---

В дискуссии об Аксёнове прозвучало пожелание, чтобы я рассказал о Викторе Ерофееве. Может быть, этот спич о нём будет интересен всем.
 

---

 
 
«Сама садик я садила,
Сам он Сада ублажал...»

Вы не поверите, но частушка эта, на два голоса, — про Виктора Ерофеева. Не многие литераторы удостоились такой чести.

Продолжение я дословно не помню, но суть её в том, что Виктор Ерофеев прославился еще в брежневские застойные годы, когда опубликовал большую статью о Маркизе де Саде. Французском писателе начала 19-го века, от чьего имени позже образовалось слово «садизм».

Творчество свободолюба и сексомана Франсуа де Сада было еще и темой кандидатской диссертации Ерофеева. Поэтому его по праву можно считать патриархом советской чернухи, а затем и порнухи, слившихся в конце концов воедино и осчастлививших человечество российским литературным постмодернизмом.


Читать Ерофеева лично мне неинтересно, за исключением первой его книги, сборника критических статей, где он и выступил с реабилитацией де Сада. Тогда советская интеллигенция ахнула от неожиданности и восприняла «садистский опус» Ерофеева как глоток свежего воздуха.

Никто не догадывался, во что это потом выльется и что не кто иной как именно он в 1989 году организует всероссийские похороны нашей литературы, опубликовав свою печально знаменитую статью «Поминки по советской литературе».

Читать Ерофеева мне неинтересно потому, что большинство его книг надуманы, из пальца высосаны и по бабски скандальны.

Последнее, кстати говоря, неслучайно. Его творчество держится на двух постулатах.

Первый я приведу просто к сведению. Он касается вообще литературы как таковой и звучит довольно претенциозно: «Литература, — утверждает Ерофеев, — сама виновата в том, что проиграла, потому что в ХХ веке оказалась слабой по отношению к другим видам искусства».

А вот его второй постулат сводится к мысли, что после советской номенклатурной (?) словесности «в русской литературе открывается бабий век».

И правда, в книжных магазинах вот уже четверть века полки ломятся от обилия женской прозы. Наверное, потому в составляемых одно время Ерофеевым антологиях современной литературы (с взятым у Бодлера названием «Цветы зла») столь очевиден перевес в пользу шедевров юных дев.

Его авторессы, соревнующиеся, кто позлей отразит российскую постсоветскую действительность, напоминают мне «женский батальон», охранявший в 17-м году Временное правительство. Художественные изыски этой молодой литературной поросли сводятся исключительно к тому, чтобы — опять цитирую Ерофеева — «показать зло без ретуши и косметических украшательств».

Чем не де Сад (не путать с детсадом) в юбке! Кстати, де Сад очень любил наряжать в женские одежды своих партнеров мужского пола. Тогда садистические вакханалии бывали особенно удачными. Точно так же Ерофеев в своих литературных эскападах- для того, наверное, чтобы быть наравне с «б. веком», — напирает на упомянутую скандалезность.

Вот почему читать его не особенно интересно. Кроме того, что бы я у Ерофеева ни читал, мне кажется, что он пишет натужно и вымученно, словно за язык его кто-то тянет.


Но нет правил без исключений. Одна из его книг произвела на меня неизгладимое впечатление.

Может, потому, что написана она в мемуарном ключе, хоть и названа романом. Подкупает она тем, что Ерофеев в ней эксгибиционистски откровенен. Даже его обычное постмодернистское кокетство не мешает чтению.

Называется она — «Хороший Сталин».

Как многие, у кого было «счастливое пионерское детство» (слова автора), Ерофеев, притворяясь, что это не так и что он всегда был диссидентом, на самом деле любил Сталина. Даже сейчас он относится к нему по-фрейдистски двойственно. По сути, об этой любви и вся книга.

А вообще, если отличать сюжет от фабулы, она о том, как Ерофеев с Аксеновым тридцать пять лет назад издали самиздатский альманах «Метрополь» и что из этого получилось.

Каждый, кто помнит эту историю, знает, что все напечатавшиеся в нем авторы пострадали. Не очень, правда, сильно.

Например, Аксенов, как он считает, был за альманах лишен советского гражданства. Хотя еще за некоторое время до потери гражданства он сам сиганул на Запад, а гражданства его лишили уже потом, когда поняли, что оно ему больше не понадобится.

Но сильней всех, оказывается, пострадал тогда отец Ерофеева — известный сталинский сокол, дипломат высшей категории и непосредственный разработчик стратегии и тактики «холодной войны» Ерофеев-старший.

Автор предваряет свой роман замечанием, что все персонажи, обстоятельства и судьбы в нем выдуманы. Только вы ему не верьте. Здесь правда — всё, до последнего вздоха.

Даже то, что Ерофеев-младший, видя, как страдает изгнанный Брежневым из МИДа его отец, от угрызений совести хотел повеситься. И что Сталин в свое время, казня одних, лелеял и баловал семью Ерофеевых — это особенно умиляет мемуариста, хоть он и старается ко всему относиться иронически.

И что в конце концов автор книги написал письмо Брежневу с нижайшей просьбой (каков наш диссидент!) восстановить отца на работе, — дескать, отец за сына отвечать не должен. И что душка Брежнев эту просьбу выполнил...