Латышские песни и остзейские бароны

Задолго до того, как Прибалтика была присоединена к России, эти земли были завоеваны германскими военно-теократическими орденами-государствами. В 1202 году в устье Даугавы высадились саксонские рыцари, основавшие здесь свою крепость и Орден меченосцев. Постепенно в руках церковных и светских феодалов оказалась вся нынешняя Латвия и другие земли Восточной Прибалтики.

Претендующие на контроль за этой территорий полоцкие и витебские князья, Псков и Господин Великий Новгород были оттеснены, но все же смогли остановить орденскую экспансию. Затем Тевтонский и Ливонский орден уже сам становиться вассалом славян и балтов из ВКЛ-Речи Посполитой. При Петре I, после Северной войны, Лифляндская и Эстляндская губернии были присоединены к России, Курляндская губерния вошла в состав Российской империи после третьего раздела Речи Посполитой.

Однако для порабощенных немецкими баронами латвийских крестьян эти изменения государственных границ и верховных сюзеренов особых изменений не принесли.

Впрочем, их эксплуатация носила здесь жесткий, но специфический характер. В 1816-1819 годах «остзейские» крестьяне были освобождены от личной крепостной зависимости – но без земли и без права свободного перемещения. Таким образом, в Латвии образовалось огромное количество батраков, на кабальных условиях вынужденных наниматься к баронам.

Издевательства немецких землевладельцев над латышскими крестьянами носили иногда не только грубый физический, но и изощренный моральный характер. Так, барон фон Мирбах заставил одного из своих провинившихся крестьян носить новую фамилию – Вацетис, что по-латышски означало «немец». Крестьянин сошел с ума и уже при жизни смастерил себе гроб, который часто примерял. Его внук, Иоаким Вацетис, стал впоследствии главнокомандующим Красной Армией.

Но несмотря на все издевательства, латыши с крестьянским упорством продолжали цепко держаться за язык и культуру своих предков.

Онемечивание латвийских городов шло еще сильней. Рига была самым крупным центром Российской империи по торговле хлебом. Но здесь тоже почти все держали в руках немецкие предприниматели. «Духовным окормлением» бесправных латышей занимались лютеранские пасторы.
 

Немецкий язык – а не русский!, был официальным языком делопроизводства, суда и большинства школ.

Даже названия прибалтийских губерний России звучали по-немецки – Курляндия, Лифляндия. Слово «Латвия» находилось под фактическим запретом. Зато немецкое наименование Прибалтики — «Остзее», что можно примерно перевести как «Восточное Поморье», использовалось без проблем.

Немецкие помещики и купцы формировали и органы местного самоуправления, с которыми российская администрация вынуждена была серьезно считаться. Немецкие юристы «школы Бунге» преуспели в доказательствах того, что остзейские законы первичны на территории Латвии по сравнения с общеимперскими. Местные «фон бароны» активно тормозили даже ограниченные буржуазные реформы, вводимые в России после отмены крепостного права в 1861 году.
 

Так, общегражданский суд вместо сословного был введен в Прибалтике только в 1898 году.

Впрочем, ничего удивительного в подобной практике не было. Правящая аристократия Российской империи в целом представляла собой весьма вестернизированную и «мультикультуральную» элиту. А архаичный полусредневековый партикуляризм был обычной привилегией местной знати на национальных окраинах.

Сегодня порядки того времени стараются рисовать в духе лубочного патриотизма «аля рюс». На самом деле, все было немного по-другому. Русские цари женились почти исключительно на немецких принцессах. Российское дворянство говорило на французском языке, а многие аристократы предпочитали безвылазно жить за границей. Соответственно, особые права и привилегии немецкого дворянства при «русской» монархии воспринимались как само собой разумеющееся.

Феодальное «братство» российских и остзейских помещиков могло бы длиться сколь угодно долго, если бы пределы ему не поставили новые экономические отношения. Литераторы, общественные деятелями и предприниматели все активнее стали привносить в общественный дискурс национальный мотив.

В 1874 году в «остзейских» губерниях было введено обязательное изучение русского языка. Но только период правления «русофильского» Александра III в прибалтийских губерниях стал активно вводиться русский язык в качестве государственного. В 1885 году на русский было переведено все официальное делопроизводство, в 1889 – стали вестись судебные процессы.

Одновременно, все настойчивей заявляла о своих правах латвийская интеллигенция и национальная буржуазия. Резко выросло количество изданий на латышском языке. Первые из них появились в 1822 году, а к 1900 в Латвии на родном языке было уже 35 тысяч публикаций.

С 1873 года в Латвии, с разрешения царских властей, стал проходить общелатвийский праздник песни. Такие, своего рода, «юрмальские фестивали» против иноземного засилья. В первом празднике приняло участие тысяча певцов со всего края, а в 1895 – уже четыре тысячи исполнителей, которых слушало 25 тысяч зрителей.

Любопытно, но на первых порах латвийское Возрождение поддерживали именно русские литературные журналы – как консервативно-славянофильского, так и освободительного направления.

Красная Латвия

Но своего пика общественное движение в Латвии достигло в рамках революционного подъема, связанного с распространением социалистических идей. И в этом – его резкое отличие от современности.

Латышские города быстро становились крупными промышленными центрами. Рост капитализма в портовых городах, тесно завязанных на международную торговлю, был особенно бурным. За последнее десятилетие XIX века количество рабочих в Курляндской и Лифляндской губерниях выросло более чем в 3 раза. Рига являлась третьим промышленным центром после Петербурга и Москвы. А значит – здесь постоянно тлели очаги забастовок и рабочей борьбы.

В 1891 году в Либаве (Лиепае) состоялось первомайское выступление. В мае 1899 года вспыхнул «Рижский бунт», в котором участвовало 20 тысяч рабочих.

Рост рабочего движения в корне меняет формат латышского национального движения. Теперь в нем доминируют не консерваторы и либералы, но – социалисты.

К концу 1880-х годов формируется близкое к марксизму «Новой течение» в главе с Яном Райнисом и Петром Стучкой. В 1902 году была создана Прибалтийская латышская социал-демократическая организация с газетой «Циня». В 1904 году состоялся первый съезд Латвийской социал-демократической рабочей партии. После «Кровавого воскресенья» 9 января 1905 года в Петербурге в Риге прошли одни из самых мощных акций протеста во всей Российской империи.
 
В ответ на репрессии латышские революционеры берутся за оружие.

«Лесные братья» под Красным знаменем

В книге Виктора Обнинского «Полгода русской революции», изданной в 1906 году, прибалтийские города постоянно фигурируют в хронике перестрелок, покушений, экспроприаций и вооруженного сопротивления полиции.

В ход шли не только бомбы и браунинги. Характерный эпизод того времени – в январе 1906 года в Либаве в реке была найдено артиллерийское орудие. В 1905 году латышские революционные боевики провели такую дерзкую операцию, как захват города Тукмса. Уже в августе 1905 года в Курляндии было введено военное положение. Власть была передана командующему 20-м армейским корпусом фон Бекману. Но это не остановило революцию.
 
Отряды повстанцев называли себя «лесными братьями». Но в отличие от аналогичных националистических формирований в Прибалтике 2-й половине 1940-х годов, «лесные братья-1905» — это красные партизаны.

Собственно говоря, уход в лес с последующими нападениями на помещиков и богатых были традиционной формой протеста крестьян во все времена и во многих странах. Впрочем, в Латвии основу движения составили даже не классические крестьяне – а безземельные батраки, которых здесь было значительное количество.

Жизнь латышского батрака у немецкого помещика была более чем суровой – на работу они вставали в 4 часа утра летом, и в 5 – зимой. Изнурительный труд до заката – и все это за грошовую плату. Поднимать расценки бароны не спешили – среди обезземеленного крестьянства предложение рабочих рук было более чем достаточное.

Само собой разумеется, что немецкое дворянство относилось к латышским крестьянам еще и с особым национальным презрением. Батраки при активном участии социал-демократов и латышских эсеров организовывали стачки, помещики вызывали войска и полицию. Тогда лишенные законных возможностей отстоять свои права латыши пускали немецким дворянам «красного петуха».

Свои воспоминания о красных «лесных братьях» оставил Давид Бейка. Он родился в 1885 году возле Митавы (ныне – Елгава) в семье батрака. Окончил сельскую школу, после чего сдал в Риге экзамены на звание народного учителя. В 1905 году вступил в ЛСДРП. В Добельском уезде создал группу «Узвара» («Победа»).

В 1905 году в уезд нагрянула карательная экспедиция. Уцелевшие активисты образовали партизанский отряд, действовавший на территории трех уездов – Добельского, Талсинского и Тукумского. «Лесные братья» держали в страхе немецких баронов, нападали на полицию и царскую администрацию. Но и сами несли тяжелые потери. Погиб один из лучших боевиков отряда «Роберт-Дьявол».

Власти также фактически ввели институт заложничества. В Гревельской волости было объявлено – за «крамольные» выступления местные жители будут расстреливаться. На 1-й раз – три человека, за 2-й – девять, на 3й раз- – 27-м человек. «Военно-полевые суды в Латвии расстреляли больше человек, чем во всей России» — писал впоследствии Бейка. Только во внесудебном порядке в Прибалтике, прежде всего – в Латвии, было убито около 2 тысяч человек.

Кроме ЛСДРП, партизанское движение активно поддерживал Латвийский социал-демократический союз. Несмотря на «марксистское» название, ЛСДС был во многом близок к программе партии социалистов-революционеров.

Член ЦК Союза Альберт Трауберг (««Карл») был создателем эсеровского Летучего боевого отряда Северной области, ликвидировавшего военного прокурора Павлова, начальника «Крестов» Иванова начальника Главного тюремного управления Максимовского. Трауберг-«Карл» был выдан провокатором Евно Азефом и повешен в мае 1908 года. Казнь других членов Летучего боевого отряда описана писателем Леонидом Андреевым в «Рассказе о семи повешенных».

В Латвии ЛСДС создал также много «Красных отрядов» и групп «лесных братьев».

Группы «лесных братьев» в то время образовывались и в других регионах Российской империи – например, на Урале, где действовали партизанские формирования Лбова. На Кавказе оперировал неуловимый абрек, связанный с анархистами Ростова – Зелим-Хан.

Были свои «лесные братья» и в Беларуси. И не только в латгальских уездах Витебской губернии. На всю Россию прогремело имя атамана-анархиста Александра Савицкого, действовавшего в Гомельском уезде Могилевской губернии и в соседних уездах Черниговской и Орловской губерний. Леонид Андреев посвятил ему роман «Сашка Жигулев».

Многие группы «анархо-экспроприаторов», «комбинаторов» и «черных воронов» начали на излете революции заниматься грабежами в личных целях. Деморализация коснулась и части латвийских «лесных братьев». Но в большинстве случаев латышские боевики были спаяны железной дисциплиной и строгим уставом.

Например, среди них было принято правило – тяжело раненного партизана, если не было возможности унести его в безопасное место, добивали свои же. Прежде всего – что бы раненный не смог выдать под пытками своих товарищей. Иногда доходило и до трагикомичного. Давид Бейка описывает, как во время охраны крестьянского собрания боевик Жанис был ранен из дробовика:
 
Умеренное крыло ЛСДРП третировало «лесных братьев» за «левацкий авантюризм». При этом меньшевики хитроумно называли их «хозяйскими сынками» — как говориться, с больной головы на здоровую

Осенью 1906 года ЛСДРП решило прекратить партизанскую борьбу – официально из-за «спада революции». Но Давид Бейка и спустя много лет в своих воспоминаниях фактически оспаривал это решение.

По приведенным им данным, представленным полицией премьеру Столыпину, в Курляндской губернии в январе 1906 года было 137 вооруженных актов, в феврале – 80, в марте – 32. Затем количество вооруженных выступлений снова стало расти – в апреле – 48, в мае – 62, в июне – 60, в июле – 84, августе – 106, сентябре – 100, октябре – 115. Временный генерал-губернатор Курляндии фон Бекман был вследствие этого отправлен в отставку.

При этом осенью 1906 года решению конференции ЛСДРП «лесные братья» были исключены из партии. Фактически, людей, жертвовавших собой и находившихся под угрозой смертной казни, бросили на произвол судьбы.

А ведь «лесные братья» во многом обеспечивали и финансирование социал-демократической партии. Например, в 1906 году ими был экспроприирован банк в Гельсингфорсе (Хельсинки).

Часть революционных боевиков не подчинилась решению о роспуске. Сблизившись по сути с анархистами, они продолжала вооруженную борьбу на свой страх и риск. Так, будущий заместитель Дзержинского и бывший «лесной брат» Ян Петерс после эмиграции участвовал в Лондоне в экспроприациях латышской анархистской группы «Лиесма» («Пламя»).
 
Революция 1905-1907 года была подавлена.

Однако латвийское общество в ходе тех бурных событий стало совершенно другим. Усилилось национальное, и классовое самосознание. При этом рухнули надежды латышских консерваторов и либералов на союз с умеренными реформаторами из числа остзейских немцев.

Немецкие же бароны, опасаясь что ослабевшие власти Российской империи не смогут подавить крестьянскую стихию и обеспечить их привилегии, стали еще более обращать свои взоры на Германскую империю. В Прибалтике произошло четкое размежевание общественных сил.

Именно тогда в авангард борьбы за национальное и социальное освобождение вышли левые латвийские партии – социал-демократы и революционные социалисты.

Характерно, что для большинства из них не был свойственен узкий национализм – освобождение латышей они видели в союзе с другими народами России. Впоследствии этот план был воплощен в создании Союза советских республик – к сожалению, в сильно искаженном бюрократией и исторической инерцией виде.

Многие из латвийских деятелей – Давид Бейка, Иоаким Вацетис, Ян Петерс, к этому времени были уже репрессированы. Но когда крайняя германская реакция вновь попыталась взять реванш, именно союз советских народов, и народов Западной и Центральной Европы, позволил остановить нацизм. И спасти десятки миллионов людей, включая Прибалтику, от уничтожения и ассимиляции.

В 1956 году Давид Бейка был реабилитирован. В 1970 году издательство «Лиесма» издало его книгу «Год лесных братьев».