---

Продолжение. Смотри ☞ Часть 1

---

Город, которого нет

Когда буря от обрушения “советской деспотии” несколько улеглась, и контуры будущего приобрели зримые очертания, режиссёр Владимир Бортко собрался снимать свою гангстерскую сагу. А поскольку “светлое будущее” уже наступило, теперь больше не было нужды пророчествовать, достаточно было фиксировать наступившую новую реальность, как она есть, во всей её неприглядности. Хотя тема бегства от государства в его картине тоже присутствует, но подана она иначе, чем у Фридберга.



Одного из главных героев, Сергея Челищева, следователя прокуратуры, постигает ужасное горе: происходит жестокое убийство его родителей. Вскоре он узнаёт, что вину повесили на парня, явно не имеющего к этому отношения, а дело сдают в архив.

На первый взгляд этот ход вписывается в излюбленную в перестроечном кинематографе сюжетную линию: столкновение “маленького человека” с “бездушной государственной машиной”. Видя, что здесь помощи ждать не приходится, герой бросает государственую службу и попадает в самый эпицентр новорождённого “гражданского общества” – частную адвокатскую контору. Здесь он надеется завести нужные знакомства в криминальном мире, чтобы выйти на убийц своих родителей.

Но вопреки его ожиданиям оказалось, что никакой “честной конкуренции” за клиентов здесь нет и в помине. Обслуживание крупной бандитской клиентуры монополизировано: у каждого мафиози свой “прикормленный” адвокат. Челищеву остаётся работать с “мелкой рыбёшкой”: защищать уличных хулиганов и кухонных дебоширов.

И тогда нашего героя всё чаще начинают посещать мысли, что у него нет иного пути что-нибудь толком разузнать, кроме как самому внедриться в преступное сообщество.

Вскоре судьба предоставляет ему такую возможность. Друг его детства, которого он считал погибшим в Афганистане, оказывается жив и возглавляет одну из бандитских группировок. Надолго попав по серьёзной статье в знаменитый следственный изолятор “Кресты”, он просит Челищева помочь его жене, в которой тот узнаёт свою школьную любовь. Так вчерашний “слуга закона” оказывается в крупной криминальной группировке, где быстро завоёвывает расположение её лидера, «вора в законе» по кличке “Антибиотик”.



Осознавая куда он попал, Челищев утешает себя: это, мол, ненадолго. Удивительно, но у него, опытного прокурорского “следака”, представления об уголовной группировке, как об эдаком своего рода “гражданском” объединении, из которого можно выйти в любое время по собственному желанию так же легко, как войти туда.
 
Бывший “законник” погружается в “трудовые бандитские будни”, на поверку оказавшиеся довольно однообразными и даже скучными, хотя и отнимающими массу нервной энергии. В процессе этой специфической ”трудовой деятельности” он получает массу информации о грандиозных масштабах криминальной империи Антибиотика и с ужасом начинает понимать, что выход отсюда для него возможен только “вперёд ногами”.

А ещё оказалось, что “скрепы”, на которых держится преступный мир, это далеко не “гражданские” рациональные соображения индивидуальной выгоды. Или, по крайней мере, дело к последним отнюдь не сводится.

На одной из бандитских сходок Антибиотик рассказывает романтическую легенду о парне, убившем собственную мать из-за каприза любимой девушки, а потом, осознав, что он содеял, убивает и свою жестокую возлюбленную. А завершает он эту мрачную притчу тостом:
То есть мафия это вовсе никакое не “гражданское сообщество”, как казалось позднесоветским диссидентам и борцам с тоталитаризмом. Она в чём-то напоминает религиозное братство, в чём-то коммуну, объединённую общими понятиями верности и солидарности, и даже неким подобием кровного родства.



«В “крытке” все люди – братаны», – объясняет кодекс воровской чести другой криминальный авторитет “Барон”. Потому, что дети одной “мамы-мафии”. Для них верность этой “матери” сильнее любых других человеческих связей.
 

“Лихие 90-е” оказались эпохой бурного всплеска общественной самоорганизации, но отнюдь не той, о которой мечтали либеральные романтики “гражданственности”. Социальную нишу, освобождённую государством, стали заполнять разного рода солидарные структуры корпоративного и квазисемейного типа.

Кроме банд уголовников, это этнические группировки, часто с сильным криминальным душком, в которых “семейственность” была выражена ещё чётче, чем у русского криминалитета.

В фильме это отражено в противостоянии русских бандитов Петербурга московско-кавказской мафии во главе с “Гургеном”, чьим прототипом считается вор в законе Отари Квантришвили. Впрочем, их отношения не сводились к конфликтам, они могли и кооперироваться: на назначенную жертву-бизнесмена “наезжали” дагестанские или чеченские джигиты, “прессовали” его, а потом его спасали от страшных кавказцев родные русские бандиты, которым затерроризированный бедолага сам был рад отдать последнюю рубашку.

Новорождённый российский бизнес тоже оказался организованным отнюдь не по-“граждански”: никакой пресловутой “честной конкуренцией” там и не пахло. Чтобы получит банковский кредит для очередной своей махинации, Антибиотик использует старые адвокатские знакомства Челищева: «Кредиты сейчас только своим и дают». Любой мало-мальски серьёзный бизнес строится не на временных соглашениях незнакомых друг другу “партнёров”, а на разного рода корпоративных связях: родственник, однокашник, товарищ со студенческих лет, армейский сослуживец – всегда более надёжный компаньон в бизнесе, чем случайный “деловой партнёр”.


 
По ходу действия Челищев узнаёт, что его намеренно выманили из дому перед тем, как были убиты его родители. А провернули эту операцию его непосредственный начальник и депутат Петросовета, курирующий правоохранительные органы города. По настоятельной просьбе Антибиотика! Главный прокурор Петербурга и депутат Петросовета оказываются на побегушках у бандитов!

«Службу безопасности» Антибиотика возглавляет таинственный “Череп”, которого боятся даже самые крутые “братки”. По слухам он – бывший гэбэшник, такой же “цветной”, как и бывший прокурорский следак Челищев. Впрочем, это никак не мешает Черепу, и таким, как он, делать успешную карьеру в криминальном мире. Наоборот, там очень ценится профессионализм выходцев из спецслужб.

После распада Советского Союза из армейской разведки, МВД, КГБ и образованных на его основе спецслужб были уволены сотни тысяч человек. Уволенные спецслужбисты с их специфическими знаниями и контактами были крайне привлекательны для криминалитета.
 
Конечно, не все “силовики” пошли на поклон к бандитам и ворам. Другим вариантом для них было – отобрать у криминального элемента его же хлеб. В фильме группа работников министерства безопасности предпенсионного возраста, создавая себе “запасной аэродром”, вступает в борьбу с Анибиотиком за право “крышевать” петербургский морской порт – “золотое дно” по тогдашним, да и по теперешним временам.

Внешняя оболочка спецслужб и других государственных силовых структур вроде бы осталась прежней, но, по сути, они уже отстаивали не государственные интересы, а свои корпоративные, то переплетаясь с уголовниками, то конкурируя с ними. В конце концов победа остаётся за “государственниками”, и империя Антибиотика переходит в подчинение крупного чиновника Наумова, тесно связанного с мэром Петербурга, в кинематографическом образе которого угадывается кумир тогдашних “демократов” Собчак.

Это одна из основных коллизий фильма, отображающая произошедший в 90-е годы прошлого века в России процесс “приватизации государства”. Из политической надстройки для защиты интересов всей страны государство вырождается в конгломерат клановых и корпоративных структур, тесно переплетённых с крупным бизнесом, церковью и криминалитетом, и защищающих уже только свои узко клановые интересы.
 

Государство, как и единая страна, в сущности, перестали существовать. Вся страна была поделена между кланами и “семьями”. А венчал всю эту новую конфигурацию самый тесный круг родственников и особо приближённых “к телу” президента Ельцина бизнесменов, чиновников и церковников, называвшийся не как-нибудь, а именно “Семья”.

Выжить в этом распавшемся на отдельные “клетки” социуме можно было только, имея опору в одной из таких “семейных ячеек”. Однако для Сергея Челищева и мафия не может стать “семьёй”: для бандитов он, бывший “следак”, никогда не станет полностью своим:
Он понимает, что после гибели родителей ему больше не на кого положиться, кроме как на единственного друга и любимую женщину – они теперь его семья.
К концу фильма он оказывается морально полностью опустошённым, совершенно потерявшим смысл дальнейшего существования. В каком-то смысле его путь отражает судьбу миллионов русских интеллигентов в ХХ веке, захваченных воронкой революционной, а потом и перестроечной Смуты, и выброшенных ею на обочину жизни. Смуты, которую они же сами и вызвали.
 

Дорогую цену заплатило европеизированное интеллектуальное сословие за своё увлечение антигосударственной утопией. А вместе с интеллигенцией за её ошибки пришлось расплачиваться и всему народу.

Реквиемом по этой интеллигентской мечте звучит рефрен главной музыкальной темы фильма: «я вдали вижу город, которого нет». Главный “душитель свободы”, ненавистное советское государство разрушено, а вожделенный “Город” на горизонте так и не появился.

Титры фильма бегут на фоне видеоряда с полуосыпавшимися петербургскими фасадами. Какой символический посыл хочет передать режиссёр, концентрируя взгляд зрителя на этих остатках былой архитектурной роскоши? Это плач по несбывшейся мечте или признание, что мечта оказалась ложной? Может он скорбит не о несбывшемся будущем, а о том, что мы имели, но по своей слепоте потеряли?

Ведь совсем ещё недавно и архитектурные фасады были в порядке, пусть и относительном, и депутаты с прокурорами в бандитских “шестёрках” не ходили, и людей средь бела дня на улицах из автоматов не расстреливали.
 
Да и во всей мировой истории становление цивилизаций всегда представляло собой двуединый процесс появления и синхронного развития городского строя и государственных структур. Город утверждался не вопреки Государству, а с его помощью и под его защитой. А Государство черпало в Городе материальную и интеллектуальную силу. Одно без другого никогда не существовало: это две формы существования Цивилизации, две её неразрывные ипостаси.

Зарождаются же эти формы ещё в недрах первобытнообщинного строя, то есть общества, организованного по корпоративному принципу, или, проще говоря, по образу и подобию семьи. Семья исторически предшествует Цивилизации и порождает её. Без Семьи не может быть ни Города, ни Государства.

А Семья, как говаривал старый вор в законе Антибиотик, это «любовь и братство, бескорыстная помощь и поддержка друг другу». Только вокруг этого духовного стержня и может при благоприятных условиях нарасти “мясо” Цивилизации. Стоит только изъять эту “скрепу” и всё посыпется, как штукатурка с петербургских дворцов. Замените братство “рыночными отношениями” – и станет «человек человеку волк».

Приучите общество видеть в государстве не защитника, а конкурента – исчезнет и то и другое. Что и произошло на месте разрушенного СССР. Из разорванного тела советской Большой Семьи народов выползли маленькие хищные семейки олигархов и воров, живущие по волчьим законам джунглей и воспринимающие страну, как «поле для охоты».

И пока мы не осознаем в полной мере, что ничем не ограниченный “рынок” это прямой путь к уничтожению тонкого налёта цивилизации, что Свобода без Власти ведёт к одичанию, мы будем обречены вечно брести в ночи в поисках «города, которого нет».