Публицист, поэт, лидер мнений – таким запомнили Виктора Авотиньша (1947–2023). Но он был еще и практическим политиком. Об этом я и хотел бы рассказать. «В Латвии нет ничего, кроме человеческого ресурса. И если я о чем-то жалею, то о неадекватно использованном людском ресурсе. Это – самое негативное от Народного фронта», – говорил мне Виктор Авотиньш, когда я собирал материалы для исторического сборника «Цена независимости».

Как Народный фронт создавали.
Виктор был признанным поэтом и стоял близко к элите творческой интеллигенции. Летом 1988 года в Союзе писателей Латвийской ССР началась подготовка к пленуму. «Резолюция там готовилась достаточно обтекаемая, – вспоминал В. Авотиньш, – со спекуляциями насчет каких-то вопросов экономических, культурных… Мы же, бывшие тогда помоложе теперешнего, сделали свой – альтернативный – проект, в котором, по-нашему, все эти вещи были оговорены более рельефно. Конечно, с учетом уровня тогдашнего мышления. Мы – в целях поддержки – предлагали, чтобы этими инициативами занимались не только творческие люди. А Союзу писателей предлагали – выступить прямым инициатором создания Народного фронта. Но на пленуме – от большинства (или от Петерса) – получили отказ.

Народный фронт сдвинулся с места лишь тогда, когда увидел, как растут местные организации. А точнее, именно после того, как Инкенс, Рубенис и я пришли к Петерсу и стали убеждать его, чтобы он взял на себя эту миссию. «Подвижки» же наши начались уже с июня – мы составляли разные документы, пытались как-то расшевелить Народный фронт».

Поэт Янис Петерс в то время был членом ЦК КПЛ. В целом его роль Авотиньш оценивал высоко: «Петерс сделал гораздо больше положительного, чем те, кто тогда встал в позу крикунов. То, что он где-то иногда колебался – это возможно. По тому хотя бы, что надлежащей конъюнктуры не ощущалось, или, быть может, он предчувствовал какую-то опасность».

Интерфронт уходит в отрыв.
Молодость Виктора Авотиньша была связана с Институтом гражданской авиации, где он учился, Московским райкомом комсомола Риги, где приобрел опыт общественной деятельности. На первом съезде НФЛ, вспоминал он, РКИИГА был представлен довольно широко. «Были очень положительные намерения, светлые идеи».

– И Букашкин, и Белайчук – все когда-то мои преподаватели. Я даже возмутился, что их стали эдак затюкивать. Их идеи, предложения были, конечно, иными, отличными от приоритетных – ну и что? Их все равно следовало слушать, и с ними надо было разговаривать. Отторгать их было глупо – потому что они сами далеко не глупые люди. По крайней мере – технические интеллектуалы, довольно высокого уровня. Не надо было их шельмовать, загонять в другую компанию.

А вот деятельность КПЛ в конце 1980-х – начале 1990-х годов Авотиньш оценивал весьма критически:

– Потому что идейный, так сказать, духовный ресурс этой партии был исчерпан – она уже стала лишь комментатором событий, хватала ситуацию за фалды. КПСС уже не могла стать ни спереди, ни даже сбоку. Ну – ОМОН там… Но они ведь не умели разговаривать – не знали, на каком это делается языке. Им нужны были только указания! Как позднейшие правители в империи инков, местные коммунисты также уже не были способны самостоятельно действовать – адекватно той ситуации, которая здесь сложилась.

Второй секретарь ЦК КПЛ Виктор Соболев был прислан в Ригу куратором ЦК КПСС, и с ним Авотиньш поговорил в здании ЦК на Кирова, когда публициста выгоняли с должности замредактора Literatūra un Māksla, за полемику с «Советской Латвией»:

– Потом мы с Соболевым пошли вниз – там столовая была, и мы решили поесть. Сели за одним столом и ели, по-моему, суп с картофельными клецками. И эдак потолковали. И он сказал: «Я с вами даже согласен. Но вы должны продолжать играть в эту игру…» Такая вот инерция ответственных чинов многое и делала – и сделала. Я это к тому говорю, чтобы мы особо не зарывались в собственный героизм. Его не было.

Отдельно выделяет В. Авотиньш тех партработников, кто вышел из комсомола.

– Конечно, Альфред Петрович Рубикс! Он, безусловно, заслуживает уважения за свою стойкую позицию, и все-таки его поколение… Оно пыталось руководить ситуацией – да, но не владело ею. Даже на уровне диалога они не были конкурентами Народного фронта.

Народный депутат СССР. 
В 1989 году Виктор Авотиньш, уроженец латгальской Лудзы, был избран в высший орган власти Советского Союза от города Огре – тогда промышленного и многонационального.

– У меня там прием был. Приходят люди: им на голову какают и писают – а власть, хотя уже у Народного фронта, продолжает по-прежнему все так же хлопать ушами. Я специально нанял себе в помощники бывшего прокурора – чтобы он людям растолковывал, как какие законы действуют. Чтобы все было обосновано. Я вот одну копию этим начальникам, другую – в Народный фронт. Никакого результата! Номенклатура очень быстро поняла, как можно сохранить тот же самый ритм, который был и раньше.

В то время в Москве, вспоминает В. Авотиньш, даже среди лидеров демократических сил – Афанасьева, Попова, Яковлева, Гайдара, Абалкина, Лациса, не было речи о роспуске СССР.

«Они предлагали, чтобы политическое пространство мы строили каждый по-своему: это, мол, не помешает нам сохраниться и существовать все же и в едином экономическом пространстве. Были и какие-то оригинальные представления: например, что надо-де предпринять максимум усилий, чтобы поиметь взаимную выгоду от неразрушения этих давно сложившихся экономических отношений. То есть не выстраивать политику преград перед старыми, наработанными рынками, производственными отношениями. А, конечно, переоценить это с сырьевой точки зрения, с точки зрения рынка, частной собственности. Только – не разрушать».

Однако в обновленный Союз Латвия вступать категорически не была готова. «Представления латышской эмиграции о здешней ситуации были очень влиятельны, – пояснял В. Авотиньш. – Их стереотип имел больший вес, чем непосредственное личное присутствие тут кого-то из них… И восстановление Первой Республики. Они взяли ту пропорцию, которую они имели, когда эмигрировали. Они не сделали поправку на то, что не обладали информацией о том, как в действительности изменились наши отношения, как мы их воспринимаем.

Национальный комплекс не преодолен – это еще одна привязка к 1940 году, – объяснял Виктор. – Победы, которые еще не завершены, еще плюс к тому. И – старшее поколение, у которого, в принципе, пятьдесят лет была дилемма: или осуществлять свои идеи, или сидеть тихо-мирно. Проснулись и начали на той же риторике, на которой спали эти пятьдесят лет. Еще один комплекс, чтобы муссировать национальную идею. И так набирается, набирается…»

…Президент Левитс вручил публицисту почетную грамоту за заслуги перед Латвией. Но много лет Виктора Авотиньша искренне выслушивали преимущественно русские друзья – в чайной на улице Валдемара. А провожали его все-таки в Белом зале Латышского общества. Он был – от всех нас.

О Годманисе и Горбунове. 
«Беда Годманиса, если уж говорить о минусах, в том, что он слишком рано перешел от анализа ситуации к утверждению своего мнения в ней… Анатолий Валерьянович просто хорошо устроился».

Источник / опубликовано