«Этот Ершов владеет своим стихом, как крепостным мужиком»

Александр Пушкин

Редко случается, когда первое произведение сразу делает имя автору. Но то, что сотворил Пётр Ершов — уму непостижимо. 

В студенчестве он создал шедевр — вечную сказку «Конёк-Горбунок», которая вошла в сокровищницу мировой детской литературы.

Между тем, ошибается тот, кто считает, что это объёмистое произведение написано только для детей. В былые времена сказку с большим интересом читали и взрослые.

Моя мать, чтобы улучшить настроение приболевшей бабушки, спрашивала её: «Может тебе «Конька-Горбунка» почитать?», — и та, забывая о ревматизме, с улыбкой на лице слушала причитания Иванушки:

«Ой вы, кони буры-сивы,
Добры кони златогривы!
Я ль вас, други, не ласкал.
Да какой вас чёрт украл?
Чтоб пропасть ему, собаке!
Чтоб издохнуть в буераке!
Чтоб ему на том свету
Провалиться на мосту!...»

В минуты детских капризов мать интересовалась: «Что, Иванушка, не весел, что головушку повесил?»,- и я расплывался в улыбке успокоения, так как сразу же вспоминались картинки в крупноформатном и богато иллюстрированном сталинском издании «Конька-Горбунка», которое всегда лежало на виду.

В старших же классах моё позднее возвращение домой со свиданий частенько сопровождалось вопросом: «Опять «целу ночь ходил дозором у соседки под забором?» — отпираться было бессмысленно.

Случается, что обстоятельства жизни не способствуют развитию раннего дарования и автора, спустя время, забывают, а созданный им шедевр начинает жить сам по себе.
 

Так случилось и с «Коньком-Горбунком» — сказку знают все поголовно, а автором почти не интересуются.

И в этом нет ничего удивительного, так как своим «Коньком-Горбунком» Ершов подтвердил, что русская сказка, изложенная разговорным языком и стилем, через какое-то время становится воистину народной, глубоко проникающей в душу читателей от мала до велика.

Каким же он был, горемычный автор «Конька-Горбунка», чьё недавнее 205-летие прошло почти незамеченным?

Отец Петра Ершова, становой исправник Павел Алексеевич Ершов, места службы менял часто — Тобольская губерния, Петропавловская крепость, Омск, Берёзов и снова Омск. Всюду за ним следовала верная спутница жизни Евфимия Васильевна из богатого купеческого роду Пилёнковых.

Частые переезды и болезни детей всю жизнь преследовали семью Ершовых — из 12 дочерей и сыновей выжили только два сына, Николай и Пётр.

Будущий автор «Конька-Горбунка» появился на свет 6 марта 1815 года в некогда построенной казаками деревне Безруково Ишимского уезда Тобольской губернии, которая с продвижением сибирской границы на юг постепенно превратилась в мирную обитель хлебопашцев, ямщиков и торговых людей.


 
Исполненный обряд маленькому Пете, видать, пошёл на пользу, потому взрослый Ершов часто шутил: «Что мне эти чины и почести, когда я стою всего только грош!»

В 1823 году семья Ершовых переезжает в построенный казаками в XVI веке сибирский городок Берёзов, куда в своё время ссылались князья Александр Меншиков и Алексей Долгоруков, граф Андрей Остерман и другие.

С давних пор в местной церкви хранились старинные казачьи знамена - деревянная хоругвь Ермака и полотняный стяг с изображением конного святого Димитрия Солунского, повергающего грозного сибирского хана Кучума. Во дворе также лежали четыре чугунные пушки самозванца Емельки Пугачева, «сосланные» царицей Екатериной II  в Берёзов.

Дом Ершовых часто посещали торговые люди с чудными рассказами о дальних краях. Нет сомнения, что рассказ одного купца о ките невиданных размеров, выброшенном на берег Карского моря, вдохновил поэта на сказочный сюжет из «Конька-Горбунка»:

«Ну, Иванушка, смотри,
Вот минутки через три
Мы приедем на поляну —
Прямо к морю-окияну;
Поперек его лежит
Чудо-юдо рыба-кит;
Десять лет уж он страдает,
А доселева не знает,
Чем прощенье получить;
Он учнёт тебя просить,
Чтоб ты в солнцевом селенье
Попросил ему прощенье;
Ты исполнить обещай,
Да, смотри ж, не забывай!» 

Отец мечтал дать закончившим Березовское уездное училище сыновьям хорошее образование и стал хлопотать о переводе в Тобольск, где находилась единственная в Западной Сибири гимназия.

Однако начальство распорядилось отправить его в Омск, а мальчиков определили в Тобольске к родне матери — в семью купца-миллионщика Пилёнкова, «торговавшего по всей Сибири и за ее пределами».

Из-за болезни отличник Пётр Ершов был принят в Тобольскую классическую гимназию лишь в апреле 1827 года, а осенью того же года туда директором был назначен Иван Менделеев — отец великого химика Дмитрия Ивановича Менделеева. С их семьёй у Ершовых завязалась многолетняя дружба.

Весной 1828 года в тобольскую ссылку прибыл «лишенный знаков отличия, чинов и дворянства» композитор Александр Алябьев, которого город принял радушно. Вскоре он создаёт в Тобольске симфонический оркестр, устраивает концерты, много сочиняет, и Ершовы сближаются с Алябьевым равно, как и с Менделеевыми.

По вечерам в «людской» дома Пилёнковых появлялись самые разные любители бесплатно почаёвничать — от «божьих людей» и прислужников до купцов и чиновников. Их рассказы и притчи, напевы старинных былин и стали той основой, на которой позднее был создан «Конёк-Горбунок».
 

Поскольку в купеческом доме, кроме церковных книг и лубочных изданий для детей и простонародья, литературу не держали, чтиво о витязях и богатырях, воюющих с супостатами и разной нечистью, стало основой литературного формирования молодого Ершова.

Так как учёба сыновей в гимназии заканчивалась, отец направляет усилия на то, чтобы продолжить их образование.

Летом 1830 года по протекции переведенного в Санкт-Петербург генерал-губернатора Западной Сибири Петра Капцевича Ершов-старший получает место в Отдельном корпусе внутренней стражи, и его семья переезжает в Петербург, сняв небольшой домик на окраине города.

Братья Ершовы без особых трудов поступают в Петербургский университет: Николай — на математический факультет, а Петр — на философско-юридический.

Столкнувшись с невиданным доселе обилием художественной литературы, Петя с головой уходит в чтение, из-за чего частенько появляется только на перекличке перед занятиями.

Никто из преподавателей и студентов и не догадывался, что их сокурсник не только читает, но и «пробует силы в сочинительстве».

И вот час Ершова пробил.
 

Весной 1834 года он сдаёт профессору Петру Плетнёву свою курсовую работу в стихах и тот приходит в неописуемый восторг от первых строк «Конька-Горбунка».

Друг и знаток творчества Пушкина, Плетнёв сразу понял, что имеет дело с необычным материалом высочайшего художественного уровня.

Первыми слушателями творения Ершова, конечно же, стали сокурсники, которым профессор вместо лекции зачитал начало «Конька-Горбунка»:
 
Потрясенная аудитория слушала, затаив дыхание. Можно представить её удивление, когда Плетнёв, окончив чтение первой части сказки, назвал имя сочинителя - Пётр Ершов.

Все зашумели и бросились поздравлять автора, интересуясь, как и когда ему пришла в голову идея создать удивительный образ Конька-Горбунка «ростом только в три вершка, на спине с двумя горбами да с аршинными ушами».

В одно мгновение Ершов приобрёл известность.

Плетнёв, не мешкая, представил молодого автора Пушкину, Жуковскому и издателю журнала «Библиотека для чтения» Сенковскому, который вскоре опубликовал первую часть «Конька-Горбунка», предварив доброжелательным предисловием с такими словами:
В октябре 1834 года «Конек-Горбунок» вышел отдельной книгой, которой стала зачитываться вся Россия. Сказку переписывали, если не удавалось заполучить её в печатном виде.
 

Заметим, что в ту пору сказки, благодаря творчеству Пушкина, Жуковского, Даля и Гоголя, вошли в моду, потому творению Ершова нужно были иметь особые достоинства, чтобы выделиться среди произведений именитых авторов.

Редкий случай, но сказке «Конёк-Горбунок» это удалось.



Особенно радовался появлению необычного дарования Пушкин, уже издавший к тому времени несколько сказок, в том числе «Сказку о царе Салтане» и «Сказку о мертвой царевне и о семи богатырях».

Знавший толк в побасенках, великий русский поэт как-то сказал в кругу друзей: ​«Теперь этот род сочинений можно мне и оставить» и высказал намерение содействовать изданию сказки с иллюстрациями по «возможно дешёвой цене и в огромном количестве экземпляров для распространения по всей России».

Стоит только сожалеть, что из-за полосы жизненных проблем и трагической дуэли это намерение Пушкина так и не осуществилось.

А окрылённый Ершов принялся творить. Он сочинял лирические стихотворения, романтические баллады, написал пьесу «Суворов и станционный смотритель», либретто к опере «Страшный меч» и пр.

В его памяти роилось множество ещё нереализованных сказочных сюжетов, потому зрела мысль обобщить их в крупной работе под названием «Иван-царевич — сказка сказок в десяти книгах и ста песнях».
 

Ершова первое время печатали, но его ошибочное старание соответствовать уровню именитых русских писателей в части тематики, стиля, слога и языка, в конечном счёте, низвело его до заурядного столичного сочинителя.

Уход от прежнего колоритного сибирского замеса, конечно же, был замечен гиенами от литературы — критиками.

В определённой степени прав был известный этнограф Григорий Потанин, когда позднее писал:
Но тогда Ершов до подобной самооценки своего загнанного в шаблоны творчества не дошёл.

Неудачный творческий выбор в 1834 году был дополнен трагическими семейными обстоятельствами — сначала умер отец, а потом единственный брат, Николай.

В отчаянии Ершов пишет:
 
Смерть отца была не только тяжкой утратой, но и потерей главного кормильца в семье, так как эпизодические литературные заработки студента Петра Ершова жить в столице не позволяли.

Через два года почти нищенского существования летом 1836 года семья Ершовых приняла решение возвратиться в Тобольск.

Этому способствовали и ершистые молодые столичные писаки вроде Николая Станкевича, которые относительно «Конька-Горбунка» стали высокомерно заявлять:
 
К великому сожалению к этому хору молодых выскочек присоединился известный литературный критик Виссарион Белинский, который в мартовском 1835 года номере газеты «Молва» обругал всех, кто в творчестве использует побасенки:
Ответ на вопрос, почему Белинский это сделал, кроется в том, что его собственное детство было безрадостным под присмотром чужих людей. Какие там сказки, когда мальчика окружало родительское безразличие и тумаки няньки.

Не лучшим образом складывалась и его учёба, а потом — семейная жизнь, о чём свидетельствуют строки письма к жене: «Странные мы с тобою, братец ты мой, люди: живём вместе — не уживаемся, а врозь — скучаем». Сестра же жены и вовсе заявляла в письмах, что «плюёт» на Белинского.

В таких жизненных обстоятельствах серьёзно хворавший Белинский просто не мог осознать силу воздействия русской сказки на семейное воспитание и взрослых, и детей. Сказка ему казалась досужим и даже вредным вымыслом. Даже Пушкину он отказывал в понимании этого жанра, что было большим заблуждением.
 

Не трудно представлять, какой силы удар был нанесен по Ершову и как он отразился на его творческом развитии. Ведь именно с тех пор Ершов был обречён «не покидать того предпоследнего места в рядах русских писателей, что указал ему Белинский...».

А тем временем сказка Ершова бытовала как народное произведение, вызывая к жизни множество подражаний и прямых подделок.

Биографы Ершова подсчитали, что в 70— 90-х годах XIX века вышло около 40 поддельных «Коньков-Горбунков» общим тиражом около 350 тыс. экземпляров.

Но это было потом, а тогда Пётр Ершов, находясь в поиске средств на жизнь, по приезду в Тобольск согласился занять единственную вакантную должность преподавателя латыни в младших классах городской гимназии.

Латынь он терпеть не мог, да и не знал достаточно хорошо, но на периферии и этих знаний пока доставало.
 

В сентябре 1836 года Ершова назначают преподавателем философии и словесности в старших классах, и он постепенно двигается по службе вплоть до должности директора гимназии, одновременно возглавляя и дирекцию народных училищ Тобольской губернии.

В этот период писал он мало, а то немногое, что было написано и отправлено с оказией в Петербург, успеха не имело.

В апреле 1838 года Петра Ершова постигло очередное несчастье: умерла его ангел-хранитель — мать.

Жизнь бобылём, никогда не занимавшимся хозяйством, побудила его искать спутницу жизни. И она нашлась.

В сентябре 1839 года  Ершов женится на Серафиме Лещёвой — вдове полевого инженера-подполковника, с которым она нажила четверых детей.

Жена была старше Петра Павловича на 6 лет, тем не менее, её опыт восполнил пробелы и Ершов не только искренне полюбил эту женщину, но и заменил отца её детям.

Позднее он искренне писал:
 
Однако злой рок не оставил Ершовых в покое — все рождённые дети в первом браке умерли, а в апреле 1845 года при родах скончалась и возлюбленная.

Погоревав полтора года, Пётр Павлович женится во второй раз на Олимпиаде Кузьминой — «девушке 16 лет с чудесными глазами и самым невинным сердцем».

Он души не чаял в юной супруге, которая родила ему 4-х дочерей, две из которых умерли. А в 1853 году безвременно угасла и она сама.

Мать и тетка покойной Олимпиады оказались умными женщинами и, видя душевные муки вдовца, сами приискали ему новую спутницу жизни.

В феврале 1854 года Ершов в третий раз женится на Елене Черкасовой, дочери генерал-майора. От этого брака родилось восемь детей, из которых четверо скончались в детстве.

Сохранилась записная книжка горемычного Петра Ершова, в которой помечены даты рождения и смерти детей, начиная с 1848 года. Из двенадцати родившихся, в младенчестве умерла половина.

Душевные и физические силы из-за частых болезней стали покидать Ершова, и в январе 1862 года он попросился в отставку.
 

Как он сам вспоминал -- жил «одними долгами и надеждами». Правда, с помощью Менделеева ему удалось выхлопотать в Петербурге более-менее сносную пенсию.

Поскольку, оставив службу, Пётр Павлович лишился казенной квартиры, а своего угла не нажил, ему пришлось снимать пустующий дом тобольского богача Токарева.

В съёмном жилье он в конце августа 1869 года и ушёл из жизни, оставив в конторке медный пятак.

Хоронили автора «Конька-Горбунка» всем Тобольском. Гроб страдальца провожали не только благодарные взрослые, но и дети всех учебных заведений.

Погребли Петра Ершова на тобольском Завальном кладбище, а позже установили на могиле простенький памятник с эпитафией: