В 1992 году не прямым рейсом из Москвы, а из Риги (так было незаметней) выехал на Запад бывший сотрудник Первого Главного Управления КГБ майор Василий Митрохин (обстоятельства выезда — отдельная и весьма любопытная история, равно как и биография этого человека, умершего в 2004 году в возрасте 81 года). С собой он вёз малую часть архивных, секретных материалов, которые долгие годы копировал (переписывал) с подлинных, служебных документов КГБ.

Основная часть документов оставалась на подмосковной даче в бидонах, зарытых в землю. Позже агентам МИ-6 пришлось попотеть, чтобы их оттуда выудить и переправить в Англию.
Среди тысяч дел, находилось там и агентурное дело «Паук». Об этом деле упоминает и бывший подполковник КГБ, Владимир Попов в своей новой книге «Заговор негодяев. Записки бывшего подполковника КГБ».

Впрочем, Попов вообще даёт весь расклад о структуре КГБ, какие отделы и чем занимались, кто их возглавлял, кто и какие направления курировал. Масштабы работы КГБ на «идеологическом фронте» поистине поражают воображение. Так, например, Попов сообщает:
 
Дело с неблагозвучным названием «Паук» было заведено на Александра Исаевича Солженицына.

Впрочем, Паук — это самое безобидное, что посыпалось на писателя после опубликования в Париже в декабре 1973 года первого тома «Архипелага». В отчётах ЦК КПСС о нём упоминали не иначе как «пасквилянт», «клеветник», «гнусный отщепенец», «ублюдок», «фальсификатор», «непримиримый враг».

Суслов, Подгорный, Шелепин, Косыгин настаивали на аресте писателя, суде и отбывании срока где-нибудь «во глубине сибирских руд». Косыгин даже определил место — Верхоянск. «Туда журналисты не доберутся», — пояснял он свой выбор. Брежневу этот вариант был по душе, но сдерживала ожидаемая реакция Запада, которая несомненно повлияла бы на политику «разрядки напряжённости». Хорошо это понимал и шеф КГБ, Юрий Андропов. Он предложил выслать опального писателя из страны, успокаивая товарищей по партии тем, что о нём скоро забудут, и он перестанет представлять для Запада интерес.
 

Выслать, но держать под прицелом, под неусыпным оком, принимая решительные меры по опровержению антисоветских домыслов, содержащихся в «Архипелаге» и других сочинениях Солженицына.

Тогда и появилось на свет агентурное дело под кодовым названием «Паук» №5/9-16091. План утвердил лично Юрий Андропов 19 сентября 1974 года.

Под это дело привлекались лучшие агенты как внутри страны, так и за рубежом. Специально под это дело вербовались новые агенты из числа тех, кто был лично знаком с писателем: одноклассники, сокурсники, давние знакомые. Находкой стала первая жена писателя — Наталья Решетовская (через много лет она повинится за содеянное), выпустившая в свет шесть книг о Солженицыне.

КГБ через АПН пристраивало, порочащие писателя, статьи (фальсификации) в крупных зарубежных изданиях, лояльно настроенных к СССР, охотно сотрудничающих с его организациями. И, разумеется, требовались бойкие авторы и авторы, имеющие авторитет. Вполне добровольно предоставили свои золотые перья Ю.Бондарев, Е.Долматовский, С.Михалков, А.Рекемчук, С.Щипачёв, Б.Полевой…

Одного автора завербовал лично Юрий Андропов, что, похоже, не составило для него большого труда, поскольку доктор исторических наук, американист, Николай Николаевич Яковлев в 1952 году прошёл через допросы чекистов, и это оставило в его душе глубокое, неизгладимое впечатление.
 
Тем не менее, Николай Николаевич добросовестно выполнил порученное задание, выпустив в свет книгу «ЦРУ против СССР», где немало разоблачительных слов посвятил Солженицыну, Сахарову, Боннэр, Буковскому, да и всему диссидентскому движению.

Перечисление всех, кого КГБ задействовало против Солженицына, заняло бы невозможное для одной статьи место. Всех, привлечённых к операции «Паук», упоминать не будем, но двоих, по крайней мере, молчанием никак не обойти.

«Донос Ветрова»

Франк Арнау — журналист, литератор, криминолог, секретный сотрудник Штази, разведки ГДР, работающей в тесном контакте с КГБ. Ему доверили важную роль в деле «изобличения» писателя как лагерного «стукача», состряпавшего донос на украинских заключённых в Экибастузском лагере. Специалисты ведомства изготовили, так называемый «донос Ветрова» от 20 января 1952 года, и господин Арнау засучил рукава…

Сам Солженицын в «Архипелаге» описывает историю вербовки с присвоением ему агентурного псевдонима «Ветров». Но, пишет он, ни одного доноса от него опера так и не дождались. В «доносе Ветрова» сообщалось о том, что украинцы-бандеровцы готовят на 22 января 1952 года беспорядки, «донос» пометили 20-ым января, но прохлопали, что ещё 6 января всех украинцев из первого лагпункта перевели во второй, а в первом оставили 3 тысячи заключённых других национальностей, которые и планировали бунт и осуществили его 22 января точно по плану.

Украинцы не имели к этим беспорядкам никакого отношения. Вот такую «липу» состряпали чекисты и поручили Франку Арнау выступить в качестве графолога, доказавшего, что «донос» составлен сексотом Ветровым, что он и послушно исполнил в 1976 году, в то время, когда Солженицын был принят швейцарскими властями и проживал в Цюрихе.

Арнау приметил молодого журналиста из Лугано Петера Холенштайна, рассказал ему, что имеет кое-какие материалы и, ссылаясь на свой преклонный возраст (за 80 лет), предложил написать книгу, но не под своим именем, а под именем его, Арнау. Уже и название есть — «Борода снята. Разоблачение Александра Солженицына». Гонорар — 25 тысяч швейцарских франков.
Не долго думая, Холенштайн в тайне от Арнау переправил Солженицыну фотокопию «доноса», а автор «Архипелага» тут же сам и опубликовал фотокопию подделки, требуя и настаивая на проведении почерковедческой экспертизы.
Лёгкое перо для тяжёлой лжи

Томаш Ржезач — чех, эмигрировавший из своей страны в 1968 году после известных событий. Способный журналист и литератор. Диссидент, но как оказалось, неустойчивый, поскольку в какой-то момент, живя в Швейцарии, неожиданно раскаялся в своих взглядах и начал сотрудничать с МВД ЧССР, не отказываясь и от сотрудничества с госбезопасностью.

Скоро он попал в поле зрения КГБ и был привлечён к операции «Паук». Его снабдили всей литературой, уже имевшейся в распоряжении чекистов, где «изобличался» Солженицын, в т.ч. книгой Леонида Самутина и книгами Натальи Решетовской, которые чех беззастенчиво использовал в своей работе. Ему включили «зелёный свет», позволявший беспрепятственно передвигаться по Советскому Союзу, дали адреса лиц, готовых оказать помощь в написании книги о том, как Солженицын дошёл до измены Родины.

Остальное — дело техники, а с этим у Ржезача проблем не было — перо лёгкое. И уже скоро генерал КГБ Семён Кузьмич Цвигун сообщает в ЦК партии:
В 1977 году на Западе выходит книга «Спираль измены Солженицына» сперва на итальянском языке, затем на французском и английском языках (позже ограниченным тиражом эта книга вышла и на русском языке), а в 1978 году Юрий Андропов в письме выразил благодарность министру внутренних дел ЧССР Яромиру Обзине за книгу и награждение участников (Советский архив Владимира Буковского, собранный им в 1991 году с помощью председателя КГБ В. Бакатина. Более 3000 листов секретных документов).

А в следующем, 1992 году вышел Указ Ельцина за № 658 «О снятии ограничительных грифов с законодательных и иных актов, служивших основанием для массовых репрессий и посягательств на права человека». Закрытые фонды ЦК КПСС открыли свои кладовые, и в 1994 году коллектив авторов выпустил сборник уникальных документов под названием «Кремлёвский самосуд».

Таким образом, сегодня читатель имеет свободный доступ к массиву архивных документов, ранее хранившихся под грифом «секретно», что освобождает его от лишних домыслов, и даёт возможность увидеть картину в целом.

Вермонтский отшельник

Я намеренно не стал в этом материале касаться личности Александра Исаевича Солженицына, а остановился только на удивительной борьбе одного человека против целого государства, против такой махины как Советский Союз со всем своим репрессивным аппаратом. Это уже говорит о том, что личность это была крупная. И неуживчивая…

Он, наверное, рассорился со всеми, с кем только можно было рассориться: и с западной прессой, и с западной общественностью, и с эмиграцией «третьей волны», и её видными представителями, и даже со своими друзьями-сокамерниками, Дмитрием Паниным и Львом Копелевым.
 

Он настаивал на своём мнении, не считаясь с мнением других. Резко высказывался обо всем, с чем был не согласен. Его взгляды, иной раз, приводили окружающих в ступор, граничили с каким-то пещерным недомыслием и всё это, разумеется, вызывало в людях и недоумение, и раздражение.

Если раньше он подвергался обструкции со стороны советских и партийных органов, то теперь он попадал под жёсткую критику недавних своих единомышленников и собратьев по перу. В конце концов, писатель укрылся в своем доме в Вермонте, не желая ни с кем общаться.

Я не стану давать какую-то полную, всестороннюю характеристику его личности. Да и вряд ли это в моих силах. Об этом написано много и, думаю, многое сказано справедливо. Для меня Солженицын — человек, рассказавший миру о Гулаге, о сталинизме. Да, в этом рассказе есть неточности, что-то возможно натянуто, передёрнуто, с цифрами чехарда… Но уверен, эти ошибки и неточности явились не по злому умыслу, а главное дело — он сделал.

Один из последовательных и дотошных критиков писателя, Семён Резник, в своей статье «Сквозь чад и фимиам. По поводу переиздания книги Людмилы Сараскиной «Александр Солженицын», заканчивает статью такими словами:
Думаю, Семён Резник нашёл самые правильные слова.