Когда перестраивали Ратушную площадь в Риге и восстанавливали Дом братства Черноголовых, вырыли огромный котлован. Археологи торопились собрать все артефакты, их было много. Еще больше осталось в нижних культурных слоях. Наконец было разрешено начать земляные работы. Экскаваторы работали в две смены, ночи-то летом светлые. Вот и ворочали песок и обломки камней чуть не до полночи, пока ковши было видно.

Мой сосед Роланд тоже работал в этом котловане на мини-экскаваторе Bobcat. Лето было жарким, ночи теплые, и как-то после работы он выпил пару литров пива не отходя от своего «бобика». Да там же и уснул на куске картона.

И случилось все это в ночь Лиго, когда мир живых людей и мир велей — душ умерших соприкасаются и порой проникают друг в друга. На короткое время вели могут принять то обличье, которое имели при жизни. Правда, такие случаи очень редки.


Роланд спал, и снилось ему теплое и мягкое плечо его тогдашней девушки, а потом и не только плечо... И не одной девушки, а сразу трех. Они ласково гладили его, шептали что-то, прижимались и тормошили, обещая удовольствие. Он бы и досмотрел свой сон до сладостного момента, но пиво требовало свободы.

— Ох, смотрите, он встал!

— Нет, нет, Матильда, не трогай его, пусть облегчится!

— Матильда, Катарина, быстрее копайте. Угол уже виден... с гербом господина бургомистра!

Тем временем Роланд отошел в сторонку и, расстегнув штаны, неторопливо и сладостно одаривал и насыщал культурный слой какого-то замшелого века. Замечательное рижское пиво его молодой организм превратил в полезные вещества, а побочными продуктами переработки Роланд задумчиво удобрял древнюю землю ливов и куршей, покрытую обломками ливонского зодчества.

Когда он вернулся к своему «бобику», землеройные работы шли полным ходом. Женщины уже успели раскопать внушительную яму, в центре которой угловато и мрачно торчал сундук размером с большой гриль для дачных шашлыков. Роланд, конечно, удивился, но, пребывая в сладком пивном тумане, реагировал неадекватно. Цапнул одну девушку за грудь, другую шлепнул по заду и басом заурчал: «Ай, мои красавицы, давайте покувыркаемся... У меня и пивко еще припасено, живое, адажское...»

Две девицы сразу же бросились к нему в объятия, наперебой крича нечто непонятное. Роланд расслышал только два слова — «бургомистр» и «Роланд», — собственное имя узнать не трудно, а «бургомистр» застрял в ушах на полдороге к сознанию. Третья женщина даже не повернулась. В черном балахоне, со спутанными волосами, похожими на засохшие водоросли, она пыталась открыть скрюченными пальцами крышку сундука.

Девицы выскользнули из рук Роланда и бросились к сундуку. Совместными усилиями они вытащили его из земли и откинули тяжелую крышку. Сундук был доверху набит рулонами свернутых документов. Плотная бумага хорошо сохранилась. Девицы стали доставать бумажные трубки, срывать с них печати и веревки. Все развернутые листы они передавали старшей в черном балахоне. Та быстро пробегала их глазами и отбрасывала листы в сторону со словами «не то, не то, ищите дальше...».

Роланд вытаращил глаза, пару раз сморгнул, посмотрел на светлое небо и вспомнил, что под сидением его «бобика» нежится пластиковая канистра со «свежим адажским». Черт с ними, с девками, никуда они не денутся, лучше хлебнуть пивка и завалиться спать — уже скоро набегут ребята из первой смены, а еще раньше припрётся начальник Агрис. Вот ведь пройдоха, всё выспрашивает, не находил ли кто монеты старинные или посуду какую старую — он, мол, все сдаст в музей, как настоящий патриот Латвии. Ага, «в музей», патриот хренов... Вон, Валдис из Цесиса рассказывал, что видел его с сумкой около магазина, где скупают всякие серебряные вещицы... Да ладно, черт с ним, с чего этот Агрис в его голову забрался...

Роланд достал свою канистру, она была прохладной и влажной от ночной сырости. Не спеша отвинтил крышку и мощными глотками влил в себя благодатный напиток.


— Вот это! — вскрикнула та, в черном балахоне, откинула капюшон и присела на край открытого сундука. Она оказалась совсем не старой и даже очень привлекательной. Но в её глазах плескалась затаившаяся ярость. Разворачивая свиток, она искала что-то в тексте и шевелила губами. Наконец нашла и медленно стала читать вслух.

«Я, мельник Каспар Круминьш из Задвинья, свидетельствую перед высоким судом магистрата города Риги, что, будучи переполнен христианским смирением и заботой о чистоте своей души, намерен сообщить о страшных злодеяниях своей соседки, вдовы аптекаря Августуса Циклава, некоей Марты по прозвищу Черная Кошатница...»

Время от времени женщина поднимала голову и четко произносила: «Грязный ублюдок, отродье деревенской девки и гнилого шведского солдата».

«...Злодеяния вышеупомянутой Марты начались в светлое Пасхальное воскресенье и продолжались до бесовского праздника Лиго. Из трех раскрашенных яиц, которые она коварным обманом оставила в моем доме, вылупились богопротивные твари и с дьявольским воем разлетелись по всему Задвинью. Потом этих тварей я нашел в своем огороде на кустах малины и в мешках с мукой, а через неделю они превратились в гусениц, которые сожрали весь мой урожай капусты и свеклы. Мешки с загаженной мукой пришлось продать за бесценок какому-то латгальцу... Но самое ужасное злодеяние этой ведьмы превратило мою благонравную супружескую жизнь в ад через отравление меня и моей супруги настоем колдовской травы. Этот настой лишил меня моей мужественности, а у моей почтенной супруги обросли волосами ноги... И все это устроила вышеупомянутая Марта, вдова аптекаря, чтобы отомстить мне за то, что я не прельстился ее ведьмиными чарами...»

Женщина в черном балахоне замолчала и продолжала молча проглядывать свиток, быстро прокручивая его гибкими пальцами. По ее презрительно изогнутым губам пробегала саркастическая ухмылка, и пару раз она принималась хохотать, но быстро замолкала и вновь погружалась в текст доноса.

Прочитав свиток до конца, она покачала головой и прошептала: «Подлый похотливый козёл, клеветник и доносчик... а ведь ему поверили эти господа из инквизиции и судьи магистрата. Ненавижу!»


— Эй, Марта! Посмотри, это про нас? — Матильда и Катарина бросились к ней и сунули несколько почерневших свитков. Марта мельком взглянула на первые строки и небрежно отбросила их в сторону.

— Нет, подружки, это подлые доносы на целую ливскую семью, они были удачливыми рыбаками. И кто-то решил, что у них сети заколдованы. А вы-то сами из какого края?

— Венденские мы, служанки с хутора Цирулиши.

— А за что вас судили? Тоже за колдовство?

Девицы переглянулись, и старшая, Матильда, крикнула:

— Да не знаю я никакого колдовства! Я подсыпала хозяину сонного порошка в пиво, чтоб он заснул и не мучил мою сестру Катаринку, она совсем уже без сил была. А вместо этого он всю ночь под себя ходил. Ну и вонь стояла на весь хутор, постель его наутро сожгли всю как есть, вместе с лавкой...

Тут девицы захихикали и замахали руками друг на друга.

— Ну а потом что было?

— А потом приехали стражники и нас забрали.

— И вы признались?

— Конечно. Только я говорила им, что не хотела ему такого... а они не стали меня слушать, связали нам руки и ноги и бросили в замковый пруд. Сказали, что если мы не потонем, то, значит, мы ведьмы и нас сожгут. А если потонем, то нет нашей вины и колдовства не было. И мы утонули, как камни, обе враз и пошли ко дну. Пруд там глубокий.

Сестры обнялись и горько заплакали.

— Ну, хватит лить слезы! В этом мире все давно прошло и все забыто... Нет здесь ни вашего хозяина, ни судей, да и вас тоже нет. И зачем вы сюда явились?

— А как же! Чтоб отомстить! Мы ведь не виноваты!

— Дурехи деревенские! Кому мстить собрались-то? Все ваши обидчики померли давно, они в вашем мире, там и ищите.

— А ты? Ты сама-то зачем сюда явилась?

— Я? — Марта усмехнулась. — Я хотела найти документ и узнать имя того ублюдка, который написал на меня донос. И теперь я знаю его. Она вновь развернула лист и медленно произнесла: «Мельник Каспар Круминьш из Задвинья».

— И теперь я найду его там, среди велей, и отомщу ему и его жене. А здесь всем его потомкам, которые остались еще в живых. Жаль, что ночь уже кончается. Теперь придется год ждать.

Девицы притихли и робко посмотрели на Марту.

— А святой Роланд нам поможет?

— Этот, что ли? — Марта кинула взгляд на Роланда, который в этот момент скрылся за корпусом своего «бобика», и оттуда немедленно раздалось журчание тугой струи. Адажское пиво в ночь Лиго обладает особой мощью.

— Ну да... он же Роланд, защитник всех обиженных! Так нам сказали...

— Глупые гусыни вы, сестрицы! Какой же он святой? Святой Роланд был рыцарем с мечом, защитник и покровитель Риги, благородный господин. А этот... пивная бочка без затычки.


Роланд расслышал последние слова Марты, но ему было лень двигаться и хотелось только одного — забраться в кабину своего экскаватора и подремать хоть часок. Так он и сделал.

А когда золотой петух на башне церкви Петра поймал своим хвостом первый луч солнца, Роланд проснулся оттого, что затекла шея. Он спрыгнул на землю и чертыхнулся.

В центре котлована валялся пустой сундук, а вокруг него утренний ветерок шевелил бумажные свитки. Скоро приедет этот чертов Агрис и навешает ему гранат на шею... Роланд быстро собрал разбросанные бумаги, запихал их все в сундук и захлопнул крышку. Потом забрался в кабину «бобика» и ковшом аккуратно перенес артефакт к стене котлована. Пусть Агрис сам вызывает историков, архивистов и вообще всех этих умников. А он, Роланд, сделал все по инструкции. А все же интересный сон ему приснился, надо ребятам рассказать...

Утром в новостях сообщили о дорожных авариях, несчастных случаях и пожарах. Как и всегда, в ночь Лиго их бывает гораздо больше, чем в обычные дни. А как же — колдовская ночь, пиво, костры и поиски цветка папоротника.

И никто не обратил внимания, что в Риге у одного Круминьша сгорел сарай для дров, у другого в Цесисе — машина, а третий, на хуторе в Алуксне, сам обгорел, прыгая через костер. Его вовремя доставили в больницу Страдыня в Риге. Еще два Круминьша сломали себе руки, пытаясь найти цветок папоротника в Ботаническом саду, а самый неудачливый вообще утонул в Даугаве. Да, месть оскорбленной женщины иногда переживает века и достигает седьмого колена. А вы говорите — «мешки КГБ»...