Союз писателей
01.08.2016
Александр Попов
Врач
Последний кризис
Глава 2. Путешествие
-
Участники дискуссии:
-
Последняя реплика:
...Ты знаешь, к дуракам всегда и везде относились с опаской, а на Руси еще и с надеждой. В скольких сказках они приходили на выручку. Сказка ложь, да в ней намек. Ну что? Ты готов?.. Тогда полетели. Три... Два... Один.
Глава 1. Начало Круга
Я это видел
не однажды,
И потому скажу
без фальши:
Тот, кто невинностью
слывет,
Свою вину
признает дважды.
И кто однажды
предает,
Тот будет предан
не однажды...
Вероника Нечаева
не однажды,
И потому скажу
без фальши:
Тот, кто невинностью
слывет,
Свою вину
признает дважды.
И кто однажды
предает,
Тот будет предан
не однажды...
Вероника Нечаева
13.30 Путешествие первое (trip #1).
По пути в Изумрудный город меня сопровождает пение Гудвина. Незатейливая строка мелодично переливающегося женского голоса: «Возвращайся, мой милый, я без тебя столько дней...» Мой Гудвин — Она, но у нас, по какой-то странным образом сложившейся традиции, ко всем женщинам обращаются в мужском роде. Уже стало привычным, хотя поначалу сильно резало слух.
Путь во внутренний мир, в свою собственную неповторимую реальность, лежит сквозь калейдоскоп стремительно меняющихся красочных узоров, переплетается с образами насекомых и пресмыкающихся, элементами человеческого тела и странными геометрическими фигурами. Первое впечатление — ты сложный пазл, который под воздействием некой непреодолимой силы чудным образом начал переживать свою дефрагментацию.
Показался знакомый город, как бы из кристаллов глубокого зеленого цвета с оттенками бирюзы и манящим свечением вокруг. У ворот города — странное существо. Мы встречаемся глазами, и я каким-то непостижимым для себя образом читаю в них мысль: «Тебе еще рано сюда. Твоя дверь — направо...» Сказать, что я повернулся, не вполне соответствует действительности: внутри, из самой глубины, возникает ощущение того, что уже переместился в Правый мир.
Портал открывается — и вот я оказываюсь там, где так же реально, как в привычной жизни. Краски такие же яркие, звуки — четкие, и запахи... Запахи очень острые: я падаю на сырую землю и вдыхаю аромат прелой листвы, смешанный с глиной, истоптанной солдатскими сапогами. Рядом красноармеец в маскхалате. На его лице крик отчаяния: «Я больше не могу! Немного передохнем». Рядом — офицер вермахта с перевязанными за спиной руками. Бледный, на лице написана обреченность. «Потерпи, — утешаю я первого, — Еще пару километров, и всё — свои».
Осень сменяется лютой зимой. Снег скрипит под ногами, каждый шаг помню, как сейчас. На моем «попутчике» все та же ненавистная форма офицера вермахта, только погоны с косичками и лицо другое: упитанное, уверенное, даже скорее — надменное. Он просится в туалет. До него метров двести: какая-то наспех сколоченная, уже слегка покосившаяся сараюшка. Вокруг голое поле — все в снегу. Сжалиться, что ли? Куда ему деваться?
Я отпускаю, и тут... секунда превращается в вечность. Я всеми силами стремлюсь туда, к сараю, — ноги оказываются в какой-то вязкой жиже. Вроде бегу изо всех сил, но с трудом отрываю ноги от земли. Каждый шаг растягивается, как в кошмаре... На полу туалета в луже крови все тот же офицер — нашел-таки герой свой ржавый гвоздь. Вся моя разведгруппа — все семеро боевых товарищей — полегли напрасно. Разведданных ноль. На следующий день — бой. Трибунал. Разжалование в рядовые. Служба после войны... Я помню их взгляды, каждого бойца, кто доверил мне свою жизнь. Не только их, но и тех оккупантов — вверивших в мои руки свою смерть.
Ставший почти родным голос: «Возвращайся, мой милый, я без тебя столько дней...» — призывает обратно. Невыразимое ощущение нарастающей тревоги, переходящее в ужас, сменяет процесс самосборки. Просыпаюсь.
— Сколько времени прошло?
— Семь минут двадцать секунд.
— По моим ощущениям, несколько лет пролетело.
— Где был?
— На Отечественной 1941-45-го.
— Это был ты?
— Я не знаю, не уверен. Существо сказало: «Тебе — направо». Возможно, дед по маминой линии. Помню, он рассказывал, что на войне боятся все. Но одни превозмогают страх и становятся бойцами, другие... просто трусами. Никак не могу привыкнуть к тому, что внутри не только собственная история, но и всего рода. Ощущаешь будто бы собственные переживания.
— Не плачь, это уже прошло.
— Я не знаю, такое впечатление, что пока доберемся до Источника, я на картины Босха молиться стану. В них, по крайней мере, лишь малая толика от реальности.
— Сделаю запрос в архиве на твоего деда. Нужно проверить, в правильном ли направлении движемся.
Справка из архива. Комаров Дмитрий Васильевич, 1920 г.р., уроженец д. Сеженские Выселки Тульской области, с октября 1941 года командир разведгруппы 252-го отдельного полка НКВД СССР. Награжден медалью «За оборону Москвы».
Глава 3. Меня зовут Сэм. Продолжение следует...
Дискуссия
Еще по теме
Еще по теме
Надежда Максимова
Необычайное происшествие, случившееся в канун 1000-летия Москвы
Заглянем в будущее
Рустем Вахитов
Кандидат философских наук
Азимов: неизбежность госсоциализма
Борис Мельников
Букварь
Рассказ — фантастика
Александр Попов
Врач
Беларусь — партизанский отряд в центре Европы
ОБЫКНОВЕННЫЙ НАЦИЗМ
КАК СОЗДАТЕЛИ RAIL BALTICA ПЫТАЛИСЬ ОБМАНУТЬ ГЕОГРАФИЮ
ПОЛИТИЧЕСКАЯ КРИТИКА
Это Вы как нерусский рассуждаете? Или Вы как русский знаете лучше, как жилось нерусским?
ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО СЕРГЕЯ СИДОРОВА
Из разговора врачей(англоязычных):Ну, коллега, будем лечить или она сама загнется?!