---

        

17 сентября — день знаковый.

Эту дату следует считать Днём рождения белорусской нации, так как не случись в 1939 году объединения восточной и западной частей Белоруссии, вряд ли мы сегодня бы жили в самостоятельном суверенном государстве.

 

---

Весьма символично, что именно в этот день начал свою работу наш дискуссионный сайт в его белорусской версии.

Сегодня IMHOclub объединяет около 6 тысяч членов клуба, из них реальное участие в обсуждении статей принимают около 1400 человек. 675 из них являются спикерами.

Как видите — аудитория немалая. Она позволяет сопоставить и в каком-то смысле «выровнять» наши представления по широчайшему спектру обсуждаемых тем.

Главный позитив нашей дискуссионной площадки в том, что здесь нет места перехлёстывающему через край высокомерию и невежеству, традиционной для социальных сетей брани и взаимных оскорблений.

Сайт помогает сосредоточиться и скорректировать свою позицию с учётом критики, без лишнего гвалта, как любит выражаться Президент.

На правах одного из старейших по возрасту спикеров сердечно поздравляю вас, друзья, с искренними пожеланиями долгого участия в наших заочных беседах при полном сохранении здравия и рассудка.

 
А теперь по существу.

В своих статьях «Захват или освобождение?» и «Неудобной армии солдат» я высказал своё восприятие того, что происходило в сентябре 1939 года и после. Но равновесия плюсов и минусов в таком деликатном вопросе достигнуть очень сложно. Да и цели такой перед собой ставить нельзя. Главное — объективность и понимание, что история в белых перчатках не делается.

Одно бесспорно. Если бы Сталин не принял решение присоединить территорию Западной Белоруссии к остальным белорусским землям, то все вековые усилия по обретению реальной государственности могли бы пойти насмарку.

И не только потому, что Гитлер, находясь под Минском, смог бы более успешно завершить поход на Москву (чем заканчивались подобные попытки ранее — известно).

Попав хотя бы во временное рабство к мнимым арийцам, и мы, и поляки вряд ли смогли рассчитывать на спокойную и размеренную жизнь, так как старался фюрер вовсе не для нас. Предатели Родины это ощутили на своей шкуре.

Во всяком случае подавляющая масса тех, кто попал в число спецпереселенцев, остались живы, а многие на родину так и не вернулись. Ведь в Сибирь после реформы Столыпина переехали на постоянное место жительства более 30 тысяч малоземельных семей со здешних мест. Дорога туда была проложена не НКВД, а прежними поколениями.


Не пытаясь делать обобщения, приведём некоторые документально подтверждённые данные на фоне того, как всё происходило 17 сентября и потом на моей родине — приграничном торговом местечке Долгиново.



Долгиново сегодня


Перед войной в самом крупном на Вилейщине местечке насчитывалось более 580 домов, в которых проживало около четырех тысяч жителей.

70 процентов населения составляли евреи, жившие своим кагалом. Кроме сравнительно небольшой прослойки богатых, они плохо разговаривали на белорусском и польском языках и влачили жалкое существование.

И это в то время, когда в местечке «за польским часэм» работал Народный дом с библиотекой, действовали Стрелецкий союз, Союз кружков сельской молодёжи, драматический кружок и др.

По пути следования Екатерины Великой из Польши в Петербург через Долгиново были организованы автобусные маршруты на Вильно, Глубокое, Докшицы и Вилейку. Однако жители отдавали предпочтение велосипеду и лошади.

Только врач Михаил Садовский в довоенные годы выезжал в соседние деревни на собственном автомобиле, и все жители сбегались посмотреть на это чудо техники. По доносу он был расстрелян в 1940 году.

В отличие от других местностей, в Долгиновской гмине проявлений недовольства деятельностью польских властей не было.

Ведь в торговом местечке жили влиятельные люди польской закваски — чиновники, учителя, медики, военные-пограничники.







Поблизости друг от друга — церковь, синагога и костёл, который оказывал самое большое влияние на воспитание подрастающего поколения.

Когда-то в нём находилась покровительница Беларуси — икона Божией Матери Будславской.





Через три недели после вероломного нападения немцев на Польшу советские войска начали встречное наступление.

17 сентября советские диверсанты ночью убили спавших пограничников и сожгли польскую заставу в д. Погост.

Недавно на месте их погребения установлен крест с памятной табличкой «Тут спачывае даводца стражніцы КОП «Пагост» плутановы Камар і яго жаўнеры. Чэсць іх памяці». Она изготовлена спикером нашего клуба Денисом Салашем.





В числе погибших были два долгиновца, один из них — татарин.

В Долгиново находится уникальное интернациональное кладбище, где рядом соседствуют могилы русских, польских и немецких военных.

Первыми здесь были похоронены 76 солдат 115-го Вяземского пехотного полка и нескольких немцев, убитых в сентябре 1914 года.

В память о русских солдатах оставшийся в живых рядовой Карп Голодутко изготовил и установил в мае 1916 года кованый крест с надписью на шильде «Спите, братия нашы, и опочивайте, ибо вы умерли смертью Героя, защищая православную веру и Русь Святую».







На этом же кладбище в 1920 году были похоронены и польские военные, погибшие в боях с Красной Армией, а в 1939 году — польские пограничники «стражницы Королино», убитые 17 сентября советскими диверсантами.

Польскими довоенными властями на могилах всех убиенных были поставлены стандартные кресты. А вот братская могила пограничников запустела, маленький деревянный крест подгнил и рухнул.

В своём очерке о Долгиново я обнародовал ситуацию и, проезжая этим летом на родину, заметил, что и на этой могиле поставлен красивый металлический крест.

Так вместе и покоятся те, кто отдал свои жизни за не свою правду.





На Вилейском направлении значительных польских военных формирований не было, поэтому наступление с использованием танков советы начали в районе Докшиц.

Войска пересекли советско-польскую границу в нашей местности лишь через пару дней, поэтому население имело возможность похоронить пограничников по-человечески.

Через два дня освободителей с хлебом-солью встречали представители богом избранного народа, в числе которых был только один христианин.

Примечательно, что польская граница была упразднена не советами, а немцами, а до немецкой оккупации все оставалось, как и прежде.

Тот, кто попадался, переходя границу, сразу объявлялся шпионом или лазутчиком с соответствующими последствиями.

Сначала новые власти организовали собрание населения по одному человеку от двора. Перед жителями, стоя на кузове «полуторки», выступали партийные агитаторы с агитационными речами.

Но уже с 29 сентября начались аресты среди гражданского населения и отправка его эшелонами в ссылку.

Первыми увезли семьи «осадников». Второй массовый вывоз состоялся 10 февраля, а третий — 20 июня 1940 года.

На этот раз повезли семьи полицейских, пожарных, службистов и других категорий населения.




Учетная карточка на спецпереселенца-осадника К.И.Банцевича, июнь 1940 года.
 

---

Как рассказывала моя бабушка, вопросами депортации занимались в основном сибиряки, которым внушили, что на этой территории живут фашисты-пилсудчики и с ними нужно обходиться соответствующим образом.

Отвратительно вели себя некоторые местечковые евреи, которые подсказывали новым властям, где живут зажиточные люди и должностные лица.

Если в отношении земли, недвижимости и драгоценностей, изъятых у депортированных, у сотрудников НКВД имелись соответствующие инструкции, то по другому имуществу вопросы решались теми, кто подвёл людей под монастырь.

В наш дом какой-то еврей тоже привёл сотрудника НКВД, но тот разобрался, что моя бабушка досматривает прикованную к постели старенькую мать, сунул кулак под нос своему информатору и удалился, улыбнувшись красивой женщине.

С января 1940 года начались советские административные нововведения.

Долгиново было отнесено ко вновь образованному Кривичскому району. С 12 декабря 1940 года местечко стало центром Долгиновского сельсовета, а с 1 мая 1940 года оно получило статус городского поселка.

Долгиновскую школу возглавил сотрудник НКВД.

Судя по лицам на фотографии, где он запечатлён среди учителей и учащихся, жители не очень заморачивались по поводу смены власти, так как это случалось довольно часто.


Как же выглядела депортация в целом?

Материалов на эти темы много. Однако следует иметь в виду, что работы польских исследователей не могут быть достоверным источником, так как документировать события они не имели возможности.

Да и некоторые отечественные авторы перестроечного времени ударились в эмоции, не ознакомившись с решениями высших органов власти СССР с первой операции (конец 1939 г.) и до амнистии польских граждан по Указу Президиума Верховного Совета СССР от 12 августа 1941 года.

А документы подробнейше освещают ситуацию.

Вот данные, почерпнутые из документов конвойных войск и Отдела трудовых поселений ГУЛАГ НКВД СССР.

 



В пути эшелоны с репатриантами находились около 2—4 недель. Затем их ожидал многодневный переезд на гужевом, водном или автотранспорте к местам расселения.

Из директивных документов высших органов власти, а также материалов НКВД СССР видно, что в ходе каждой из четырех депортаций были выселены разные категории граждан, каждая из которых в тогдашней делопроизводственной терминологии имела свое название и на поселении содержалась, как правило, отдельно от других:
 

— в конце 1939 — феврале 1940 г. были выселены «спецпереселенцы-осадники»;

— в апреле 1940 г. — «административно-высланные» (члены семей репрессированных польских офицеров, жандармов, тюремщиков, государственных служащих, помещиков, фабрикантов и участников контрреволюционных повстанческих организаций);

— в конце июня — начале июля 1940 г. — «спецпереселенцы-беженцы», прибывшие в западные области БССР с территорий, оккупированных немцами;

— в мае-июне 1941 г. — «ссыльнопоселенцы».
 

Все депортации были проведены по решениям высших органов власти СССР — Политбюро ЦК ВКП(б) и Совета народных комиссаров.

Согласно изученным архивным документам, численность депортированных с восточных территорий польских граждан была такова:
 

140—141 тысяча спецпереселенцев-осадников,

61 тысяча административно-высланных,

78—79 тысяч спецпереселенцев-беженцев,

37—42 тысячи ссыльнопоселенцев —

всего — около 316—323 тысяч.
 

Эти цифры согласуются с документами конвойных войск и Отдела железнодорожных и водных перевозок НКВД.

Общепринятые оценки различных польских авторов (свыше 1 миллиона человек) оказались завышенными в три-четыре раза.

По нашей территории имеются следующие данные:

 

 
По нескольким эшелонам исследователям удалось найти сведения о смертности в пути. Они оказались существенно ниже, чем можно было ожидать, основываясь на свидетельствах некоторых переселенцев, сообщавших о ежедневно выбрасывавшихся из эшелонов трупах в течение всего пути.

Согласно одному из архивных документов, в начале марта 1940 г. из западных областей БССР в Тайшет Иркутской области в крайне неблагоприятных погодных условиях четырьмя эшелонами были доставлены спецпереселенцы-осадники — 5821 человек.

В пути умерли 12 человек, 26 заболевших сданы в железнодорожные медучреждения и 1 человек бежал. Таким образом, смертность в пути составила 0, 2%, а общие потери (с больными и бежавшим) — менее 0,7%.

Спецпереселенцы-осадники и переселенцы-беженцы были расселены в 586 изолированных спецпоселках НКВД, расположенных в 13 областях, Алтайском и Красноярском краях, четырех автономных республиках (Коми, Марийской, Якутской и Башкирской), а также в пяти областях северного Казахстана.

В отличие от спецпереселенцев-осадников и беженцев, административно-высланные проживали вместе с местным населением.


В фонде обнаружены докладные записки на имя наркома Берии, направленные сотрудником центрального аппарата НКВД Безруковым 18 октября 1940 г. и руководством НКВД Казахской ССР 22 октября 1940 г.

Оба пространных документа описывают с многочисленными примерами тяжелейшие условия жизни высланных польских граждан. Особенно трагична была судьба многодетных матерей.
 

«В Иртышском районе переселенка-полька Панюк Варвара, 8.IX. с.г., придя в райотдел НКВД с маленькими детьми, оставила 4-х сыновей и 2-х дочерей от 3 до 10-ти летнего возраста, заявив: «Возьмите моих детей, они голодают, я не в состоянии прокормить, если вы их не возьмете, то я вынуждена буду утопиться».

Оставив детей в РО НКВД, Панюк с грудным ребенком ушла и пропала (трупа ее нигде не обнаружено)».
 

В обоих документах приводятся примеры враждебного отношения к польским гражданам, однако приводятся и примеры солидарности с поляками, явно беспокоившие НКВД.

За период с 1 октября 1940 г. по 1 июля 1941 г. смертность составила 5,9% для спецпереселенцев-осадников и 2,9% для спецпереселенцев-беженцев, в то время как годовой коэффициент смертности среди всего населения СССР в 1939 г. составлял 1,7%.


Доклады НКВД в первый период адаптации рисуют неприглядную картину проживания людей в спецпоселках.

Факты произвола, безответственности, бездеятельности местной производственной администрации отражены в докладной Берии на имя Сталина. Документ завершается просьбой дать указания Наркомлесу и Наркомздраву СССР на исправление положения.

Самой большой проблемой для спецпереселенцев был недостаток продуктов питания.

В отчётах указывается:
 

«В силу недостаточности хлеба, отсутствия овощей, жиров и др. продуктов питания получилось истощение, слабость у рабочих и заболевания авитаминозом, отсюда невыполнение норм и смертность».

«Многие спецпереселенцы из-за низкого заработка, в магазине, кроме хлеба, ничего не покупают».

«В бараках, где размещены с/переселенцы холодно и сыро, ни в одном бараке двойных рам нет, сушилки для просушивания одежды не построены, одежду сушат там же, где и проживают».
 

В докладах о состоянии спецпоселков отражались сведения о настроениях спецпереселенцев.
 

«В ночь на 4/XII-1940 г. на Южном спецпоселке с/п с/п Бернатович Юзеф, Залога Тадеуш и Ружовец Мечислав сорвали с двери красного уголка замок, проникли в помещение красного уголка, где изорвали портреты тов. Сталина, Карла Маркса, сорвали лозунг со стены и разбросали литературу по полу».
 

Во многих документах отражены проявления различных форм национализма как среди местных жителей, так и среди самих спецпереселенцев. И это не удивительно, так как более 80% спецпереселенцев-осадников составляли поляки (украинцы — 9%, белорусы — 8%).

Так, 1 сентября 1940 года заведующий продснабом комбината «Майнкаинзолото» Миндлин высказал намерение отчислить прикрепленных к стахановскому магазину осадников-стахановцев, на том основании, что есть нарекания со стороны местных рабочих, которые якобы жалуются, «что им приходится стоять в очереди за поляком».
 

«В некоторых школах разучивают песню, в которой выражается презрение к польским панам. Когда дети спецпереселенцев доходят до этой части песни, то пение демонстративно прекращается».

«Спецпереселенец Непля Казимир Иванович 1921 г.р. 4 августа в красном уголке Первомайского поселка сказал: «Как только попаду домой на родину ни одного живого украинца не оставлю, всех вырежу».

(Доклад ОТСП УНКВД Свердловской обл. от 20 августа 1941 г.).
 

Производственная администрация и комендатуры НКВД отмечали разное отношение к принудительному труду.
 

«Осадники и лесники работают в подавляющей своей части хорошо. Большинство беженцев (в основном — евреи) раньше физическим трудом не занималось. Не умеют работать, боятся работы, не хотят работать».
 

Если вначале у поляков бытовали настроения о возвращении на родину, то в 1941 году в докладах из некоторых регионов отмечалось, что у осадников произошел перелом.

Они смирились с тем, что останутся навсегда в местах расселения, стремятся обзавестись жильем и скотом, а вот беженцы продолжают рассчитывать на восстановление Польши и возвращение на родину.

После начала войны с Германией из Алданского округа Якутской ССР доносили о том, что беженцы рассчитывают на победу СССР над Германией и на «восстановление» советской власти во всей «бывшей Польше», благодаря чему они смогут вернуться туда, где жили до польско-германской войны.





Улыбку вызывает «Справка о разлагающем влиянии на трудовую дисциплину в колхозах сосланных из бывшей Польши кулаков и буржуазии в Кустанайскую область Казахской ССР».

В ней инструктор сельхозотдела ЦК ВКП(б) Хейло информирует:
 

«Были и такие случаи, когда в одном колхозе… ссыльным устроили такую радушную встречу, что отдали им дневной удой молока с фермы, так что даже дети колхозников в детплощадке остались без молока».

Далее он пишет о фактах «женитьбы на ссыльных комбайнеров, трактористов и других активистов колхоза».

Недовольство автора справки вызвало то, что «в абсолютном большинстве случаев буржуазия и кулаки ничего не делают в колхозе… Ссыльный, бывший офицер, приехал со своим денщиком и тот ему продолжал и здесь готовить кофе, чистить и разувать сапоги. А когда органы НКВД его бывшего денщика перебросили в другой колхоз, так этот офицер неделю не разувался, а когда ноги отекли, разулся и две недели не надевает сапог».

«В Магнайском колхозе Карабалыкского района среди ссыльных много проституток, которые категорически отказываются от работы в колхозе, разлагают колхозную молодежь».

«В Федоровском районе в самом райцентре много ссыльных, которые также размещены в домах колхозников, ничего не делают, целые дни просиживают в ресторане, разгуливают по базару, по учреждениям».
 

Положение всех поляков существенно улучшилось после заключения в июле 1941 года союзнического договора между СССР и польским правительством в эмиграции.

Польское правительство через Красный Крест осуществило ряд мер, по оказанию помощи депортированным гражданам.

В августе 1941 года был подписан Указ Президиума Верховного Совета СССР о предоставлении амнистии польским гражданам содержащимся в заключении на территории СССР.

Численность арестованных, осужденных к заключению в лагерях, высланных, военнопленных и интернированных польских граждан за всё время, включая военное, составляла 391 575 человек.

В соответствии с Указом всего было освобождено 389 041 человек, из них польской национальности немногим более 200 тысяч.

В течение второй половины 1942 года из указанного количества с армией генерала Владислава Андерса было эвакуировано в Иран 114 732 польских гражданина (76 110 военнослужащих и 38 622 гражданских лица).

В марте 1943 г. группе польских коммунистов в СССР было разрешено образовать Союз польских патриотов, а также сформировать из оставшихся в СССР бывших польских граждан дивизию им.Костюшко.

Командиром дивизии был назначен полковник Зыгмунт Берлинг, с 1940 года связанный с НКВД и отказавшийся эвакуироваться вместе с польской армией генерала Владислава Андерса в Иран.


После войны между правительством СССР и Временным правительством Национального Единства Польской Республики было заключено соглашение от 6 июля 1945 года «Об обмене населением».

В соответствии с ним лицам польской и еврейской национальности, состоявшим в польском гражданстве к 17 сентября 1939 года, а также членам их семей было предоставлено право добровольного и свободного выхода из советского гражданства и возвращения в Польшу.

Одной из последних массовых репрессивных акций, затронувших поляков, стало выселение в 1951 г. в Иркутскую область из Литвы и из западных областей Украины и Белоруссии бывших военнослужащих армии генерала Андерса, кто решился репатриироваться из Западной Европы на родину после окончания второй мировой войны.

Согласно опубликованным данным, в 1951 году было переселено 4,5 тысячи «андерсовцев» и членов их семей.


Таковы основные этапы тяжелейшей эпопеи, связанной с пребыванием поляков и западных белорусов в Советском Союзе.

Можно ли было всего этого избежать — вопрос неоднозначный.

Однако надо понимать, что в моральном аспекте страна Советов в результате получила крупные проблемы в межгосударственных отношениях с Польшей.

Под них была подложена мина замедленного действия, которая сработала в перестроечные времена и углубила недоверие между славянскими народами на долгие годы.

Во-вторых, Советский Союз перед самой войной понёс колоссальные затраты, которые отвлекли большое количество материальных и людских ресурсов на решение задач, связанных с проблемами депортации и жизнедеятельности сотен тысяч переселенцев.

Конечно же, это отразилось на ходе военных действий в самый тяжёлый первый год Великой Отечественной войны и в определённой степени девальвировало преимущество от перемещения границы на запад.

Ведь территорию Западной Белоруссии немцы прошли достаточно быстро, а стремление населения воевать с немецко-фашистскими захватчиками появилось лишь через год-полтора, когда немцы с местными прихлебателями начали отвечать на вылазки заброшенных диверсионных групп сожжением деревень и убийствами мирного населения.


Если предвоенную ситуацию ещё можно каким-то образом аргументировать, то ссылка небольшого количества вернувшихся на Родину андерсовцев представляется вообще неуклюжим и вредным действом.

Ведь они не в немецких холуях ходили, а воевали в Италии за свою Отчизну.

Учитывая то, что в то время органы возглавлял Игнатьев, а в ЦК его деятельность курировал Хрущёв, смешно адресовать претензии по этому вопросу к Берии. Но обвинения в его адрес продолжаются до сих пор, и никто не пытается рассказать правду.

А ведь именно Берия в 1941 году вытащил Андерса из тюрьмы и первое время прятал у себя на даче. Именно он поддерживал с ним отношения и после войны, рассчитывая на понимание и достоинство польского генерала.

 

---

Эта тема большая и требует отдельного осмысления. Мне же в заключение хотелось бы коснуться проблем восстановления белых пятен в нашей истории.
 

---

В эти дни в Белорусском государственном музее истории Великой Отечественной войны демонстрируется выставка «Беларусы ў II Польскім корпусе», организованная министерствами культуры Беларуси и Польши, польским посольством и коллекционером Игорем Мельниковым.

Для начала материал подобран неплохой с большим количеством фотографий и документов. Деятельность генерала Андерса и его корпуса освящена достаточно полно, а вот белорусскую часть лишь с натяжкой можно назвать удовлетворительной.

Видимо, кроме Мельникова, проблемой наполнения экспозиции документами и материалами никто в нашем министерстве не занимался. Даже перевод некоторых текстов явно выполнен польской стороной.

Конечно, время упущено, в живых осталось всего несколько наших земляков, вернувшихся из ссылки. Поэтому с каждым годом проблема освещения участия белорусов в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками за пределами своей страны становится проблематичнее и сопряжена с большими трудностями.







Однако этот менее всего проработанный сегмент истории войны должен быть научно проработан, а все материалы, которые возможно ещё заполучить у родных и в архивах, должны быть собраны, обобщены и систематизированы.

Это совсем не означает, что затронутая тема должна присутствовать в экспозиции Музея Великой Отечественной войны. Ведь наши соотечественники не участвовали в освобождении Белоруссии, а воевали на чужбине.

Но их вклад в общее дело Победы весьма значим, так как битву под Монте-Кассино иногда называют вторым Сталинградом, понимая под этим не масштабы, а военную значимость её для второго фронта.

Полагаю, было бы правильным поднять эту проблему на государственном уровне и отдать дань уважения тем, кто сражался за Родину и пострадал за это.