Прошел первый ажиотаж после публикации нескольких тысяч учетных карточек из картотеки латвийского КГБ — подарок жителям Латвии к Рождеству и Новому году. Посмотрели, поохали, поахали, поехидничали, посокрушались, обсудили с жаром в соцсетях. Ну и что? 

Это и была люстрация? Мы стали чище, мудрее, добрее, честнее? Нет. Ведь всем понятно, что сами по себе эти карточки — абсолютно ничего не значат. Они ни о чем не говорят и ничего не объясняют. 

Объяснить хоть что-то могут те, кто там засветился или те, кто имел прямое отношение к пресловутой картотеке из известного Углового дома. 

Мой собеседник — бывший кадровый работник органов, старший офицер, более двадцати лет проработал в контр-разведовательном управлении КГБ Латв. ССР,  назовем его Михаил Иванович, на условиях анонимности согласился ответить на вопросы портала Baltnews.lv. Ныне он простой пенсионер, но хорошо помнит времена своей службы в органах, когда он, помимо всего прочего, занимался и оформлением агентурных карточек, как и другие его коллеги по оперативной работе.  
 
Решение политическое — недальновидное
— С профессиональной точки зрения для меня это более, чем странно. Любое государство, как аппарат управления обществом, должно располагать информацией о том, что в нем творится, какие угрозы существуют — как внешние, так и внутренние. 

Для этого необходимы специальные службы, отвечающие за безопасность. 

Спецслужбы без агентуры существовать не могут. 

Тайные агенты использовались с древнейших времен во всех без исключения странах мира, и в наши дни тысячи людей привлекаются к агентурной работе в качестве добровольных помощников правоохранительных органов. 

Если кто-то думает, что новая власть может обойтись без информаторов — это абсолютно дилетантское мнение. Люди, агенты, оказывали помощь своему государству в обеспечении его безопасности, они обладали определенным информационным багажом, который мог быть интересен и новому режиму. 

Раскрытие их данных — решение явно политическое, но дальновидным его не назовешь. 
— Расхожее обывательское мнение — от незнания предмета. Кстати, в этом слове нет ничего плохого. Да-да, не смотрите на меня так! Стукачом на Руси звали человека, который ходил по округе с колотушкой, отпугивая громким стуком  непрошенных гостей.  
— В этом и состоит опасность негласного сотрудничества, когда начинает превалировать личный корыстный мотив. А лозунг-то изначально какой был? «Горячее сердце, холодая голова и чистые руки». 

В 1918 г. большевики приняли специальное постановление о недопустимости пользования провокаций в работе ВЧК. Но в ходе жизни комиссия, конечно, очень быстро столкнулась с необходимостью создания собственной агентуры. Без информаторов обойтись было невозможно. 

Агенты, кругом одни агенты… 
— Я работал во втором отделе — это контр-разведка. Наша задача — защита секретов и борьба с разведовательной деятельностью иностранных спецслужб. Первый отдел — разведка, второй — контр-разведка (защита секретов и борьба с разведовательной деятельностью иностранных спецслужб), третий — контроль и обслуживание МВД, четвертый — транспорт, пятый — идеология, 6 — промышленность, 7- наружное наблюдение и так далее. Были полностью засекреченные отделы, и чем они занимались, знал только очень узкий круг лиц. 
— Естественно, как у каждого оперативного работника. Я курировал режимные объекты — различные предприятия, секретные институты, конструкторские бюро. 

Работал с людьми, имеющими доступ к секретным разработкам, которые нужно было охранять. При приеме на работу на любое режимное предприятие, в соответствии с существующей тогда нормативно-правовой базой, сотрудники давали подписку о неразглашении секретной информации. 
Если со стороны кто-то проявлял интерес к тому, чем они занимались, или предлагал у них приобрести что-то, связанное с рабочим процессом, этот человек обязан был тут же сообщить о случившемся оперативному работнику. 
—  Да, на него заполнялась типовая карточка, и в картотеке такой человек числился агентом, работающим на секретном объекте. 
— Всех их можно определить, как источники информации, это очень похоже на журналистскую деятельность. Градация — да, была. Доверенные лица — это те, кто иногда на негласной основе выполняли отдельные поручения комитета, связанные с тем или иным вопросом. 

Нет! Ничего, не имеющего отношения к защите секретов данного объекта, с него не требовали — доносы на своих коллег или соседей эти агенты не писали, это все чушь собачья! 
— Например, сотрудник режимного предприятия входил в группу, которая принимала у себя иностранную делегацию. Да, такое тоже случалось по специальному разрешению! 

Зарубежный товарищ побывал у них и уехал. А его рижский коллега, сотрудник этого объекта, должен был после каждого визита написать краткий отчет — как гость себя вел, с кем общался, чем интересовался.

Или, допустим, сотрудник института, занимающегося секретными разработками, выезжал в загранкомандировку. По возвращению его тоже могли попросить написать, с кем он там общался, не проявлял ли кто к нему повышенный интерес. 

Человек писал отчет, который шел в его оперативное дело. А потом он годами мог уже ничего не писать, а спокойно заниматься своей работой. Никто его из нашей конторы без особого повода не дергал. Но сотрудник, тем не менее, числился за ведомством доверенным лицом.  
— Агент — это тайный помощник, который, как правило, на добровольной постоянной основе, выполнял разные поручения органов безопасности. Поручения зависели от рода его деятельности.

Если мы говорим о режимном объекте, то заведующий канцелярией обязан был сообщать обо всех случаях пропажи документов, или в случае подозрения о какой-то диверсионной угрозе. Тогда ему давали задание, связанное с прослушиванием подозрительных лиц. 

Полученную информацию мы потом уже сами анализировали и проверяли. Агента лично знал только оперработник, с которым он общался. При необходимости могла быть проведена встреча с руководителем подразделения. 

Начальник отдела знал имена агентов, т.к. именно через него проходили все документы, которые он читал и визировал. Кроме доверенных лиц и действующих агентов, были еще нештатные сотрудники комитета. Как правило, ими числились пенсионеры МВД, они проводили так называемую неглубокую проверку — изучали кандидатов при приеме на режимные объекты, собирали о них сведения. Были нашими помощниками. 

Турист или разведчик?    
— Думаю, если не знали, то догадывались. Они давали подписку о неразглашении. Но здесь многое зависело от специфики отдела КГБ. Допустим, сотрудник первого отдела (разведка) побеседовал с человеком, вернувшимся из какой-то зарубежной конференции. Он с ним переговорил, расспросил, что было интересного, записал все с его слов. Потом его имя занесли в учетную карточку, дав ему псевдоним, о котором тот человек мог и не догадываться, т.к. подписку о сотрудничестве с него никто и не брал. И на этом общение могло закончиться. 
— Естественно, комитет их всех курировал. Все, кто работал с иностранными туристами, находились в нашей зоне внимания, на уровне доверенных лиц они сотрудничали с органами, и должны были сообщать обо всех подозрительных контактах. 

Не секрет, что по туристическому каналу в Латвию приезжали люди, про которых нам точно было известно, что они являются сотрудниками иностранных разведок. Я не имел с ними дела, но здравый смысл подсказывает, что сотрудники Спутника, имеющие контакты с иностранцами, должны были информировать об этом органы безопасности по их просьбе. Я не вижу в этом ничего безнравственного или недостойного, подобные меры безопасности применяются во многих странах мира. 

Вербовка по плану или по смыслу? 
— Предположить, конечно, можно все что угодно, но мне такие случаи неизвестны. При работе с агентами оперработник должен показать результативность. Требовался оригиналы сообщения, отчеты, которые взять с потолка и сам написать он не мог, их читали, проверяли, визировали. То есть, с «липовыми» агентами было бы больше проблем, чем пользы. В нашем, контр-разведовательном подразделении подобных приписок я не припомню.
— За всех не скажу, но во втором отделе этого не было. Зачем мне на небольшом режимном объекте постоянно увеличивать число агентов? Я же это должен был чем-то мотивировать. Если не было необходимости, то мы этого не делали. 

В отношении подозрений о приписках, хочу напомнить, что для работы в органах безопасности человек проходил жесточайший отбор, людей проверяли самым тщательным образом. Но, конечно, и в наших рядах попадались не совсем добросовестные товарищи — человеческий фактор никто не отменял.
— Это так называемые «сторожевые» или сигнальные карточки. Красная полоса означала, что человек уже находится в поле зрения кого-то из комитета и к нему не надо приближаться.
— Только в каких-то отдельных случаях. Но никаких окладов или вознаграждений на постоянной основе за свою информацию агенты не получали. Правда, за какие-то особо ценные сведения или важную информацию могло выплачиваться небольшое вознаграждение. 

В каких случаях? Например, по нашему отделу. На режимном предприятии потерялись какие-то документы, агент провел проверку и нашел их, вернул на место — чаще всего, просто халатность, положили не туда.

 Но нашедшему объявлялась благодарность от комитета, иногда вручался какой-то ценный подарок. Бывало, дарили хорошую книгу, в те времена это ценилось. В большинстве случаев люди с органами сотрудничали действительно на добровольной и патриотической основе, для них это было почетно. То же самое и в других странах.

Стукачом можешь ты не быть, но… 
— Случалось,  говорили — нет, я стукачом не буду! Это был моральный выбор человека, если он считал для себя неприемлемым сотрудничество с органами, то заставлять его мы не имели права. 
— За всех не скажу, но поступая на работу на режимные предприятия, люди знали, что им придется давать подписку о необходимости сообщать органам различную информацию. 

Вы же смотрели российский фильм «Гостиница «Москва»? Именно так все и было, существовали разные степени допусков. Не могу исключить, что кто-то пользовался служебным положением в перечисленных вами случаях. Иногда к холодной голове и горячему сердцу прилагались грязные руки. Они действительно много что могли натворить…  
— Вербовка, как правило, проводилась по трем основаниям — на добровольной основе, компрометации либо за деньги. 

Бывало, что люди вообще ничего не знали и их использовали втемную. Просто по-дружески беседовали, выясняли, что требовалось, а затем заносили имя в картотеку.

Но, повторюсь, в подавляющем большинстве люди сотрудничали с органами абсолютно на добровольной основе, из идейных соображений. 

Работник органов, как нас всех учили, должен был относиться к потенциальному агенту, как к другу. Если он отказался от сотрудничества? Отпустить и забыть. Но надо подумать, почему он это сделал. 

А шантаж… Понимаете, в сфере безопасности нельзя исходить из категории плохо-хорошо, нравственно-безнравственно. Мы исходим из того, что цель определяет средства. Но не оправдывает. Как бы это цинично ни звучало, но если цель важна, то допустим и шантаж, и угроза, и психологическое давление. 

С точки зрения техники, исходя из государственных интересов, да иногда эти методы используются. Все диктуется оперативной обстановкой, или, как тогда говорили — политической целесообразностью. Согласен, это циничные моменты. Но так, в принципе, работают все спецслужбы мира. В любом случае решение принимает сам человек. 

Не будем спешить с выводами

— Работников партаппаратов нельзя было вербовать?  

— Нет, это было четко указано — номенклатуру к нашей работе мы привлекать не имели права. 

Начиная с райкомов партии, думаю, и комсомола — тоже, и выше. Видимо, предполагалось, что в силу своего положения они и без всякой вербовки, по своей инициативе обязаны были сообщать о любых враждебных действиях или угрозах безопасности страны. 

У номенклатуры был свой партконтроль, отдел административных органов, который и нас курировал тоже.
— Журналистами, как и всей сферой культуры, занимался в основном пятый идеологический отдел. С точки зрения вербовочной техники, конечно, «идейные», как вы их назвали, товарищи, для вербовки не представляли большой ценности. Они вряд ли были вхожи в интересующие органы круги. Но, думаю, информаторы были и среди них тоже. И еще раз повторяю — в этом не было ничего плохого, если не использовалось в личных интересах. 
— Думаю, вы уже поняли, что сама по себе учетная карточка вообще не является документом, это просто некая запись, которая практически ни о чем не говорит — нулевая информация. Если человек работал на режимном предприятии, в связи с чем его имя попало в картотеку КГБ, это нормальное явление. 

Так же нормально, что граждане помогали обеспечивать безопасность страны, гражданами которой они все на тот момент были. Это был их гражданский долг. Об этом, кстати, я и на суде говорил, куда меня несколько раз вызывали.
— Когда подняли картотеку КГБ, то некоторые люди сами обратились в суд, чтобы доказать, что они не были агентами, хотя и стояли на учете в комитете. В связи с этим меня, как бывшего оперативного сотрудника, чье имя  фигурировало в карточке, тоже приглашали в качестве свидетеля сначала в прокуратуру, потом в суд — для выяснения обстоятельств дела. 

Меня спрашивали, знаю ли я этого человека, почему именно ему было предложено сотрудничество.Я им пояснял примерно то, что сейчас вам рассказываю — про режимный объект, про нормативную базу, охрану секретов... К слову, процесс проходил вполне цивилизованно — никаких претензий не вызывал.

В огне не сгорели

— Михаил Иванович, а как так получилось, что картотека агентов сохранилась, а их рабочие и оперативные дела — нет? Правда ли, что в последние месяцы существования латвийского КГБ там чуть ли не тоннами сжигали документы? 

— В это время я в угловом здании уже не работал, поэтому не могу ничего ни подтвердить, ни опровергнуть. 

Могу предположить, что кое-что действительно сожгли, но не тоннами. Ведь «мешки КГБ» действительно были, я сам видел, как приезжали представители новых властей и складывали все документы в эти мешки. 

Их было не так уж и мало, даже если учесть, что часть сожгли, а часть вывезли в Россию, как писали в СМИ. Но почему карточки оставили — надо спросить у бывшего руководства, это было решение высшего уровня. Наверное, руководитель комитета Йохансон мог бы ответить на эти вопросы, да умер он года два назад… 

— А что было с агентами, которые состояли на учете, но никакой информации от них не поступало?

— По идее, их исключали из агентов. Офицер приходил к начальнику своего подразделения и сообщал, что у данного агента сейчас нет оперативной возможности для сотрудничества — уволился с места работы, переехал в деревню. Что с ним делать? В архив отправлять. На обороте карточки ставился соответствующий штамп, а рабочее и личное дела отправлялись на хранение. 

Люстрация по-латвийски

— Часть агентуры КГБ перешла в распоряжение новой службы безопасности?

— Это непреложный закон всех спецслужб, так было во все времена при сменах всех режимов. Думаю, можно с большой долей вероятности предположить, что новые спецы были первыми, кто ознакомился с картотекой. 

— Но после публикации для всеобщего обозрения карточек информаторов,  с их полными данными и  домашними адресами (!) -  вряд ли будет много желающих на добровольной основе впредь сотрудничать с органами. Ведь никто не даст гарантии, что спустя время с ними не поступят точно также? 

— В этом отношении, конечно, такому основополагающему и важному делу, как обеспечение безопасности страны, был нанесен серьезный ущерб. В других странах, как мы видели, люстрация тоже проводилась, но, на мой взгляд, более продуманно и цивилизованно. 

— А в отношении бывших кадровых спецов со стороны новой власти были предприняты какие-то репрессии? 

— Если человек не был замешан в каких-то уголовно-наказуемых деяниях, то служба в органах не считалась преступлением. Сотрудников КГБ в Латвии не преследовали, но лишили избирательных прав. Гражданство смогли получить только те, кто родился в Латвии до 1940 г. и их потомки.

Бывшие сотрудники КГБ-неграждане получить гражданство путем натурализации не могут. Такая форма люстрации была предпринята, я это воспринимаю, как данность.

— Михаил Иванович, многие сейчас спрашивают, как при такой огромной агентурной сети, КГБ допустило развал страны? Или, что сейчас тоже нередко предполагают, перестройка была проектом КГБ, но что-то не так пошло? Как вы думаете?  

— Могу сказать, что без участия спецслужб все эти революционные преобразования в стране были бы невозможны. В какой степени комитет участвовал — это другой вопрос. Спецслужбы знали все! Но решение принимали другие.

Я встречал в рижском аэропорту и Яковлева, и Горбачева, когда те сюда наезжали в 1988 году… Помню, как Горбачев подошел к первой линии охраны и поинтересовался: 
 
Вот уровень тех, кто руководил страной… Могу согласиться, что эта была битва советских и западных спецслужб.

— И КГБ эту битву проиграл… Спасибо за беседу! 
   

---

---