Личный опыт
31.12.2018
Олег Озернов
Инженер-писатель
Одесса всегда немножко шила
Из цикла "Одесса 60-х"
-
Участники дискуссии:
-
Последняя реплика:
Лилия Орлова,
Maija Vainst,
Марк Козыренко,
Johans Ko,
Марина Феттер,
Сергей Кузьмин,
Marija Iltiņa,
Константин Рудаков,
Леонид Радченко,
Ирина Кузнецова,
Олег Озернов,
Глория Веро,
Рейн Урвас,
Ринат Гутузов,
Дмитрий Хацкевич,
Юрий Анатольевич Тарасевич,
Сергей Борисович Алексахин,
Регина Гужене
По ночам после работы мама шила. Все жили в одной комнате, и я привык засыпать под хлопотушное жужжание швейной машинки «Лада» чешского производства, и мамины редкие вздохи усталости. Мне было стыдно, за свою мелкоту и невозможность пойти ограбить сберкассу.
Машинку маме подарил один очень хороший человек.
Где-то у цеховиков мама покупала отрезы тонкой водоотталкивающей ткани, как сейчас помню, с одной стороны чёрная, с другой в очень мелкую чёрно-белую клетку. Из неё мама шила женские плащи. Иногда по два за ночь. Мало чего в этом понимал, но эти плащи казались мне очень красивыми. Это не мешало мне их ненавидеть.
«Цех» работал ночами. Иногда поутру, маму можно было видеть спящей у швейной машинки.
Утром, когда не нужно было идти в школу, с ночными плащами шагал к бабуле через квартал на той же Комсомольской. Затем мы выдвигались к какому-нибудь женскому общежитию медучилища, или другого какого учебного заведения, предприятия, где учились и работали в основном женщины. Чаще всего это было разных концах города.
Дальше моя роль сводилась к тому, чтобы ждать. Бабуля Настя, брала один плащ, завёрнутый в газету «Правда» или «Черноморская коммуна», или другой газеткой с портретами вождей и репортажами о встрече одесситами легендарных китобоев флотилии «Слава», и шла с ним нарушать закон.
Нести в одни двери все плащи сразу было нельзя. Попади с ними в руки бдительных милиционеров по доносу каких-нить активистов, ненавистников красивых плащей на подругах, бабушка сразу была бы отправлена под суд за спекуляцию. Срок там немалый читался. А с одним плащом не страшно. Это уже перепродажа, не подошедшей, к примеру, по размеру вещи. Мол, купила «с рук» дочери, не подошло, — продаю.
Мне всё было доходчиво объяснено заранее. Я сидел с «товарным количеством», где-нибудь неподалёку на лавочке, грыз семки и боялся. Или бродил в квартале от места преступления, проверяясь от слежки, как делали это красногвардейцы из фильма «Молодая гвардия» и герои фильма «Поющая пудреница», «Подвиг разведчика», умевшие превращать «щетину в золото». Везде мерещились агенты ОБХСС.
Мы превращали, не щетину в золото, а плащи, шитые бессонными мамиными ночами, в советские дензнаки.
Как и положено советскому разведчику, никогда не выпускал из поля зрения дверь, за которой скрылась бабушка, пошедшая на преступление. Это уже, больше не для конспирации, а из-за страха за бабушку, ожидания её скорого появления в распашке этих ненавистных дверей.
Тревога боролась с любопытством в корыстных целях. Как она выйдет?... Если без свёртка в руках, — это счастье, это мороженное на обратном пути, новые тетрадки, книги, вкусная еда. Это бабушка, весёлая, добрая, любящая весь мир, хотя бы на пару часов.
Если со свёртком, — это «сухой паёк» семье, бабушкина грызня с кондуктором, ворчание всю обратную дорогу, а часто, и подзатыльник без повода. Это моя злость, на ничего не понимающих в красивой одежде тёток, не пожелавших купить мамино чудо, обида за маму, не спящую ночами. И ещё мои мечты, о том, как вырасту, и заработаю столько деньжищ, что маме больше никогда не нужно будет работать.
В целях той же конспирации, мы менялись иногда с сестрой, чтобы наши рожицы не примелькались топтунам. В тех же целях, меняли обёртку плащей с газет на листы журнала «Огонёк» или несгибаемую гастрономную бумагу.
Как факт, — нас не вычислили, и мы нанесли советской экономике ровно столько ущерба, сколько хватило на выживание рядовой одесской семьи. Ни рублём больше.
В девяти метровой комнатке без удобств над подъездом, где нас жило четверо, мамины выкройки занимали много места. Иногда вечерами приходилось ждать, и не ставить мою раскладушку, пока мама не закончит кроить на широком подоконнике, он же, мой и сестры письменный стол.
Были ещё юбки, платья, кофты, с маминой фантазией, вкусом, старанием. Но, это только, для очень узкого круга знакомых маминых женщин и близкой подруги Лорки,… земля ей пухом. 35 лет дружбы.
Лорка была одесситкой редкостного случая. Безудержная хохмачка, гений общепита ОИИМФ-овской столовой, жизнелюбка и вертихвостка (было чем вертеть, поверьте), смачная во всём, как булка с изюмом, где изюма больше муки.
Мы с ней дрались. Она подначивала и всегда начинала первой. До крови не доходило. Доходило до родства крови. Одесской, густой, ярко живой, наполненной добротой, юмором, неуёмным оптимизмом с запахом цветущих акаций и летнего моря.
Лорка всегда была взрывом в сто килотонн тротила. Все, кто попадал в зону поражения, не переставали поражаться животворящей силе этой ударной волны, и с трепетом ловили осколки, пряча их по карманам душ своих благодарных. Говорят, взрыв породил Вселенную. Лорка-взрыв порождала свою Галактику во Вселенной по имени Одесса.
И было нам всем счастьем вращаться планетами и спутниками в той Галактике.
Не спрашивал, зачем ей это было нужно. Но строя догадки и зная обеих, могу предположить, что таким образом, матушка заставляла Лорку периодически замолкать и сосредотачиваться, хоть на чём-нибудь.
Мама моя, человек мудрый, и такой была всегда. И в шахматы всегда хорошо играла. Стихосложение, оно сосредоточения требует. Вот она Лорку так и сосредотачивала, чтоб была возможность сосредоточиться самой. Как иначе остановить взрывную волну.
Плюс к тому, женщины в нашей семье любили и знали стихи. Так и по сей день.
Юдашкин в те годы ходил в младшую группу детского сада, Зайцев, только познакомился с Карденом. Заставляли ли они клиенток на примерках читать и придумывать стихи, — тайна великая есть.
Вот такие воспоминания может навеять одна фраза, — «Одесса всегда немножко шила»(с).
Бикицер спросите меня, а что же папа?
Удивитесь, но папа таки был.
Что из перечисленного папа любил больше, осталось так и тайной для всей семьи.
Но, поскольку к шитью, и всему остальному, кроме работы на фабрике, он отношения не имел, дальше о нём здесь ни слова. Это другая история.
Машинку маме подарил один очень хороший человек.
Где-то у цеховиков мама покупала отрезы тонкой водоотталкивающей ткани, как сейчас помню, с одной стороны чёрная, с другой в очень мелкую чёрно-белую клетку. Из неё мама шила женские плащи. Иногда по два за ночь. Мало чего в этом понимал, но эти плащи казались мне очень красивыми. Это не мешало мне их ненавидеть.
«Цех» работал ночами. Иногда поутру, маму можно было видеть спящей у швейной машинки.
Утром, когда не нужно было идти в школу, с ночными плащами шагал к бабуле через квартал на той же Комсомольской. Затем мы выдвигались к какому-нибудь женскому общежитию медучилища, или другого какого учебного заведения, предприятия, где учились и работали в основном женщины. Чаще всего это было разных концах города.
Дальше моя роль сводилась к тому, чтобы ждать. Бабуля Настя, брала один плащ, завёрнутый в газету «Правда» или «Черноморская коммуна», или другой газеткой с портретами вождей и репортажами о встрече одесситами легендарных китобоев флотилии «Слава», и шла с ним нарушать закон.
Нести в одни двери все плащи сразу было нельзя. Попади с ними в руки бдительных милиционеров по доносу каких-нить активистов, ненавистников красивых плащей на подругах, бабушка сразу была бы отправлена под суд за спекуляцию. Срок там немалый читался. А с одним плащом не страшно. Это уже перепродажа, не подошедшей, к примеру, по размеру вещи. Мол, купила «с рук» дочери, не подошло, — продаю.
Мне всё было доходчиво объяснено заранее. Я сидел с «товарным количеством», где-нибудь неподалёку на лавочке, грыз семки и боялся. Или бродил в квартале от места преступления, проверяясь от слежки, как делали это красногвардейцы из фильма «Молодая гвардия» и герои фильма «Поющая пудреница», «Подвиг разведчика», умевшие превращать «щетину в золото». Везде мерещились агенты ОБХСС.
Мы превращали, не щетину в золото, а плащи, шитые бессонными мамиными ночами, в советские дензнаки.
Как и положено советскому разведчику, никогда не выпускал из поля зрения дверь, за которой скрылась бабушка, пошедшая на преступление. Это уже, больше не для конспирации, а из-за страха за бабушку, ожидания её скорого появления в распашке этих ненавистных дверей.
Тревога боролась с любопытством в корыстных целях. Как она выйдет?... Если без свёртка в руках, — это счастье, это мороженное на обратном пути, новые тетрадки, книги, вкусная еда. Это бабушка, весёлая, добрая, любящая весь мир, хотя бы на пару часов.
Если со свёртком, — это «сухой паёк» семье, бабушкина грызня с кондуктором, ворчание всю обратную дорогу, а часто, и подзатыльник без повода. Это моя злость, на ничего не понимающих в красивой одежде тёток, не пожелавших купить мамино чудо, обида за маму, не спящую ночами. И ещё мои мечты, о том, как вырасту, и заработаю столько деньжищ, что маме больше никогда не нужно будет работать.
В целях той же конспирации, мы менялись иногда с сестрой, чтобы наши рожицы не примелькались топтунам. В тех же целях, меняли обёртку плащей с газет на листы журнала «Огонёк» или несгибаемую гастрономную бумагу.
Бабушка, просто меняла шляпками внешность, походку, легенду, выражение глаз и щёк.
Как факт, — нас не вычислили, и мы нанесли советской экономике ровно столько ущерба, сколько хватило на выживание рядовой одесской семьи. Ни рублём больше.
В девяти метровой комнатке без удобств над подъездом, где нас жило четверо, мамины выкройки занимали много места. Иногда вечерами приходилось ждать, и не ставить мою раскладушку, пока мама не закончит кроить на широком подоконнике, он же, мой и сестры письменный стол.
Были ещё юбки, платья, кофты, с маминой фантазией, вкусом, старанием. Но, это только, для очень узкого круга знакомых маминых женщин и близкой подруги Лорки,… земля ей пухом. 35 лет дружбы.
Лорка была одесситкой редкостного случая. Безудержная хохмачка, гений общепита ОИИМФ-овской столовой, жизнелюбка и вертихвостка (было чем вертеть, поверьте), смачная во всём, как булка с изюмом, где изюма больше муки.
Мы с ней дрались. Она подначивала и всегда начинала первой. До крови не доходило. Доходило до родства крови. Одесской, густой, ярко живой, наполненной добротой, юмором, неуёмным оптимизмом с запахом цветущих акаций и летнего моря.
Лорка всегда была взрывом в сто килотонн тротила. Все, кто попадал в зону поражения, не переставали поражаться животворящей силе этой ударной волны, и с трепетом ловили осколки, пряча их по карманам душ своих благодарных. Говорят, взрыв породил Вселенную. Лорка-взрыв порождала свою Галактику во Вселенной по имени Одесса.
И было нам всем счастьем вращаться планетами и спутниками в той Галактике.
На примерках мама заставляла Лорку сочинять и декламировать стихи. Это было непременным условием пошива одёжных деликатесов.
Не спрашивал, зачем ей это было нужно. Но строя догадки и зная обеих, могу предположить, что таким образом, матушка заставляла Лорку периодически замолкать и сосредотачиваться, хоть на чём-нибудь.
Мама моя, человек мудрый, и такой была всегда. И в шахматы всегда хорошо играла. Стихосложение, оно сосредоточения требует. Вот она Лорку так и сосредотачивала, чтоб была возможность сосредоточиться самой. Как иначе остановить взрывную волну.
Плюс к тому, женщины в нашей семье любили и знали стихи. Так и по сей день.
Юдашкин в те годы ходил в младшую группу детского сада, Зайцев, только познакомился с Карденом. Заставляли ли они клиенток на примерках читать и придумывать стихи, — тайна великая есть.
Вот такие воспоминания может навеять одна фраза, — «Одесса всегда немножко шила»(с).
Бикицер спросите меня, а что же папа?
Удивитесь, но папа таки был.
Папа, не покладая рук, работал работу рабочим на кожгалантерейной фабрике с 8 до !7.00 за 90 рэ в месяц, и тем был счастлив и горд. Папа безумно любил футбол, газету «За рубежом» и себя.
Что из перечисленного папа любил больше, осталось так и тайной для всей семьи.
Но, поскольку к шитью, и всему остальному, кроме работы на фабрике, он отношения не имел, дальше о нём здесь ни слова. Это другая история.
Дискуссия
Еще по теме
Еще по теме
Александр Гапоненко
Доктор экономических наук
МОСКОВСКАЯ ПОВСЕДНЕВНОСТЬ ВЕСНЫ 1952 ГОДА
Впечатления зарубежных гостей
Александр Филей
Латвийский русский филолог
Герои Великой Победы. Личные истории
Как Прибалтика жила после войны
Рус Иван
Русский Человек. Ветеран. Участник прошлых, нынешних и будущих.
ЧТО ВЫ ЗНАЕТЕ О БУДУЩЕМ?
Чтобы доказать, что вы из будущего
Saulius Brazauskas
активный гражданин Литвы
УЛЬТРАНАЦИОНАЛИСТИЧЕСКАЯ АНТИСЕМИТСКАЯ ПАРТИЯ
Прошла в литовский Сейм
ОБЫКНОВЕННЫЙ НАЦИЗМ
КАК СОЗДАТЕЛИ RAIL BALTICA ПЫТАЛИСЬ ОБМАНУТЬ ГЕОГРАФИЮ
ПОЛИТИЧЕСКАЯ КРИТИКА
Это Вы как нерусский рассуждаете? Или Вы как русский знаете лучше, как жилось нерусским?
ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО СЕРГЕЯ СИДОРОВА
Из разговора врачей(англоязычных):Ну, коллега, будем лечить или она сама загнется?!