---

Сегодня наблюдается углубление международной нестабильности. США вновь ввели санкции против Ирана. Наблюдается нарастание милитаризации в странах Восточной Европы, растет напряженность вокруг ядерной программы КНДР. Мы побеседовали о тенденциях международной политики и безопасности в различных частях света, окружающих ЕАЭС с экспертом Фонда Острагорского, доктором политических наук (PhD) (Свободный университет Берлина), специалистом по странам Ближнего Востока Сергеем Богданом.
 

---

 

Беларусь в противостоянии России и Запада

— Насколько опасна для Беларуси конфронтационная риторика между Россией и коллективным Западом? И есть ли перспективы у инициативы «Хельсинки-2»?

— Учитывая небольшие размеры страны, даже небольшая конфронтация между Россией и Западом создает реальный риск дестабилизации. В то же время даже минимальная дестабилизация в Беларуси создает значительную угрозу для России, поскольку Беларусь находится очень близко к центральному российскому региону. И это влечет за собой высокую вероятность российского вмешательства.

Безусловно, европейский регион нуждается в «Хельсинки-2», т.е. в выработке новых региональных механизмов обеспечения стабильности и гарантий безопасности. Но для запуска этого проекта белорусскому правительству необходим ряд предпосылок, которые отсутствуют. И неясно, осознает ли белорусское правительство, что они отсутствуют.
 

---

У белорусского государства есть немало талантливых кадров, но структурно его политика скорее основана на инстинктах и реагировании, а не на активной, концептуально проработанной политике.
 

---

Отсутствуют структуры, способные обеспечить выработку и реализацию такой политики, достаточно взглянуть на ситуацию с теми же «фабриками мысли», think tank-ами, на которые опираются белорусские власти, на государственные СМИ, на ряд ключевых госучреждений.

Повторюсь, люди есть и есть позитивные тенденции (здесь я особо отметил бы инициативу «Минский диалог»), но многие базовые структуры, которые позволили бы Беларуси сделать реалистичную попытку запустить соответствующий процесс, отсутствуют.

В этих условиях белорусская инициатива «Хельсинки-2» в случае ее успешного развития имеет все шансы стать еще одной «Минской группой». Последняя формально тоже связана с Минском, но только Беларусь не имеет к ней фактически никакого отношения.


— В своих статьях вы утверждаете, что противоречия между Россией и коллективным Западом носят более «ритуальный» характер, указывая на интенсивное продолжение рабочих контактов. Проходят переговоры главнокомандующего силами НАТО в Европе и руководителем российского Генштаба, готовится совещание Совета «Россия-НАТО». Насколько, на ваш взгляд, противоречия между Россией и коллективным Западом реальны? И если нет, то в чем причина санкционной политики и настолько милитаристской и конфронтационной риторики?

— Конфликт России с Западом заключается в разногласиях относительно распределения сфер влияния, в нарушении ряда договоренностей с обеих сторон относительно того где и как они проведут границы своих сфер влияния.

Это не идейное противостояние, не противостояние систем и мировоззрений, и не результат некоего вызова миропорядку со стороны современной России. В то же время такая санкционная риторика, угрозы и провокации постепенно могут привести к более жесткому конфликту.

Но на самом деле войны друг другу стороны пока не объявили. Это отлично видно на иранском примере: ведь и сейчас Россия не готова поставлять Ирану обычное военное снаряжение, которое ему крайне остро нужно. Иран фактически уже около десяти лет не получал извне никакой минимально пригодной к использованию в современной войне техники, и сам он ее практически не производит. Большая часть его относительно сложных систем вооружения имеет как минимум 20-летний возраст.

Единственным исключением стала С-300, поставленная действительно после начала операции в Сирии, но которая к тому времени уже явно не было передовым продуктом. Фактически к тому моменту Кремль уже активно предлагал оппонентам Ирана, в частности Турции и Саудовской Аравии, систему ПВО следующего поколения, С-400, и множество другого вооружения.
 

---

Вообще отсутствие поставок вооружения Ирану в последние годы отвечает на все вопросы о серьезности «союза» Москвы и Тегерана. Ведь впору ставить вопрос о наличии у Ирана боевой авиации и бронетехники, пригодной для использования в неполицейских операциях вообще, но Кремль не спешит восполнять этот пробел.
 

---

И кстати, Иран был практически единственной страной, которая всегда платила за оружие, а поставки ему Москва останавливала, если оплата задерживалась.
 

Это всё так, поскольку Кремль не бросал и не бросает вызова нынешнему миропорядку, что бы ни провозглашали некоторые аналитики и политики, а значительные поставки оружия Ирану как раз и стали бы таким вызовом.

Российское руководство скорее давно борется за место, которое оно считает достойным для своей страны в нынешнем миропорядке, за равное место в мировой либеральной капиталистической системе, а не за место на пресловутом «приставном стульчике» в «Большой восьмерке».
 

Иранский кейс

— Президент США Дональд Трамп вышел из ядерной сделки по Ирану. Его в этом не поддержал Брюссель. Насколько далеко может зайти различие в позициях по Ирану между США и ЕС? И к каким это может привести последствиям? Будет ли ЕС эмансипироваться от евроатлантического консенсуса или же это все временно?

— Когда в 1995 г. США пошли на резкое расширение санкций против Ирана, западные комментаторы тоже громко обсуждали, что ничего из этого не выйдет. Европа, мол, не пойдет на такое. Но вышло иначе. Иран медленно, но верно придушили.

Сейчас мы видим римейк. Почему так происходит? Потому что международная политическая, экономическая, финансовая и прочие системы, сам глобальный порядок, его структуры созданы под руководством США.
 

---

Т.е. дело не в том, что Вашингтон может приказать, а в том, что правила «правильной международной жизни» были разработаны изначально под Вашингтон, они взаимосвязаны и они позволяют Вашингтону «не мытьем, так катаньем» добиться своего.
 

---

Простой пример — продажа Ирану гражданских авиалайнеров, например даже российского производства. На первый взгляд, проблем нет, ибо при чем здесь американские санкции к России. Но они начнутся, когда дело дойдет до конкретики. Выяснится, например, наличие в самолете даже не американских, а просто западных компонентов, которые подпадают под международные экспортные ограничения, на которые напрямую влияют США.

Да и вообще ни одна крупная корпорация не может работать с Ираном, поскольку тем самым «выпилит» сама себя из куда более крупного американского рынка, и, что может быть даже более важно, в глобальной капсистеме она не сможет пользоваться финансовыми структурами, которые все идут так или иначе через США. Проще говоря, ни кредит толком взять, ни даже деньги провести.
 

Т.е. предельно ясно, что нынешняя Европа и нынешняя Россия против США не могут пойти и не пойдут. Скажу даже больше — и КНР не пойдет, и Пекин это уже засвидетельствовал своим поведением в начале 2010-х гг. Как говаривал один из иранских послов в Беларуси лет десять тому назад: «У Ирана есть лишь пять окон в мир: Куба, Венесуэла, Судан, Сирия, Беларусь». Сейчас окон стало даже меньше.
 

— В мае между Ираном и ЕАЭС было подписано соглашение о создании ЗСТ. Как санкции Трампа отразятся на судьбе соглашений? И есть ли перспективы дальнейшей более интенсивной интеграции Ирана в ЕАЭС?

— Когда говорим о ЕАЭС, то понятно, что следует смотреть на российскую позицию, поскольку она будет определяющей.

Перспектив не видно. Если три десятилетия существования независимой России при самых различных правительствах неизменно давали скромные результаты в отношениях с Ираном, с тенденцией в сторону все большего упадка (расцвет отношений с ИРИ ведь пришелся на времена Горбачева-Шеварднадзе и Ельцина-Козырева, что, наверное, многих удивит!), то как можно ожидать, что сейчас будет иначе?

Между Россией и Ираном минимальная торговля, минимальный культурный обмен, не говоря уже о более деликатных сферах сотрудничества. Тут даже санкций Трампа не надо. Иранские официальные лица периодически все эти десятилетия говорили о конкретных происшествиях, которые подрывают их доверие к России, и это не изменилось и после осложнения отношений России и Запада.

Это не только периодические срывы завершения работ по Бушерской АЭС, или история с С-300, но и такой красноречивый случай, рассказанный адмиралом Сайяри, как попытки российской стороны вывезти в Россию на ремонт и обслуживание сначала иранские подлодки целиком, а когда Тегеран не согласился на такое, то их ключевые узлы.
 

---

При этом нельзя сказать, что потенциальных общих стратегических интересов у Москвы и Тегерана нету, их предостаточно. Взять то же сотрудничество по газу.
 

---

Российское руководство в 2000-е гг. подняло идею наладить международное сотрудничество экспортеров газа, своеобразный газовый ОПЕК. При этом у СССР уже было очень плодотворное сотрудничество с Ираном именно по газу еще с 1970 г., когда была запущена первая нитка газопровода ИГАТ-1, и Тегеран начал экспортировать газ сперва в СССР, а затем в Восточную Европу и Германию.

Исламская революция поставила крест на плане постройки ИГАТ-2, который значительно увеличил бы сотрудничество Ирана и СССР по газу, а вскоре прекратились поставки и по ИГАТ-1. В самом конце существования СССР Москва вернулась к этим проектам, но как только Иран и Союз возобновили поставки газа, как Советский Союз рухнул.

Между тем, значение такого проекта невозможно переоценить. Поставка все возрастающих объемов иранского газа через территорию СССР сближала бы Москву и Тегеран на стратегической основе, позволяла начать совместную игру на рынке газа. Но, к сожалению, правительство РФ никогда и близко не подошло к тому, чтобы хотя бы повторить советский опыт времен Леонида Ильича. Таких примеров, когда РФ не достигает даже уровня советского времени в своей политике на Ближнем Востоке, множество.

В действительности есть один ключевой момент, который играет свою роль в сужении масштабов сотрудничества. По сути, и Россия, и Иран, и прочие участники ЕАЭС рассматривают свои отношения сквозь призму отношений с Западом, прежде всего США.
 

---

Т.е. не с точки зрения того, какую конкретную пользу Россия или Иран извлекут из такого сотрудничества, а с точки зрения того, как это скажется на взаимодействии с Вашингтоном.
 

---

Для такого подхода есть объективные причины, а именно то, что, несмотря на всю риторику об ослаблении Америки, постамериканском мире и многополярности, нынешний миропорядок выстроен «под США» и его структуры, как показывает пример Ирана, успешно останавливают попытки этот порядок подорвать.


Сирия и Ближний Восток

— Как обстоят дела сегодня в Сирии? Многие эксперты указывают на наличие наметившихся между союзниками (Иран, Россия, Турция) противоречий, указывая на приглашении премьер-министра Израиля Нитаньяху на парад в Москву 9 мая. Так ли это? Или все же имеется консенсус между союзниками в сирийском вопросе?

— Действительно, прогулка израильского премьера по центру российской столицы выглядела красноречиво на фоне одновременной атаки израильских вооруженных сил на военные объекты Сирии и Ирана в пригороде Дамаска. Ведь Сирия и Иран вроде бы считаются союзниками России.

Но появление Нетаньяху у стен Кремля вовсе не парадокс, а закономерность. У России при всех ее правительствах всегда существовали неплохие отношения с Израилем. Российско-израильские связи были вообще куда выше по приоритетности для Кремля, нежели российско-иранские или российско-сирийские отношения.

Более того, в своих отношениях с Ираном и Сирией Москва обычно прислушивалась к пожеланиям Израиля. История поставок вооружений в Иран, особенно, но не только, многолетняя история сделки по С-300, заключает в себе немало тому примеров.
 

Сейчас Тель-Авив снова хочет повлиять на Москву в иранском и сирийском вопросах, отсюда и этот визит. Особенно это нужно израильскому руководству в нынешней ситуации, когда израильский премьер ставит на жесткое силовое решение ряда вопросов, особенно статуса оккупированного Иерусалима, а также прекращения иранской экспансии в регионе.
 

Миссия Нетаньяху в Москве была вовсе не безнадежной. Противоречия между Россией и Ираном существуют уже довольно давно. Если говорить конкретно о российской и иранской деятельности в Сирии, то в последние года полтора-два эта тема не раз открыто обсуждалась в Иране.

Например, адмирал Шамхани, секретарь иранского Совета безопасности, как-то заявил, что надо правильно понимать суть операции в Сирии. Там, мол, иранцы и их союзники не являются «пехотой» для России, а российские ВКС не служат в качестве авиации для иранцев и их союзников, иными словами «каждый сам за себя».

Поскольку говорил высокопоставленный чиновник, человек весьма степенный и выдержанный, то надо понимать, что это еще очень дипломатичная формулировка. Впрочем, тот же чиновник назвал отношения Тегерана и Москвы в рамках сирийского кризиса партнерством «без обязательств» (бэдун-э тааход).

Иранские официальные лица и СМИ особо никогда не хвалились взаимодействием с российскими силами в Сирии, может, только в самом начале российской операции выражались какие-то надежды.

В Иране заметили и появление Нетаньяху на Красной площади: СМИ, связанные с иранским истеблишментом, многозначительно прокомментировали, что, имея на своих базах в Сирии системы С-400, российская сторона давно позволяет израильской армии раз за разом подвергать обстрелам позиции сирийской армии и ее союзников, сиречь иранцев и проиранских формирований.

Такие критические замечания не являются чем-то новым. Еще в феврале прошлого года глава «Xизбаллы» Насралла подчеркнул, что Россия не входит в так называемую «ось сопротивления» глобальной гегемонии, объединяющую Иран и его союзников, в частности Сирию, «Хизбаллу» и пр. По словам Насраллы, Москва сотрудничает с «осью» в Сирии, но, по отношению к Израилю и Саудовской Аравии, а также к войне в Йемене, Россия занимает иную чем участники оси позицию.


Теперь что касается Турции. Она вообще ситуативный союзник. Анкара обеспокоена тремя вещами:
 

☞ прекращением конфликта на своих границам с последующим удалением сирийских беженцев с турецкой территории даже ценой оставления Асада у власти,

☞ спасением своих союзников в сирийской оппозиции,

☞ последнее в очередности, но не в приоритетности — уничтожением реинкарнаций Курдской рабочей партии (ПКК) на севере Сирии.
 

С последней турецкое правительство воевало три десятка лет, не все, но важные базы этой партии были до конца 1990-х гг. в Сирии или в районах, подконтрольных Сирии.

Сейчас Анкара, и возможно вовсе небезосновательно, подозревает, что курдские политические образования на севере Сирии являются реинкарнациями оджалановских структур. И даже если это не так, ясно, что возникновение курдских сепаратистских проектов на севере Сирии чревато опасными тенденциями для Анкары в плане влияния на турецких курдов.

Конечно, курды есть разные, и как раз в культурном плане, с точки зрения схожести социально-экономического развития из всех четырех Курдистанов, ближе всех к турецким курдам именно сирийские. Довольно модернизированные, курманджиязычные, обладающие общими политическими традициями, в том числе в самое недавнее время, как это иллюстрирует история ПКК.

Вот ради этого Турция и идет на некоторое ограниченное сотрудничество с Москвой и Тегераном. И первые плоды она уже получила, уничтожив курдский кантон Африна, самый про-ПККшный, антизападный, левый среди сирийских курдов. Торг весьма циничен: Анкара позволила разгромить сирийскую оппозицию около Дамаска взамен за сохранение Идлиба под контролем протурецких сил.
 

Преодолеть противоречия между Москвой, Тегераном и Анкарой, как и любые такие противоречия всегда можно, если есть политическая воля и политическая необходимость это делать. Но на данный момент всех устраивает ситуативное сотрудничество. Свои программы-минимум все они уже выполнили, а стремление к программам-максимум может превратить эти страны в соперниц.
 

— Как вы видите перспективы выхода из кризиса в Сирии? Есть ли возможность этой стране сохранить свою территориальную целостность и иметь какое либо позитивное будущее? Насколько политика Ирана, России и Турции этому содействует? Какова роль Израиля в Сирии?

— Вряд ли сирийское правительство может выйти из ситуации собственными силами. Вариантом прекращения войны была бы интервенция в стиле вьетнамской интервенции в Кампучию, например. Т.е., когда другая страна в своих интересах приходит и жестко останавливает гражданскую войну. Менее явно так сделала и сама Сирия, вмешавшись в свое время в ливанскую гражданскую войну. Это морально сомнительный вариант, но это работало.

Однако времена уже не те, и возможные интервенты, в частности — Иран, не имеют таких возможностей.
 

---

Сирию ожидает долгая нестабильность. При этом страна будет подвержена переделам на зоны влияния.
 

---

Впрочем, они уже определены, и все игроки цепко держатся за добычу, как продемонстрировали недавние печальные события с участием так называемой ЧВК «Вагнера», попытавшейся выбить проамериканских курдов с лакомого экономического актива, НПЗ.

Следовательно, в ближайшем будущем разные части Сирии будут жить каждая по-своему, а точнее — под влиянием и контролем различных внешних игроков. Измениться в этом смысле что-то может лишь в случае некоей большей региональной и глобальной перестановки сил. Но в ближайшем будущем собрать Сирию нереалистично.

Отдельно следует отметить, что Россия, Иран, Турция — все имеют причины на каком-то этапе разменять свою нынешнюю позицию по Сирии на некие иные выгоды в торге с противоположной стороной. Например, в российском случае, на решение по Украине или разрядку с Западом.

В иранском случае это может быть некое «большое соглашение» по нормализации отношений с Западом, о котором различные иранские чиновники довольно публично говорят года так с 1992, если вести отсчет от известного письма Раджаи-Хорасани на имя Хаменеи. Т.е. ядерная сделка реально продемонстрировала, что таким узконаправленным соглашением Тегеран отношения с Западом не улучшит.

Сейчас конкретно говорится о том, что нужна еще сделка по ракетным вооружениям Ирана и сделка по его региональной политике, сиречь Сирии, Ливане, Йемене. И Тегеран намного ближе к этому глобальному соглашению, чем кажется. Достаточно указать на то, что в последние недели одним из скандалов в Иране является возможное присоединение страны к международному соглашению по предотвращению финансирования терроризма.
 

Между тем, то, что западные страны и Израиль считают терроризмом, Тегеран считал легитимным сопротивлением угнетению, а потому присоединение Ирана к разработанному главным образом западными странами международному соглашению явно указывает на то, что иранское руководство делает шаги в направлении «большого соглашения».
 

Это также не является чем-то беспрецедентным, ведь в начале 2000-х существовала реальная вероятность разоружения даже Хизбаллы с согласием Тегерана, а после вторжения США в Ирак, встревоженный Тегеран вообще начал целый ряд контактов с американцами.

Т.е. никто «Сирию собирать» всерьез не собирается. Даже с иранской стороны это скорее проект, насчет которого неясно, насколько есть консенсус в руководстве страны.

Есть все основания полагать, что жестко за сирийской операцией стоит лишь КСИР и некоторые другие группы, лояльные режиму и близкие к Хаменеи. Лозунги, прозвучавшие в Иране в ходе зимних протестов, показали, что вероятно реформистское крыло сомневается в целесообразности иранской поддержки сирийского правительства. Достаточно последовательно Асада после начала войны в Сирии отказывался и отказывается поддерживать Ахмадинежад и движение, которое следует за ним.
 

---

Собирается ли Россия «собирать Сирию» — вопрос риторический. Кремль сделал ставку на эффектное, но минимальное участие российских военных и на использование частных акторов.
 

---

При этом проблемы особо не обсуждались, что означает — Москва рассматривает свои действия в Сирии как достаточно ограниченное предприятие.

Достаточно сравнить, как российские и иранские СМИ описывали события в Сирии. Иранские, напомним, полны рассказов и показов персонализации геройства и мучеников, где погибшие в Сирии последовательно описываются как «защитники храма», т. е., места шиитского поклонения Хазрат-е Зейнаб.

Что касается Израиля, то он давно считал Сирию и ее союз с Ираном источником угрозы для себя. Сейчас он полагает — и, наверное, небезосновательно, — что Сирия в значительной степени оказалась в руках Тегерана. Ну а Иран это после 2003 г. — враг Израиля номер один. Эта израильская позиция означает, что даже если бы Иран попытался, «Сирию собрать» Израиль ему не дал бы.


Беседовал Петр Петровский