В Ирландии мне надо было соблюдать разные правила пребывания за границей особенно тщательно. Я числился в штате политического департамента одного из крупных университетов (нечто отдаленно напоминающее московский МГИМО), прибывшим туда по линии «Брюсселя».

И как раз началась война Югославии, в ходе которой наше государство заняло резко проюгославскую позицию. Не скажу, что у меня были проблемы, но о каких-то вопросах лишний раз приходилось задумываться и за своим поведением следить тщательнее обычного.

Конкретно — я привычно опасался попасть по любому поводу в полицию, дабы не прикрыли визу или не начали какую-нибудь «разработку», передав профи из близких по духу серьезных стран.


В университете достаточно быстро выдали ключ от корпуса моего департамента, дабы мог работать там вечерами и ночами, и часов до 11 вечера я там обычно и возился, потрясая стереотипы коллег относительно трудовой культуры «русских».

Нашлась возможность посетить заводы крупных ай-ти-корпораций, осевших в Ирландии, почувствовать какие-то аспекты роли этнического радикализма в местном обществе и разъезжать по окрестностям и urbi, и orbi.

В целом все шло хорошо.


Дублин — город безумно, потрясающе, невообразимо безопасный. Воздух в городе, особенно вечерами, напоминает то благоухающее покрывало, которое лежит на городках и поселках Южного берега Крыма летом. Но автобусы ходят только часов до 12 ночи, не позже.

В один из вечеров автобуса не было минут сорок. На остановке собралось человек шесть: я, молодая девушка с большими серыми глазами, одетая в стиле, в котором проскальзывало что-то аристократическое — на уровне симпатии к английской аристократичности, не принадлежности к ней; парень-студент лет 20, высокий, в очках, уже начинавший полнеть, но еще неразбухший, явно домашний ребенок из хорошей интеллигентной семьи, и какие-то женщины средних лет.

Я машинально отметил про себя девушку, прикидывая, чем вызвана ее симпатия к аристократическому стилю. В рабочем порядке решил, что — начитавшаяся классических романов девушка из неблагополучной семьи, по соседству с которой живут какие-нибудь алкоголики.

В общем, я мерил шагами освещенную остановку и ее ближайшие окрестности, девушка боязливо стояла под столбом-фонарем, студент сидел на лавочке остановки, тетки жались общим фоном уж не помню где. Было тепло и тихо.


Вдруг прямо из дороги, из ее проезжей части и темноты, классически пошатываясь, вышел сильно подвыпивший мужчина лет 35-40.

Он постоял, осматриваясь на краю тротура. Осмотрел всех. И прохаживался на другой стороне остановки, — в принципе, он мог меня и не увидеть сначала, — и не откладывая дел в долгий ящик, направился к девушке под столб, который был фонарь и самое освещенное место на остановке, не обращая внимания на свидетелей.

Ситуация стандартная. Думаю, девушка еще и раздражила его своим аристократическим видом. Ирландские культурные представления аристократизм часто связывают с англичанами, и это создает самые неожиданные коллизии.


Приставать он к ней не приставал, но говорил нечто обидное, резкое и пьяное. Она очень жалобно смотрела вокруг. Пыталась отойти от него. Он двигался за нею. Было видно, что она боится убегать, ибо запаздывавший автобус был последним.

Мне было ее очень жаль, но попадать в полицию трудами всех присутствовавших на остановке лиц-свидетелей я, разумеется, не собирался.

Девушка все более жалобно смотрела по сторонам — видимо, пьяный перешел на мат. Все сидели молча.

Я, не меняя траектории своего маршрута и скорости, приблизился к столбу.

Она, понятно, смотрела на меня с особенной надеждой. Пьяный хмырь оглядывался на меня, но не задирался. Хотя видно было, за какой чертой он кинется без лишних слов (мне нравилась его понятность).

Тетки вжались в стекло остановки.


Я прикидывал, стандартная оперативная разработка вся ситуация или стандартная бытовуха. Постоял на краю тротуара. Посмотрел на проходящие машины и вдаль в сторону, откуда должен был прийти этот проклятый двухэтажный автобус.

Прошелся назад. Потом опять вернулся по уже обычному маршруту. Посмотрел невидящим непровоцирующим пьяного взглядом на парочку. Прикинул, вмешается ли кто.

Было очень противно, ибо с детства всерьез привык относиться к женщинам «с пиететом», как бы им самим это на самом деле не было ненужно. Обозлился на проигранную «холодную войну», из-за которой приходится так осторожничать и, по сути, сдавать эту романтичную, явно неудачливую в личной жизни девушку.

И где-то в этих размышлениях встал между остановкой и столбом-фонарем, где происходило это противное зрелище.

Позади меня было что-то вроде тумбы — кажется, мусорка, но, может, и что-то иное. Точно не помню. Я, разумеется, не переходил «черту» пьяного, но, честно сказать, и отступать, я уже себя понял, не собирался.

Мне явно нужен был какой-то новый момент.


Момент пришел. Нервы студента не выдержали. Вероятно, его спровоцировало то, что я приблизился к парочке.

Он в темноте, видимо, не понял, что я «просто хожу». Это понимал лишь пьяный, который видел мое лицо и следил за моими движениями.

Студент подскочил к столбу и закричал пьяному какую-то абсолютно интеллигентную муть, смешно подымая руки в стороны и вверх, размахивая ими словно крыльями.

Девушка кинулась к нему едва ли не на грудь.

Он с девушкой встали ко мне фактически спиной. Моего лица он не видали. Тетки-свидетельницы были у меня за спиной изначально. Они б увидали только «акт нападения». Но главное — прямо за мною была та «мусорка».


Пьяный глядел на меня, отслеживая каждое движение. И тогда я, пользуясь моментом, что никто из свидетелей не видит, с максимально возможной ненавистью, злорадством и победоносностью улыбнулся ему, глядя в глаза соответствующим взглядом.

Было ясно, что если кинется, сначала должен будет оттолкнуть или свалить студента и, может, девушку, а потом все тетки и студент с девушкой дадут море эмоциональных показаний против него и в мою пользу. Из этой ситуации я, т.е., выйду, даже если загребут в полицию...

Мне надо было, чтобы он бросился.

Я стопроцентно успевал, даже если он не был пьян, отскочить в сторону, и он налетал тогда на эту мусорку-тумбу и вполне реально ломал себе пару ребер. А показания были бы все в мою пользу всех шести свидетелей...

В общем, студент махал руками и что-то испуганно и нервно кричал, девушка едва ли не легла студенту на грудь в благодарности и страхе.

И тут пьяный развернулся и вновь пошел на проезжую часть, откуда пришел, не оглядываясь ни на нас, ни на машины, и как-то едва ли не мгновенно дематерилизовался.


Быстро пришел автобус. Девушка сразу же стыдливо отошла от студента и села в другом конце автобуса от него. Видимо, и это казалось ей аристократичным.

Студент постеснялся заговорить с нею и отходил от своего подвига с дрожанием губ и бессмысленным взглядом в окно, переживая все происшедшее.

Я поднялся на второй этаж вперед, где любил сидеть. Все равно было противно.