ОТКУДА РАСТУТ КОРНИ ЛАТЫШСКОГО ЭТНОНАЦИОНАЛИЗМА? :: IMHOclub

ЛАТВИЯ. РУСОФОБИЯ

21.08.2023

Михаил Борисовский

ОТКУДА РАСТУТ КОРНИ ЛАТЫШСКОГО ЭТНОНАЦИОНАЛИЗМА?

Размышления не историка, а просвещённого латвийского обывателя со статусом «aliens»

Участники дискуссии:

14

121
Последняя реплика:

больше месяца назад

Владимир Бычковский, Леонид Соколов, Александр Кузьмин, Марк Козыренко, Johans Ko, arvid miezis, Леонид Радченко, Дмитрий Виннер, Юрий Васильевич Мартинович, Ярослав Александрович Русаков, Рейн Урвас, Kęstutis Čeponis, Victoria Dorais, Leonid Kuleshov

Надо ли напоминать, как к русским относятся в Латвии? Известно как – в лучших традициях Третьего рейха русским (в широком смысле этого слова – не этнической принадлежности, а о социокультурной общности русскоговорящих) выдают аусвайсы унтерменшей, то есть паспорта неграждан, в которых их владельцы презрительно именуются «aliens».

И длится это не одно десятилетие, при этом и заокеанская «цитадель демократии», и многочисленные европейские правозащитные организации закрывают на это глаза. Вот если бы латыши так унижали арабов или африканцев, то из Вашингтона и Брюсселя им моментально вправили мозги, и напомнили о толерантности, мультикультурализме и правах человека. Но русских унижать, оскорблять и ущемлять где и в чём только можно, позволительно как угодно, что латыши с явным удовольствием и делают.

И ведь унижением русских дело не ограничивается. Стратегия латвийского руководства по отношению к России пропитана русофобией и патологической ненавистью всё время после восстановления независимости. Такой подход проявляется практически во всём – от политики и экономики, до искусства и культуры.

В чём ещё особо поднаторела нынешняя власть Латвии? Страшилками «угрозой В.Путина», русофобией, запретом на обучение на русском языке, поиском «агентов Кремля», жестким прессингом и уголовным преследование активистов, и особенно русскоязычных журналистов, высказывающих собственное мнение, не совпадающее с официально навязываемым.

В это же ряду – повсеместный снос памятников и мемориалов воинам Красной Армии, избавивших мир от коричневой фашистской чумы, а также стремление избавиться вообще от всего русского.
Борьба идёт именно с символами Русского Мира. Уничтожается всё, что с ним связано. Ведётся битва с носителями языка, культуры, идеалов, исконных русских ценностей.

Нынешняя латвийская власть – это не про прагматизм, а про сведение исторических счётов. Здесь уместно использовать очень характерный термин – «этнонационализм». Именно латышский вариант – самый вопиющий, густо замешанный на абсолютном анахронизме. Мало кто из «геополитических тигров» Прибалтики (которых куда правильнее было бы именовать «Прибалтийскими вымиратами»), а также «гиена Европы» сумели насолить России столько, сколько сумела сделать «латышская шпрота».

После восстановления независимости власть имущие маниакально увлеклись построением мононации. Но это невозможно, поскольку исторически, в последние пару веков, эта территория развивалась как транспортный коридор на берегах Балтийского моря. Сложилась непростая история взаимодействия и смешения разных народов, поэтому вести речь о некоей этничности жителей Латвии не приходится.

Но всё равно правящий истеблишмент вкупе с «правильной» интеллигенцией и «чего изволите» историками апеллируют к идеям того, что на этих землях якобы русских никогда не было, а всегда существовала чистокровная нация латышей, постоянно боровшаяся с внешним влиянием и воздействием, и она выжила, что позволяет говорить о некоем собственном, особом пути развития.

РУССКИЕ И ЛАТВИЯ. Таблетка памяти

Полностью игнорируется самое главное: становление латышской нации и объективные условия для возникновения государственности Латвии происходили именно в рамках Российской империи.

Но против фактов не попрёшь. На территории нынешней Латвии русские проживали всегда. Многие известные русские купцы жили постоянно в Риге, торговали с Ганзой. Ведь эта территория – надёжный выход через Балтийское море в океан, что очень важно для формирования торговых путей. Об этом свидетельствуют многочисленные исторические источники.

На этих землях среди достаточно смешанного населения, кроме русских, проживали и другие православные люди. Археологические памятники свидетельствуют о том, что на берегу Даугавы ещё в XI веке стояли православные храмы. Одной из первых на правом берегу реки – примерно там, где находится ныне исторический центр Риги, была построена православная церковь во имя святителя Николая Чудотворца.
Наличие православных было серьёзным основанием для внимания к этим землям русских царей и императоров.

Напомним также никем не оспариваемый факт, что латыши в былые времена не имели своей государственности: они находились сначала под властью Ливонии, а потом Швеции. По Ништадтскому миру 1721 года, после победоносных завоеваний Петра I, земли будущих лифляндских и эстляндских губерний попали в состав России. А Швеция ещё и получила за это денежную компенсацию от Петра I.

Известно ли нынешним русофобствующим политикам Латвии, к примеру, по какой причине в XIX столетии простые жители Лифляндской губернии, особенно крестьяне, особо почитали русского императора Александра Первого? В 1817-м, именно в эпоху Александра, они были освобождены от крепостной зависимости – почти на полвека раньше, чем земледельцы во всей остальной Российской империи.

Ещё с давних времен на этой территории господствовали немецкая культура и немецкий язык. Латышский язык считался уделом «неразвитого» простонародья. «Латышами» называли только крестьян. Обучение в школах шло на немецком, господствовало официальное представление, что культура на этой земле должна жить и развиваться только на немецком языке.

Когда Лифляндия вошла в состав российской империи, традиционные устои, сложившиеся здесь с течением времени, резко не меняли. Действовали не только российские законы, но и остзейское право – гражданское законодательство, близкое к немецкому праву. У Лифляндии в составе Российской империи был высокий уровень самостоятельности для реализации собственных устремлений, сохранения традиций и развития культуры. Всё это активно поддерживалось российскими властями.

Уделялось повышенное внимание и языковой политике. В частности, в XIX веке большую роль в формировании национального языка латвийской губернии сыграло академическое сообщество России. Местные аристократы получили те же привилегии и возможности, что и русская аристократия. Очень многие смогли найти и реализовать себя – безо всякого чувства ущемлённости. Значительное их число преданно служило России.

В ту пору, в середине XIX столетия, Петербург сыграл важнейшую роль для латышского национального пробуждения. Именно здесь в 1860-х годах младолатыши Кришьян Вальдемар, Юрис Алунан и Кришьян Барон, стоявшие чуть раньше во главе кружка латышских студентов в дерптском учебном округе, стали издавать на национальном языке «Петербургскую газету». Она приобрела необычайную популярность в Латвии, поскольку была первой, выражавшей национальные латышские интересы.

Удивительная вещь: на почве борьбы с засильем немецких баронов латыши сблизились со славянофилами. Идеологи латышского возрождения участвовали в славянофильских печатных изданиях, даже подчеркивалась языковая близость латышей и русских.

В 1890-м году в Петербурге проживали 5 тысяч латышей, спустя двадцать лет – 18 тысяч. В Петербурге молодые латыши становились не только литераторами, художниками и композито¬рами, но и юристами, инженерами, архитек¬торами, врачами, педагогами. Здесь им зачастую было легче поступить в учебные заведения Петербурга, чем в Дерптский университет, где господствовали местные немцы. Более того, само обучение в Дерптском университете воспринималось как отречение от своего народа. По отношению к Петербургу тако¬го чувства у выходцев из Лифляндской гу¬бернии не было.

Символ латышской Латвии – один из основателей латышского языка, величайший латышский поэт, драматург и переводчик Янис Райнис в 1884 -1888 годах был студентом юридического факультета Петербургского университета. В Петербурге формировалось его материалистическое мировоззрение. Там он познакомился с Петром Стучкой, будущим председателем первого социалистического правительства Латвии. Они вместе основали культурно-просветительское движение «Новое течение» (Jaunā Strāva), а затем – прямо в Петербурге – приступили к изданию латышской газеты «Ежедневный листок» (Dienas Lapa). Она стала первым рупором социал-демократических настроений Прибалтийского края.

В эти же годы Янис Райнис начал печататься. Латвия, слава Богу, помнит своего сына. Так же как и помнит его Россия, с которой связано его творчество. Выпускаются книги, почтовые марки, даже монеты. Имя Райниса носят улицы городов бывшего Советского Союза и корабли…

Напомню, что в 1920-м Яниса Райниса избрали в Конституционное собрание от латвийских социал-демократов. И он стал одним из авторов-разработчиков Конституции Латвии, в которой были заложены принципы подлинного мультикультурализма. Янис Райнис был активным защитником многоязычия в Латвии и боролся за сохранение школ национальных меньшинств. Великий латышский поэт и драматург прекрасно понимал, что Латвия по своей природе не сможет выжить как мононациональное государство.

Спустя 94 года (в 2014-м) к Сатверсме принята преамбула, в которой говорится, что государство «создано путём объединения исторических латышских земель на основании непреложной воли латышской нации и её неотъемлемого права на самоопределение, чтобы гарантировать существование и развитие латышской нации, её языка и культуры на протяжении веков…»

То есть, предполагается, что другие народы к латвийской государственности отношения не имели. Понятие нации из-за этого меняется, и речь уже не идёт о нации как о политическом явлении, которое вмещает в себя множество разных этнических общностей, формирующих под куполом гражданской принадлежности своё государство и участвующих в организации его процветания.

Авторы преамбулы реализовали ПЕЩЕРНОЕ понимание нации, изображение государства, где только представители коренного этноса могут занимать высокие должности, обладать привилегиями.

В этой связи уместно вспомнить, что два первых президента Первой Латвийской республики – Янис Чаксте и Густавс Земгалс – юридическое образование получили в Москве. Именно там, в имперской России, они приобрели опыт общественной деятельности, который затем пригодился им при построении собственного независимого государства.

А из шести президентов Латвии после восстановления независимости (cедьмой сейчас только-только вступил в свои полномочия, поэтому ещё рано судить о его предстоящих «заслугах») особый вклад в развитие этнонационализма, дальнейший раскол латвийского общества на две общины, злобную ненависть к нынешней России, русофобию, запрет на образование и на информацию на русском языке, стремление избавиться вообще от всего русского etc внесла двойка приблуд – Вайра Вике-Фрейберга и Эгилс Левитс (автор той самой преамбулы). И первая, и второй выросли, получили образование и сформировались как личности в эмигрантской антисоветской среде. Так что иного от них и не следовало ожидать – всё предсказуемо.

Продолжим разговор о латышской интеллигенции, учившейся в царской России и её столице. Именно в Санкт-Петербурге выходцы из Лифляндской губернии получили возможность научиться принципам и методам создания и развития собственной национальной культуры как составляющей части культуры мировой.

Очень многие латышские художники того периода являлись питомца¬ми петербургской Академии художеств. Назову, прежде всего, Вильгельма Пурвитиса – художника-пейзажиста, представителя модерна, одного из основоположников современного латвийского искусства. Учился в петербургской Академии художеств (1890–1895) у Архипа Куинджи.

В этом же списке – Карл Гун, выдающийся художник-передвижник, был профессором и членом совета Акаде¬мии художеств; среди известных его работ – серия этнографических этюдов «Латы¬ши».

Во второй половине XIX века в Санкт-Петербурге учились также многие музыканты. Ведь в то время музыкальное образование в Латвии было доступно лишь в семинариях и нескольких музыкальных школах, а для получения более полного образования музыканты отправлялись в Санкт-Петербург. Именно в столице Российской Империи сформировалась латышская национальная музыкальная школа. Одними из первых её представителей стали композиторы Карлис Бауманис – автор текста и музыки латвийского гимна, и Янис Цимзе, собиравший и обрабатывавший народную музыку.

А сколько латышей-офицеров верно служили императору России в его армии!

Выходцы из Лифляндии по¬лучали в Санкт-Петербурге и профессионально-техническое образование: молодёжь обучалась в торгово-мореходных, ремесленных, фармацевтических училищах, на фельдшерских курсах.

Русские в Риге 1920-х годов – отдельная песня! Здесь издавалось немало русских газет (в том числе популярная во всём зарубежном русском мире газета «Сегодня») и журналов. На страницах рижских изданий публиковались Иван Бунин и Владимир Набоков, Марина Цветаева и Тэффи, Константин Бальмонт и Александр Куприн. Подобное прикосновение к осколкам культуры Серебряного века, несомненно, оказывало благотворное влияние на развитие культуры Латвии.

Поэтому говорить о том, что благотворного русского влияния в Латвии никогда не было, а был исключительно период оккупации, – исторически неправомерно.
Бытует мнение, что латышский национализм породил Советский Союз своей политикой притеснения и ущемления коренного этноса в период «оккупации».

Хороша, однако, «оккупация», при которой руководство СССР во многом в ущерб РСФСР, вкладывало огромнейшие средства в развитие тяжёлой и лёгкой промышленности, сельского хозяйства, в науку и культуру, образование, медицину, строительство жилья, инфраструктуру, строительство железнодорожных и автомагистралей, аэропорта в Риге, морских портов, бытовое обслуживание и другие аспекты социальной жизни населения. Именно благодаря этой «оккупации» Латвийская ССР по праву считалась западной витриной Советского Союза.

Этнонационализм достали из пыльных сундуков певцы Атмоды, «родители» НФЛ, создатели гражданских комитетов на самом излёте СССР. И первым крупным государственным (именно государственным!) актом в этом направлении стало массовое, скопом, отказом Верховного Совета Латвии в октябре-1991 в предоставлении гражданства более трети (750 тысяч) жителям других этносов. Всем им был присвоен позорный статус «aliens», с лишением политических, экономических и социальных прав по многим показателям.

Новые власть предержащие преследовали две главные цели: а) вынудить «понаехавших тут» массово покинуть Латвию, в) разделить общество, противопоставить латышей с людьми других национальностей дабы властвовать и набивать собственные карманы.

И большинство простых латышей, особенно в провинции, повелось на это – возбуждение низменных чувств, обращение к примитивным образам легко и понятно для обывателя. Ведь коренному населению, которое считает себя принадлежащим к титульной этничности, пользоваться привилегиями априори приятно. Но привилегии они получают за счёт дискриминационной нормы, по которой выпадает большой процент населения.

Повторю ещё раз: латышский этнонационализм родился отнюдь не в советское время.

Национализм в Латвии зародился в начале 1920-х годов ещё при первой республике. Главным лозунгом пронацистских движений был «Латвия для латышей», а идейной почвой – стремление части радикально настроенных граждан в собственном национальном государстве взять реванш по отношению к былым «господствующим» классам, социальным и национальным группам.

Первая организация ультранационалистического толка появилась в Латвии в 1920-м – Латышский национальный клуб (Latvju nacionālais klubs), ставивший своей целью полное вытеснение евреев из экономической, политической и культурной жизни страны под лозунгом Visu Latvijai! («Всё – для Латвии!»).

Тогда же была основана радикально-националистическая молодёжная организация Национальный молодёжный союз латышей (Latviešu nacionālā jaunatnes savienība). Одним из лидеров этого движения был идеолог латышского нацизма Густав Целминьш, создавший в начале 1930-х годов «Перконкрустс» (в 1932-м переименован в «Угунскрустс»).

Поначалу основными мишенями для латышских националистов стали балтийские немцы и евреи: первые как потомки тевтонских рыцарей представляли собой исторических врагов латышских национальных устремлений, а вторые – «силы дегенеративного модернизма». Касательно остальных «нелатышей» Густав Целминьш говорил, что у поляков и русских есть своя родина, поэтому они должны покинуть территорию Латвии, однако делал исключение для эстонцев и литовцев.
Главным центром, питомником и рассадником национализма и антисемитизма в то время был Латвийский университет. И не только среди студенчества, но и среди профессуры.

После госпереворота, устроенного К.Улманисом в 1934-м, Г.Целминьш неоднократно обвинял диктатора в том, что тот украл его лозунг «Латышская Латвия».
16 июня 1934 года К.Улманис открыто заявил: «Мы много, много лет зависели от национальных меньшинств, но теперь это позади…».

Хотя официальная пропаганда утверждала, что «в Латвии солнце светит всем», национализм стал ядром политики К.Улманиса, направленной на обеспечение латышам ведущих ролей в руководстве и в экономике государства. Были национализированы и переданы в ведение Латвийского кредитного банка ряд немецких и еврейских банков, льняная мануфактура в Елгаве, текстильная фабрика Buffalo в Риге. У евреев были отняты и переданы государству торговля горючим и мукой. Для импорта товаров были введены лицензии, которые выдавались в первую очередь латышским торговцам, а евреи могли приобрести их только через вторые или третьи руки по завышенной цене. Еврейские врачи потеряли места в здравоохранении.

В 1935-м 72% промышленных предприятий Латвии принадлежало преимущественно балтийским немцам и частично евреям, составлявшим в совокупности не более 8% населения страны. Поэтому процесс латышизации до 1938 г. в сфере экономики развивался преимущественно в русле «дегерманизации». После фактически принудительной эмиграции балтийских немцев латышам достались их должности, предприятия, а также около 10 тысяч квартир.

Провозглашённая К.Улманисом цель переворота – воспрепятствовать приходу к власти ультраправых сил – в реальности оказалась другой: ущемление национальных меньшинств и ликвидация оппозиции. Культурная автономия национальных меньшинств была существенно ограничена; в Министерстве образования были ликвидированы школьный департамент и школьные управы для национальных меньшинств. Вместо них остались лишь референты с совещательными функциями. То есть, от школьной автономии фактически ничего не осталось.

Напомним также особую роль, которую сыграли нацисты-перконкрустовцы во время Холокоста. Хотя Густав Целминьш в одной из своих статей цинично заявил: «Мы никогда, никогда не подстрекаем к насилию против чужих народов (sveštautiešu graušana). Мы только хотим поставить их на своё место в нашей стране…

Существует множество разных способов достижения одной и той же цели. Постепенно и в соответствии с конкретным планом мы лишим нелатышей их политических прав и возможностей для существования (eksistences iespējamības)».
В советское время в Латвии практически не было националистических проявлений среди латышей. Отдельные инциденты если и случались, то преимущественно на бытовом уровне, и относились к разряду «перегибы на местах».

А национал-коммунистическую смуту, зародившуюся в 1959-м среди высшего партийного и государственного руководства Латвийской ССР, предсовмина СССР и первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев задушил в самом зародыше. Об этом, автор подробно рассказал в одной их своих недавних публикаций.

Во времена исторического материализма латышские творческие интеллигенты, за редким исключением, работали в формате социалистического реализма. Воспевали советскую Латвию и братскую дружбу народов. В публичных выступлениях пели дифирамбы руководителям партии и правительства. Национальную карту держали глубоко за пазухой, прикрываясь абстрактным гуманизмом. Системного диссидентства или же продуманного протеста в среде латвийской творческой латышской интеллигенции не было.

По словам писателя Юрия Абызова, в то время крамола шла не из Риги в Москву, а наоборот, из Москвы в Латвию поступал самиздат советских диссидентов. Местных же политических борцов практически не было: на сайте музея оккупации упоминается только Гунар Астра.

В общем, во времена СССР латвийская интеллигенция была самой услужливой. Недовольство советской властью проявлялось разве что в форме социального нигилизма: небурные всплески эмоций на кухне, да в беседах тет-а-тет в узком кругу друзей. Ещё, правда, завидовали западному образу жизни, выборочно читали запрещённую литературу да слушали «вражьи голоса». Так кто ж из нас не грешил этим в «той» жизни?

И только когда стало ясно, что в результате пресловутой перестройки, затеянной ставропольским комбайнёром, великой стране вскоре будет кирдык, латвийская творческая интеллигенция воспрянула, страстно загорланила, точно Ленин с броневика у Финляндского вокзала. Именно её стараниями на излёте советской власти случилась Атмода, был создан НФЛ. Именно на расширенном пленуме творческих союзов ЛССР 1-2 июня 1988 года и на учредительном конгрессе НФЛ 8-9 октября того же года были посеяны семена, приведшие вскоре к расколу общества и лишению гражданства почти 40% жителей Латвии.

Именно на этих форумах во всеуслышание прозвучали крайне эмоциональные, националистические и оскорбительные для нелатышей выступления отдельных представителей «элиты общества». Неловко сказать, но подобные высказывания прозвучали даже из уст интеллигентов не титульной нации, среди которых особо «порезвилась» писательница Марина Костенецкая.

В сентябре-1991 СССР признал независимость Латвии (как, впрочем, Эстонии и Литвы). То есть, эти союзные республики получили независимость из рук страны, так им ненавистной, как в своё время приобрели мифическую независимость из рук Советской России. На самом деле в тот межвоенный период они независимыми не были: хорошо известно о влиянии Германии, о подписании с ней договоров, в том числе направленных против Советского Союза.

Нельзя умолчать о ещё одном неприятном факте. Многие VIP-персоны в современной Латвии, а также бывшие и действующие политики являются носителями идеологии реваншизма. В своё время их прадеды, деды, отцы сотрудничали с фашистской Германией.

Приведу интересные, но мало знакомые простому обывателю цифры. В фонде «Историческая память» разработали индекс коллаборационизма, показывающий число коллаборантов на 10 000 населения страны. По этим показателям Латвия во многом превышают индексы всех других стран. Например, режим Виши, сформированный во Франции во время её оккупации немцами во Второй мировой войне, имеет индекс коллаборационизма в 53 единицы, в то время как в Латвии – 700 (!).

Поэтому ничего удивительного, что именно в Латвии, первой среди бывших союзных республик, началась и столь активно идёт реабилитация нацизма. Отношение к нему во всём мире носит негативный оттенок, и латвийские политики, хотя не могут откровенно говорить о нацистском прошлом своих предков, тем не менее, всячески пытаются обелить приспешников немецких фашистов, выставить их «не такими уж плохими парнями», а главное, всячески стараются поставить знак равенства между Советским Союзом и Третьим рейхом. Это главный инструмент для того, чтобы стать более рукопожатными на Западе, снять с себя возможные обвинения, которые прозвучат в их адрес.

Впрочем, так же поступают и многие бывшие деятели парт номенклатуры в советский период. Они очерняют СССР и период советской власти в Латвии для того, чтобы никто не поставил им в вину некоторые биографические моменты.
Закончу свои размышления вот на какой ноте. В одной из книг Ветхого Завета есть известная многим фраза мудрого царя Соломона: «Время разбрасывать камни, и время собирать камни». Её можно понимать и как «Всему своё время, и время каждой вещи под небом», и как «Время обнимать, и время уклоняться от объятий».
Но руководство России в контексте рассмотренной темы по отношению к Латвии руководствуется другой, не менее известной фразой из Библии: «Мне отмщение, и Аз воздам». Её значение состоит в том, что человек не должен мстить за свои обиды.

Поэтому Россия никогда не скатится до творимых Латвией пакостей-гадостей в её адрес.

В Москве вряд ли когда переименуют Рижский вокзал и станцию метро «Рижская». И даже знаменитый Рижский рынок вряд ли переименуют.