---

Продолжение. Смотри ➤Часть1, ➤Часть 2

---

Завтрак для Гитлера. Чемберлен в роли официанта

Случилось то, что М. М. Литвинов предрекал в своем интервью 17 марта: гроза нависла над Чехословакией. С мая 1938 года Гитлер развязал бешеную кампанию против этой страны — не только в печати и по радио: к ее границам начали стягиваться германские войска. Политическая атмосфера в Чехословакии, Центральной Европе, Англии и Франции все больше накалялась. В воздухе запахло порохом. Ведь Франция имела с Чехословакией пакт взаимопомощи, и, если бы Германия напала на Чехословакию, Франция обязана была выступить в ее защиту. Англия такого формального пакта с Чехословакией не имела, но, как близкая союзница Франции, она тоже не могла бы остаться в стороне.

Литвинов 2 сентября 1938 г заявил французскому поверенному в делах в Москве Пайяру (посол Наджиар был в отсутствии) и просил его срочно передать французскому правительству, что правительство СССР в случае нападения Германии на Чехословакию исполнит свои обязательства по советско-чехословацкому пакту взаимопомощи 1935 года и окажет Чехословакии вооруженную помощь. Так как, однако, по условиям этого пакта обязательство советской помощи входило в силу только в том случае, если одновременно Франция, связанная с Чехословакией также выступает с оружием в руках против Германии, то правительство СССР хотело бы знать намерения французского правительства в создавшейся ситуации.

Литвинов полагал, что Румыния пропустит через свою территорию Советские войска и авиацию, но считал, что в целях воздействия на Румынию в этом смысле было бы очень желательно возможно скорее поставить вопрос об эвентуальной помощи Чехословакии в Лиге наций.

3 сентября я посетил Черчилля в его пригородном имении Чартвелл и подробно рассказал ему о содержании заявления Литвинова Пайяру. Черчилль сразу же понял его значение и тут же сказал, что немедленно доведет до сведения Галифакса о моем сообщении.

Черчилль исполнил свое обещание. Тогда же, 3 сентября, он отправил Галифаксу письмо с подробной передачей демарша Литвинова. Он подтверждает это и в своих военных мемуарах. Не ограничиваясь разговором с Черчиллем, я встретился также с Ллойд Джорджем и заместителем лейбористского лидера Артуром Гринвудом и повторил им то, что рассказал Черчиллю.
 
У. Черчилль в своих военных мемуарах рассказывает, что 5 сентября он получил от Галифакса ответ на свое письмо, о котором речь шла выше, и министр иностранных дел заявлял в нем, что постановка в Лиге наций вопроса о Чехословакии «сейчас будет мало полезной, но что он будет иметь это в виду».

В сентябре 1938 года собралась очередная сессия Лиги наций. В Женеву приехал Литвинов. Он вызвал меня из Лондона для участия в работе советской делегации. Атмосфера в Женеве была накаленная. В кулуарах Лиги ходили самые тревожные слухи и рассказы. Со дня на день ждали нападения Германии на Чехословакию.

В Женеве мы узнали, что французский министр иностранных дел Бонне, один из злейших врагов СССР, скрыл от большинства членов французского правительства заявление Литвинова Пайяру. Бонне все время объяснял предательскую линию Франции в отношении Чехословакии «пассивностью России» в чехословацком вопросе, и заявление советского наркома от 2 сентября его совсем не устраивало. Теперь оказывалось, что о готовности Советского правительства выступить на защиту Чехословакии во Франции вообще никто не знает вплоть до членов ее правительства.

Литвинов в своем выступлении 21 сентября 1938 г. уже с трибуны Лиги наций открыто повторил то, что за 19 дней перед этим он в дипломатическом порядке сообщил французскому правительству через Пайяра. Интрига Бонне провалилась, и ее разоблачение перед лицом всего мира способствовало укреплению международного авторитета СССР.

Два дня спустя, 23 сентября, британские представители в Женеве Батлер и лорд де ла Вар пригласили Литвинова и меня для разговоров о создавшейся ситуации. Англичане хотели знать, как советская сторона представляет себе конкретные шаги, вытекающие из заявления Литвинова, сделанного за два дня перед этим на заседании Лиги наций. В ответ Литвинов предложил созыв немедленного совещания представителей Англии, Франции и СССР в Париже или каком-либо другом подходящем месте (не в Женеве) для выработки мер по защите Чехословакии.
 

Далее Литвинов сообщил, что Советское правительство сделало правительству Польши важное предупреждение: если Варшава вздумает напасть на Чехословакию для отторжения от нее Тешенской области (о чем тогда было много разговоров), то СССР будет считать советско-польский пакт о ненападении автоматически расторгнутым.

Батлер и де ла Вар казались очень заинтересованными заявлениями Литвинова и даже проявили что-то вроде полусимпатии к действиям СССР. Они обещали немедленно сообщить о содержании нашей беседы в Лондон и по получении инструкций оттуда вновь с нами встретиться… Увы! — эта новая встреча так и не состоялась.

Как известно, первое паломничество Чемберлена к Гитлеру состоялось 15 сентября. Гитлер принял британского премьера в Берхтесгадене и выдвинул свои требования к Чехословакии, угрожая в случае отказа последней применить силу. Чемберлен вернулся в Лондон.

Состоялось экстренное совещание англо-французских министров, которое приняло требования Гитлера: 19 сентября под нажимом из Лондона и Парижа чехословацкое правительство также приняло эти требования. Тогда Чемберлен вторично полетел на свидание с Гитлером. Оно состоялось 22–23 сентября в Годесберге.
 
Британский премьер был сильно обескуражен, но все-таки взялся «убедить» Чехословакию еще раз уступить. Он снова вернулся в Лондон и вместе с Даладье попытался вторично оказать давление на Прагу. Но тут у него вышла осечка: чехословацкое правительство отвергло «годесбергскую программу» Гитлера.

Гитлер был взбешен, и 26 сентября объявил, что, если до 14 часов 28 сентября Чехословакия не капитулирует, он открывает военные действия. Чемберлен и Даладье пришли в панику, и британский премьер обратился к Гитлеру и Муссолини с покорнейшей просьбой устроить свидание четырех для окончательного решения чехословацкого вопроса.

29 и 30 сентября состоялось мюнхенское совещание. Гитлер вел себя крайне нагло. Муссолини его поддерживал. Чемберлен и Даладье извивались, как угри. В итоге за спиной Чехословакии было подписано мюнхенское соглашение, суть которого сводилась к следующему. Судетская область передавалась Германии со всем находящимся там имуществом, а сверх того Чехословакия должна была удовлетворить территориальные требования к ней со стороны Польши и Венгрии.

Министр иностранных дел Галифакс не отставал от своего премьера. Германский посол в Англии Г. Дирксен, записывая свой разговор с ним от 9 августа 1939 г, между прочим, рассказывает:

15 марта, Гитлер молниеносно обрушился на Чехословакию, оккупировал Прагу и объявил Богемию и Моравию германским протекторатом, а из Словакии создал «самостоятельное государство». Европу потряс удар политического землетрясения. Мюнхенское соглашение было изорвано в клочки.

Сразу после захвата Чехословакии Гитлером по Европе усиленно побежали слухи (возможно, инспирируемые из Берлина) о том, что теперь следующей жертвой Германии будет Румыния.

18 марта утром английский посол в Москве Сиидс явился к наркому иностранных дел М. М. Литвинову и по поручению своего правительства задал ему вопрос: что предпримет СССР в случае нападения Гитлера на Румынию?

В тот же день вечером Литвинов по поручению Советского правительства ответил, что наилучшим способом борьбы против нависшей над Румынией опасности был бы немедленный созыв конференции из представителей Англии, Франции, СССР, Турции, Польши и Румынии. Советское правительство полагает, добавил Литвинов, что с психологической точки зрения такую конференцию лучше всего созвать в Бухаресте, однако оно готово согласиться на любой другой пункт, который будет признан удобным всеми участниками совещания.

Так начались тройные переговоры 1939 года между СССР, Англией и Францией, которым суждено было сыграть столь большую роль в событиях, непосредственно предшествовавших развязыванию второй мировой войны.

Итак, получив 19 марта утром сообщение из Москвы о разговорах Сиидса — Литвинова, я сразу же попросил свидания с Галифаксом и повторил ему то, что Литвинов сказал Сиидсу. Галифакс поблагодарил меня за сообщение и тут же заявил, что британское правительство утром 19 марта уже обсуждало советское предложение о немедленном созыве конференции шести держав и пришло к выводу о нецелесообразности такой конференции.

Я спросил, почему?
 
В заключение Галифакс сказал, что, вполне сознавая необходимость срочно действовать, британское и французское правительства сейчас обсуждают другую меру, которая может заменить советское предложение. Он, однако, уклонился от более точного ответа на вопрос, какая именно мера имеется в виду.

Два дня спустя, 21 марта, это выяснилось. Англичане и французы выдвинули проект немедленного опубликования декларации за подписью четырех держав — Англии, Франции, СССР и Польши. В декларации говорилось, что в случае нового акта агрессии названные державы немедленно устраивают консультацию для обсуждения тех мер, которые необходимо принять.

Советское правительство опять ответило очень быстро. 22 марта Литвинов сообщил Сиидсу, а 23 марта я сообщил Кадогану (постоянному товарищу министра иностранных дел), что, хотя СССР находит данную меру недостаточно эффективной, тем не менее он готов подписать предложенную декларацию, как только ее подпишут Франция и Польша. В тот же день, 23 марта, Чемберлен, выступая в парламенте, заявил, что он является противником создания в Европе блоков держав, стоящих в оппозиции друг к другу.
 

Но даже и политически обескровленной декларации не суждено было родиться: Польша отказалась подписать ее совместно с СССР, а Чемберлен и Даладье не сочли нужным оказать на нее необходимое влияние.

Кадоган в разговоре со мной 23 марта объяснял поведение польского правительства его боязнью столь открытой ассоциацией с СССР вызвать гнев со стороны Германии. Допускаю, что этот мотив мог играть известную роль в отказе поляков подписать декларацию, но главное было, конечно, в другом. Главное состояло в той глубокой враждебности, которую тогдашнее польское правительство (пресловутое «правительство полковников») питало к Советскому Союзу. Эта враждебность, как увидим ниже, забила последний гвоздь в гроб тройных переговоров 1939 года».
 

---

Продолжение следует ➤

---