывал к сотрудничеству по проблеме, одновременно продумывая инвестиции и проекты. Но его планы зависят от сохранения у власти Асада.