В один из дней этой тяжелой недели пришлось отказаться от утренней пробежки и заплыва в Линчике. Нужно было вовремя успеть на допрос в Службу госбезопасности.

Последовал собственноручно написанной мною еще в 2018 году инструкции, когда на допросы таскали многодетных мамочек, заявивших о несогласии со «школьной реформой»: оставил дома мобильник и нательный крестик, а ключ от квартиры спрятал под приметным камешком.

Перед шлагбаумом на Кришьян Барона собралась небольшая очередь из двух дам и одного не менее хмурого чем я мужика, но после тщательного обыска я таки попал в объятия следователя.

Предварительно выяснив, что я пока не имею статуса подозреваемого, и соответственно, и не отклоняемого права использовать русский язык, полтора часа беседовал с офицером СГБ по аборигенски.

Предметом беседы был донос со стороны коллеги из «енотибы» (Юстас Алексу или 1-ый список – 2-ому) на мою речь в думе в дебатах по проекту решения о сносе памятника красноармейцам в Румбуле.

Я сразу объяснил, что для коллеги, заступившего на место умершего генерала Кюзиса, это было первое заседание думы. Он впервые увидел в лицо «таутас иенайдниека и ватника», ну и немного растерялся.

С собой я прихватил стенограмму своей речи, которую, рискуя безмерно удлинить свой пост, привожу ниже в переводе. Перевод кстати сделан для иска по сносу памятников в Комитет по правам человека ООН, который мы с коллегой Инной Дьери и подали уже на следующий день после допроса.

«Уважаемые присутствующие, я первым делом хочу продемонстрировать объект, который вы хотите снести. Вы видите, что объект ухожен и в 2007 году добровольцы провели здесь реставрационные работы. Так что есть люди, для которых этот проект решения является плевком в лицо».

Далее я буду говорить о своем предложении. Суть предложения проста. Переместить памятник красной армии лишь на несколько сот метров до мемориала памяти жертв Холокоста. Связь с прекращением Холокоста и наступлением 122-ого стрелкового корпуса на Ригу очевидна. Даже наши в другом отношении вполне нацистские законы не предусматривают снос памятников на кладбище.

Я внес свое предложение, чтобы показать, что даже при наличии существующего закона о сносе памятников у нас все же есть выбор. Выбор есть всегда.

80 лет назад этот выбор сделали Арайс и его команда. Свой выбор сделал и Теодор Вернер Свилпиньш, латыш из Курземе, который и командовал тем самым стрелковым корпусом. Он, генерал-майор Красной армии, командовал тем корпусом, памятник в честь которого вы хотите снести.

В такие моменты, как сегодня, выбор нужно делать не на день или год вперед, хотя сегодня все такие шаги правительства, которые провоцируют Россию на расширение круга целей спецоперации, встречаются аплодисментами.

При выборе нам все же следует руководствоваться целями, указанными в преамбуле к конституции – обеспечить на основании непреложной воли латышской нации и ее неотъемлемого права на самоопределение, чтобы гарантировать существование и развитие латышской нации, ее языка и культуры на протяжении веков.

Сомневаюсь, что такие варварские решения, как обсуждаемое сегодня, которые ведут к порче отношений между латышами и местными русскими на десятилетия, направлены на достижение этой конституционной цели.

Я сделал свой выбор, сделайте его и вы. Спасибо.

Я пояснил следователю, что это был 104-ый (!) вопрос повестки дня, все дико устали и я, щадя коллег, старался выражаться предельно лаконично.

Например вместо длиннющего выражения «бесчеловечная агрессия России на..» использовал слово «спецоперация». Что же касается выражения «в другом отношении вполне нацистские законы», то в нем содержится самоотрицание: раз закон не предусматривает снос надгробий, значит он все же «не вполне».

Беседа закончилась тем, что я отказался давать подписку о неразглашении (гласность – наша лучшая защита!) но подписался под предупреждением о необходимости соблюдать положения статьи 74/1 УЗ, запрещающей отрицать и прославлять много чего.

И вот тут-то на меня и накатило чувство дежавю. Дело в том, что в УЗ эта статья появилась в период моего членства в юридической комиссии Сейма, и защищая уже на пленарке свое предложение не портить ею УЗ, я пообещал, что проверю действие этой статьи на себе.

Слово депутата нерушимо, в день вступления поправки в силу я опубликовал статью с незатейливым названием «Отрицаю и прославляю» на принадлежащем мне сайте Штаба защиты русских школ, отправил на отзыв Генеральному прокурору, и через некоторое время, будучи уже простым безработным, оказался в том же кабинете…

Забавно, что после моего демарша статью лет 10 не применяли, и только сегодня она стала суперпопулярной. Взять того же Линдермана. Тогда дело закрыли еще до подачи в суд. Думаю, что так произойдет и сейчас, если на следователя начальство не надавит.

Когда-то турецко-подданный О. Бендер прочел о себе статью в хронике: мужчина попал под лошадь. Пострадавший отделался легким испугом. Это лошадь отделалась легким испугом, гневно восклицал Остап.

После выборов 1 октября у меня есть шанс стать членом комиссии по национальной безопасности, в которой я и надзирал за спецслужбами 15 лет назад. Комиссия размещалась в жутко тесном помещении под скатом скошенной крыши. Поэтому бригадный генерал британских вооруженных сил Кажоциньш, возглавлявший тогда БЗС, демонстрируя все виды устройств для наблюдения за такими смутьянами, как я, ставил свой ноутбук ко мне на колени.

Должен отметить, что техническое оснащение органов с тех пор заметно улучшилось. Следователь печатал бумаги мне на подпись на бруске, длиной в листок бумаги А4 (по ширине) и толщиной в пару сантиметров, легко помещающемся в кармане плаща.

Владимир Бузаев, кандидат в депутаты от Русской партии Латвии

источник