Продолжение цикла "ОТ ТЮРЬМЫ, СУМЫ ДА КУРКУМЫ…"  Дневник человека, который решил изменить свою жизнь. 

начало:
Часть 1. Головка члена вместо крана и семейный ресторан прямо в изоляторе

ЧАСТЬ 2я. Александр Бахметьев, "Очумелые ручки", Илон Маск и параша.

Снова наручники, автозак. "Ехали недолго совсем, значит из города не выезжали", думаю. Значит всё ещё Даугавпилс. Значит местная тюрьма. Подвал, коридоры: "Вещи сюда складываем, посиди пока в "стакане"". Фото, анкеты, досмотр. "Вытаскивай всё из карманов. Вытягивай из рюкзака всё". Железная банка Pauling скотчем клееная, там и не Pauling вовсе, другой кофе. "Вскрывай", говорит один досмотрщик другому, указывая на банку. "Да ладно, пропускай". 

Топим протеин в унитазе. Топим-топим, он не топится, забивает комками слив. Минут десять уже возимся. А это только первая пачка (у меня их пять штук с собой). "А просто выкинуть нельзя?". "Нет. У нас мусор жулики выносят". В итоге всё-таки распотрошили и выкинули. Считайте – 150 евро в помойку. 

Раздеваюсь до трусов – просканировали ручным сканером. Отдельно меня, отдельно ботинки. Прощупали снятые вещи. Одевайтесь. "Тебе точно эти двадцать семь центов нужны?", спрашивает, потрясывая в руке найденными в кармане куртки копейками. "Нет". "Выброси тогда в урну. Чтобы мы их в материальные ценности не вписывали. Идёт?". Отмечаю: те из сотрудников тюрьмы, кто постарше обращаются на "вы", кто помлаже – на "ты". Это не коробит, но забавно.

"Вот сразу видно, человек с КПЗ – обезшнуренный". Выдали два тюбика зубной пасты, хорошую, добротную зубную щётку Colgate, мыло хозяйственное и гигиеническое, два рулона туалетной бумаги, бланк для бесплатного письма. Два видавших виды полотенца, матрац, убитую подушку, такое же постельное, хлипенькое одеялко, две пластмассовых плошки. "Мыться пойдёшь?". "Непременно". Шнурки мне, кстати, здесь отдали – вешайся не хочу. 

Полотенце, да мыльно-рыльное я и своё брал. Зубную щётку и пасту, пару кусков мыла, гель для лица и для тела, пенку и станки, бальзам после бриться. Этот бальзам прям бальзам на душу, вот прям расскажу. Называется он – ну, не помню как, но продаётся в большинстве сетевых магазинах трудовой доступности (в Mego точно есть), стоит что-то в районе двух евро. Тюбик – 200 мл – он, полагаю, у вас вообще никогда не кончится, его надо на всю морду лица лишь каплю. Обычно спустя полгода я этот бальзам у кого-нибудь забываю или теряю. И покупаю новый. Такой же. Никаких понтов и раздражения. Ну, а мыло и зубную щётку брать действительно нет смысла, вам всё это выдадут. 

Рюкзак забрали – не положено. Формальный опрос у врача. Медикаменты и витамины (даже в открытых банках) отдали. "Только вот этого рецептурного дадим пока одну пластинку. Закончится – скажешь. СПИДом, сифилисом болели?"

Отводят в миникабинет – там человек в форме, на чекиста похож, их такими обычно в фильмах изображают, типаж такой, знаете, щупленький сам, глаза с хитрецой, голос медовый. Полагаю, это начальник оперчасти. "Имя, фамилия? Первый раз? За что?". "Да пробация подала на изменение меры пресечения". "Пробация за что?". "82.1". "Это что такое за статья?". "Угроза независимости". "Да ладно? Посидишь суток пять в карантине, в одиночке. А я подумаю в какую камеру тебя поднимать. Знакомые есть на тюрьме?". "Может и есть, откуда мне знать". 

Из провианта у меня две пачки чёрного заварного, одна зелёного, чай тимьяна пакетированный, килограмм кофе, упаковка бульонных кубиков да две плитки шоколада. Пара пачек сигарет имеется. Наконец-то закуриваю. 

У входа в качестве коврика толстовка The North Face. Облезлый пол, крашенный когда-то коричневой краской, серые облупленные стены. Потолок сводчатый, грязно-белый, тоже облупленный. Лампа дневного света, ночник над дверью. Нары железные, ДСП крытые. Окно зарешеченное, батарея. Раковина. Уборная. Вот и всё убранство камеры. Как сказала бы латышская молодёжь, обстановка, помнящая русские времена. Полутораметровые наружные стены. Крепость, а не тюрьма.

Уборная заслуживает отдельного описания. В стиле "трон" – на полуметровом постаменте, она отгороженна от остальной части камеры заслонками из крашеной ДСП на трубах. Выглядит так: дырка заткнута "поплавком" на верёвочке. Постараюсь объяснить конструкцию "поплавка": пластиковая банка из под сметаны в основании чуть меньше по диаметру канализационной дыры, расширяющаяся к верху, для тяжести банка наполненная водой, поверху обёрнута полиэтиленовым пакетом из под хлеба. Сам пакет привязан на верёвку, второй конец верёвке привязан к трубе. Поднял "поплавок", поставил рядышком, испражнился, поставил "поплавок" на место. 

Во избежание распространения запахов. Я бы премию нобелевскую за такие изобретения вручал, а сам "поплавок" отослал бы в "Что? Где? Когда?" с вопросом "Что в чёрном ящике?". Берегись Максим Поташёв, трепещи Александр Друзь. Принесло бы очко знатокам вопрос про очко – это ещё бабка надвое сказала. "Что это у тебя!? А, камера. А я думала – сова". Хрустальная. 

На этом новаторства уборной не заканчиваются. К трубе привязана ещё одна верёвка, дабы натянуть её и схватиться, когда сидишь в позе орла полуприсядом над всей этой бездной, схватиться, дабы не улететь в лабиринт канализации. Чувствуется школа Александра Бахметьева, даугавпилское представительство передачи "Очумелые ручки", чёрный пояс учителя по трудам. Знаю, что штамп уже, что до оскомины будто заливная рыба, но "Как тебе такое, Илон Маск!?". Уборные такого типа, кстати, называются "крокодилами". 

Позже, уже находясь на зоне смотрел новости, там столичный Угловой дом показывали, тот что сначала НКВД, а затем КГБ. Корреспондент рассказывал об ужасах советских, пытках и нечеловеческом отношении – там убранство камеры точ-в-точь такое же, как у меня, уборная – стандартный "крокодил". 

Умываюсь, бреюсь на ощупь, стираюсь. Переодеваюсь в термобельё, натягиваю шерстяные носки – девушка подарила, как знала, что пригодятся. Начинаю изучать наскальную живопись. "Путин хуйло" и подпись тут же "А сам ты кто?". "Наебали обмёрз". "Саня Мусульманин уехал 24.11.22 на тройку". "Слава Украине! Героям слава!". "Россия сила и мощь, братский народ Украине!". "Европа и Америка использует Украину, как прокладку". "Я не убийца". "Удалил зуб". 

В ассортименте также воровские звёзды по всем стенам. Конспектирую это всё в оранжевую тетрадочку – на обложке три суриката и надпись "Летняя городская лаборатория" – сюр какой-то. 

Отличительная черта неухоженных помещений – непрерывно капающий кран – кап-кап, кап-кап – медитативно по капле и наоборот раздражающе. В зависимости от того, какой у тебя настрой. 

Ужин, открывается кормушка – отверстие в двери камеры для подачи пищи, протягиваю пластиковую миску. Получаю две варёных картофелины, что-то по типу котлеты, пара кусков чёрного "кирпичика". Да, это вам не еда в изоляторе… Филе трески в кляре, отбивные из куриного филе, пюрешечка на молоке и сливочном масле… 

А тут котлета, пожаренная в уголь и непонятно даже из чего – то ли рыбная, то ли мясная. Баландёр – раздатчик пищи интересуется откуда я (в плане города), за что (в плане статьи). Кормушка захлопывается. Через несколько минут снова открывается, снова он же – "Ты такого-то знаешь?". "У нас город маленький, у нас все всех знают". 

"Рядом сидит, если что. Если передать или пообщаться надо, то скажи". После ужина началась дискотека – музыка на весь коридор, сегодня вечером правит шансон. 
Вечерняя проверка. Встаёшь, называешь фамилию, говоришь, что всё в порядке. И снова "Пятое время года" Ружены Польской читать: 

«Хотели с Натаном на каникулах съездить в Освенцим, но на работе не пускают. Говорят, опасно. Что звучит, в общем-то, логично. Говорят: «Как вернёшься, посадим в карантин на две недели». Что звучит менее логично. Можно подумать, что самое опасное и осложняющее факт возвращения в Освенциме, – это коронавирус. 

С другой стороны, у них там такие путаные условия посещения. Раньше вот были проще. Однозначнее как-то. Групповые поездки, да ещё и на поезде, – они всегда как-то проще. В одиночку же нужно ещё и информацию с сайта перевести. Да-да, у них теперь есть сайт. Английская разведка может теперь всё читать прямо с листа и на лондонском наречии. 

– Сева, – говорю, – переведи мне, тут как-то витиевато написано, как платить, за что платить, не тарифы, а сплошные исторические противоречия!

– Не помню, – говорит Сева, – такого, чтобы евреям надо было платить, чтобы попасть в Освенцим. Я, – говорит, – на твоём бы месте точно этого не делал.

Такая мощь в этих вирусах, где они были, когда были так нужны?!»
Блять, ну смешно ведь! Не избито! И какого хера Novaya Riga её книгу на реализацию не берёт. 


ЧАСТЬ 3я. Эстетика ссаных подворотен.

Смотришь в окно камеры – решётка со стороны камеры, решётка со стороны улицы, дальше – решётка забора, ещё одна решётка в окне здания напротив и ещё одна – за тем же окном. "Грязный бинт и окно за окном", прям.

Просыпаюсь, закуриваю, с вентиляцией (хоть окно в камере и не открывается) тут вполне норм – нет такого, что в клубах дыма сидишь, выпиваю витамины – группа B, D3, магнезиум проглатываю, делаю планку – хоть какая-то активность. 

Выключают ночник над дверью, включают большой свет. Завтрак. Протягиваю в окошко миску – мне плюхают манную кашу, протягиваю кружку – наливают чай, дают половину батона. Батон прям свежий-свежий, вкуснопахнущий. 

"Доброе утро! Гулять идём?". "Разумеется". Ежедневно с утра тут интересуются, пойдёшь ли ты на прогулку в течении дня. 

Под сводами потолка живут два паука. Длинноногих. Сидят всегда в анабиозе. Тронешь пальцем – начинают биться в конвульсиях, брейк-денс танцевать припадочно. Хоп – и снова в анабиоз. Я им и имена уже дал – Антон и Пётр Павлович. Самцы. Тюрьма-то мужская.

Прогулочный дворик поменьше, нежели в ИВС. Стены белого кирпича, покрытые мхом и толстым слоем бетонной шубы, местами обвалившейся. Сверху – решётка, да сетка-рабица, под ногами – гололёд да сугробы по углам. Эстетика ссаных подворотен. Ввиду отсутствия крыши видно небо, там – флюгер в виде белого лебедя (отсюда и название тюрьмы). Поверху ходит надсмотрщик, что именно он надсматривает – не понятно, но, видимо, так положено по режиму. Льда нет только у обледеневшей ветхой скамеечки, вот по этому прямоугольнику метр на два и хожу. 

Прогулка длится час. Это я не определил, но спросил. Тут вообще охотно и человечно отвечают на вопросы. Либо потому, что дорожат работой – для Даугавпилса, думаю, не самый плохой вариант: зарплата точно не минималка, соцпакет, униформа, полагаю, ещё и питание, и ускоренный выход на пенсию. Либо потому, что просто везде нужно оставаться людьми. Возвращаюсь с прогулки, а в камере всё-таки накурено, пахнет, чувствуется. Но не сильно. 

Праздничный обед. В кормушку так баландёр и сказал – праздничный. Рождество сегодня католическое. Подаю две пластиковые миски. Возвращают первую наполненную первым, вторую – вторым. Суп гороховый, жиденький, чесночный сильно (профилактика у них что ли?). Ради справедливости, отмечу – насчитал шесть кусочков мяса. Второе: гречка, тёртая сырая морковь и подлива непонятная. То ли там фарш, то ли печень перемолотая, то ли ещё какие-то субпродукты. На кошачий корм похоже шибко. 

Стук в дверь камеры где-то совсем близко. "Кто стучал!?", звучит на коридоре голос охраны. "Прогулку давайте! Проспал! Пидор, сука, я в лицо тебе плюну, прогулку давай!", басит недовольный сиплый голос. Не один раз я его ещё услышу. "Ты только с той стороны смелый, а на коридоре ни слова", кричат ему в ответ. Да, думаю, выдержке сотрудников не занимать, выдержка – это дело привычки. Лежу, снова читаю "Пятое время года", отщипываю бюджетный "максимовский" шоколад – стограммовая плитка за сорок девять копеек.

Забегая вперёд, скажу – этот недовольствующий пассажир с сиплым голосом бомбит в дверь с завидной регулярностью. И по любому поводу. То ему свет надо переключить с дневного на ночной, то мусор вынести, то яйца почесать. Последнее, я гиперболизирую, утрирую, но сути это не меняет. Пытался представить, как выглядит этот вечно недовольный. По голосу ему, думаю, за шестьдесят, дальше – как не визуализировал всё одно получается Владимир Толоконников, что играл Шарикова в "Собачьем сердце". Такие, как этот недовольный подходят обычно к таким же и полушёпотом выдают: "За собача не слыхал?", в ответ получают таким же полушёпотом: "Чо-почём хоккей с мячом" коннектятся на этой почве – пароль и отзыв совпали – и идут вместе пивной ларёк брать. Вот такой у меня ассоциативный ряд. 

Ужин. Макароны, кусочек сухого жареного хека или минтая (всё время этих рыб путаю), хлеб. Порции минимум в два раза меньше, чем в изоляторе, по вкусу – не сравнимо. 
Вот наверное я что-то не понимаю. Определённо что-то не понимаю, может пояснит кто. Вот почему в ИВС шнурки забирают, дабы ты не вздёрнулся на радостях и бедах, а на тюрьме выдают, мол, вешайся-перевешайся? 

Да и что за стереотип такой, что повеситься можно исключительно на шнурках? 
 

Продолжение следует.

Источник
Прочитать ЗАМЕТКИ ЦЕЛИКОМ (интро + 45 частей)