---

В конце 80-х — начале 90-х рок-музыка, некогда загнанная в подвалы и полулегальные рок-лаборатории, внезапно обрела совершенно другой статус. Статус глашатая перемен.
 

---

В политике главную роль играли депутаты Верховного Совета СССР из межрегиональной группы. Они знакомили общество с основами либерального учения, срочно выписанного из Европы и Америки для замены прогнившего советского режима. В музыкальном авангарде оказались Цой, Кинчев, Макаревич и другие «изгои» с рваной музыкой и элементарными рифмами рока. Молодежь находила в их пламенных призывах к смене вех отзвуки нездешней премудрости.


Рок-звезды в одночасье стали для неокрепшего общественного сознания пифиями и духовными наставниками одновременно. Правда, эти новые учителя, как и вся страна, свято верили в то, что необходимо уничтожить наследие тоталитарного прошлого и распахнуть двери истине, которая давно выбрала Запад местом постоянной регистрации.

Желание перемен было искренним, призывы к ним тоже. Стадионы бесновались не без причины: сердца тысяч людей бились в унисон в страстном желании обрести новую реальность — страшно далекую от советского убожества, расцвеченную всеми цветами радуги.

Стилистика порожденного тогда рок-культурой гипертекста полностью соотносилась с ожиданиями светлого будущего, в котором проблема потребления будет раз и навсегда решена. Только вот все мыслимые радости упаковывались рок-музыкой в привычные для нее образы: секс, бухло, наркотики, бездумное и безудержное прожигание жизни.


На общем фоне выделялся Борис Гребенщиков. Проникновенность и в то же время холодность его бумажного лиризма, картинная вычурность парадоксов, соединение обсценной лексики с узнаваемыми формами поэтической классики — все это делало его мастером, который в масонской рок-телеге сумел занять место возницы.

Для многих он стал Гребнем — человеком, с которым можно поделиться невзгодами и надеждами, которому можно верить, который подписал реальности окончательный диагноз: «Нас с тобою нае**ли».

Вот эта максима, пожалуй, наиболее точно передает смысл творчества БГ. Это банальный постмодернизм, в рамках которого нет и не может быть ничего истинного, все двоится, скользит, прячется, перемежается какими-то ложными тенями. Человека обманывают время, обстоятельства, люди, пророки.

Понимание же этого погружает в холодное отчаяние, где царствует единственный принцип «схватить в охапку нечаянную радость» (все те же бабы, бухло, наркотики — жизнь, отправленная в пропасть наслаждения).


Когда патриотически настроенные граждане стали позорить БГ за снимок с одним из главных киевских нацистов, я подумал, что все они, наверное, из той обманутой посулами страны, вчерашние мальчики и девочки, желавшие перемен и свято верившие когда-то, что наши рок-звезды помогут им дотянуться до небес.

Я же и тогда воспринимал Гребня как недоразумение. Для меня он и сейчас является постмодернистским артефактом. Дело даже не в его либеральных воззрениях, которые, как мне кажется, со временем деформируют и его внешность. Просто для него общение с Гитлером — это не связь с убийцей, а всего лишь цитата из книги о Гитлере, которую кто-то уже написал или напишет. В этой системе зеркал не существует добра или зла, поскольку все отраженное или процитированное теряет изначальный смысл.

Не надо считать путаника и Эпикура из петербургской подворотни Пушкиным. И тогда все встанет на свои места.