---

Окончание. Начало здесь

---

Случай Прибалтики

Итак, фактически во всех постсоветских республиках, которые выбрали националистический вектор развития, это закончилось как минимум межэтническими столкновениями и резнёй, а как максимум — гражданскими войнами. Из этого правила есть только одно исключение — республики Прибалтики. С самого их возникновения их власти вели жёсткую этнонационалистическую политику, и вместе с тем значимых межэтнических конфликтов так и не произошло. Но этому есть своё объяснение.

Во-первых, было бы преувеличением утверждать, что страны Балтии вообще не знали и не знают межэтнических проблем. В 90-е годы, когда происходило становление этих этнонационалистических режимов и дискриминационная политика была наиболее сильна, из Литвы, Латвии и Эстонии уехали десятки тысяч русских. Оставшиеся же начали бороться за свои права, создали свои организации (например, «За права человека в единой Латвии»), провели, где это было возможно, своих политиков в парламенты (Виктор Успасских в Литве), устраивают демонстрации, пикеты, обращаются в международные организации, информируя мировое сообщество о фактах дискриминации по национальному признаку.

Их действия приводили и приводят к частичным успехам. Так, в 2004 году в Латвии активистам «За права человека в единой Латвии» удалось остановить школьную реформу, которая предполагала полный переход всех школ (в том числе и русских) на латышский язык^*. И далеко не всегда прибалтийские русские ограничиваются мирными протестами. В 2007 году, когда власти Таллина приняли решение перенести памятник советским воинам («Бронзового солдата») на мемориальное кладбище, на улицы города вышло около двух тысяч протестующих, большинство из которых были русские, произошло столкновение с полицией, были пострадавшие с обеих сторон и даже две жертвы со стороны демонстрантов.

Трудно, конечно, спорить с тем, что таких кровавых столкновений, как в киргизском Оше, Прибалтика, слава Богу, не знала. Уровень дискриминации в странах Прибалтики совершенно иной. Речь о дискриминации в сфере гражданства, в избирательной системе, при приёме на работу. В 2007 году со стороны эстонской полиции были случаи превышения полномочий (которые были признаны Европейским судом по правам человека и комитетом ООН по пыткам), но всё же Эстония — член Евросоюза и вынуждена поддерживать определённые европейские стандарты. После беспорядков были судебные разбирательства, под давлением европейского и международного сообщества арестованные по обвинению в организации беспорядков Линтер, Сирык, Кленский и Рева были оправданы.

И во-вторых, невозможно не признать, что уровень материального благосостояния в Прибалтике совсем иной. В той же южной Киргизии проблема киргизско-узбекских конфликтов так остра ещё и потому, что в регионе демографический взрыв, безработица… Прибалтийские русские живут в более или менее благополучных странах Евросоюза, получают пособия, пенсии, имеют возможность выезжать на заработки в Западную Европу, в Великобританию. Конечно, в этих условиях взрывоопасность межэтнического напряжения гораздо меньше.

_______________________

^* Тем не менее в этом году президент Латвии Раймондс Вейонис, несмотря на многочисленные массовые протесты русскоязычного населения (а это 40 процентов жителей страны), все же утвердил поправки к закону об образовании, предусматривающие обучение в средних школах и высших учебных заведениях (включая частные) только на латышском языке, — прим. ИМХОклуба.



 
 
Причины межэтнических конфликтов

Приведённый анализ показывает, что во всех случаях конфликты происходили в государствах, которые выбрали в качестве официальной идеологии национализм титульного этноса (то есть народа, который дал название республике, в Грузии — грузинского, в Молдавии — молдавского и т. д.).

Это практически неизбежно вело к обострению ситуации, межэтническим столкновениям, «погромам», а иногда и к гражданским войнам. Но имелись как минимум три дополнительных условия, которые выступали как катализаторы этих процессов. Там, где не было хотя бы одного из этих условий (как, например, в Прибалтике, где отсутствовало второе условие), межэтнические конфликты так и не перешли в острую фазу. Перечислим их.

Первое — наличие районов компактного проживания иных, нетитульных этносов. Обычно в этом упрекают Советскую власть, которая, дескать, «неправильно» провела границы между республиками, потому что тогда они были внутренними границами и большого значения не имели, а также «насоздавала автономий». Но дело немного сложнее. Ещё английский культуролог Альфред Тойнби отмечал, что этническая карта Западной Европы уникальна: народы на западе Европы проживают довольно компактно и так, что это максимально пригодно для создания более или менее моноэтнических государств.

В других регионах мира ситуация совсем иная: там наличествует этническая чересполосица, и потому попытки перенести институт национального государства на территорию Индии или Османской империи и привели к кровавым конфликтам, тысячам убитых и миллионам беженцев. Тойнби писал: «национальные государства» (в Западной Европе. — Р. В.) появились как естественный продукт социальной среды… Стоит посмотреть на языковую карту всего мира, и мы увидим, что европейское поле... есть нечто особое и исключительное.

На значительно большей территории, протянувшейся к юго-востоку от Гданьска и Триеста до Калькутты и Сингапура, языковая карта отнюдь не напоминает лоскутное одеяло, скорее, она похожа на переливающееся шелковое покрывало. В Восточной Европе, Юго-Восточной Азии, Индии и Малайе люди, говорящие на разных языках, не разделены так чётко, как в Западной Европе, они перемешаны географически, как бы чередуясь домами на одной улице одних и тех же городов и деревень.

Так же дело обстоит и на севере Евразии. В составе Азербайджана имелась армянская автономия, а в составе Грузии — Абхазская автономная республика именно в силу этой этнической чересполосицы. Создавая автономии, советская власть стремилась учитывать интересы всех народов. Попытки создавать союзные республики, исходя из пожеланий лишь титульного народа республики, привели бы к межэтническим конфликтам ещё в 1920-е.

Второе условие — низкий уровень жизни. Мы уже писали о том, что пожар национализма легче всего разгорается там, где и так велик градус народного недовольства, а недовольство это чаще всего связано с экономическим кризисом, невысоким уровнем жизни большинства населения.

Наконец, третье условие — наличие реальной, а не декларируемой демократии. Это звучит как парадокс, потому что нам навязывают мысль, что демократия — идеальное политическое устройство, автоматически решающее все проблемы. Но в политике панацеи нет. Если в обществе наличествуют противоречия и разногласия, институты реальной демократии позволяют этим разногласиям углубиться, оформиться, институализироваться.

В нашем случае это означает, что вместо кухонной ксенофобии мы получим многочисленные, дисциплинированные, получившие идеологию политические движения и партии, готовые к активным действиям. Легко заметить, что, например, на территории Средней Азии всё обстояло именно так. Киргизия была и остаётся в этом регионе единственным государством, где наличествует реальный политический плюрализм. И именно в ней, а не в авторитарных Узбекистане или Казахстане в 1990—2000-е годы были самые кровавые межэтнические столкновения.


Россия: гражданский национализм в центре,
этнонационализмы в нацрегионах

Однако на постсоветском пространстве имеются как минимум два государства, которые не пошли по пути превращения национализма титульного народа в государственную идеологию. При этом они представляют собой гиперпрезидентские республики, и уровень жизни в них всё же относительно высок, во всяком случае по сравнению с депрессивной Молдавией или Киргизией. Это Россия (с некоторыми оговорками) и Белоруссия.

Как складываются межнациональные отношения в них? Попробуем ответить на эти вопросы.

Российское государство в начале 1990-х провозгласило, что для него больше всего подходит российский гражданский национализм, который его создатели, академик Валерий Тишков сотоварищи, скопировали с американского и французского соответствующих проектов. Согласно доктрине российского национализма нацией является политическое, а не этническое сообщество, поэтому нация у россиян одна, а народов в России много.

Каждый народ может свободно развивать свою культуру, но без перехода этнической самоорганизации в политическую плоскость. Именно поэтому в России было упразднено министерство национальностей, убрана из паспортов графа «Национальность», а официальным обращением к гражданам России стало знаменитое ельцинское «Россияне!».

Очевидно, таким образом власти пытались поставить преграду перед национализмами нерусских народов России, которые оформились и очень агрессивно проявили себя на рубеже 1980—90-х. Попытка провозглашения России государством русских в 1991 году неизбежно привела бы к распаду этого пёстрого в этническом отношении пространства. Хотя, конечно, не стоит забывать и о том, что лидеры «старой русской национал-демократии» А. И. Солженицын и И. Р. Шафаревич некоторый (очень короткий) промежуток времени были активными союзниками Ельцина и его команды.

Именно русские националисты в 1988—1990 годах выдвинули и стали пропагандировать в массах проект отказа России от среднеазиатских республик, что облегчило принятие народом Беловежского сговора и установления режима Ельцина. Националисты с восторгом поддержали распад СССР, что легко проверить, заглянув в подшивку журнала «Наш современник» за 1991—1992 гг.





Однако Ельцин, как хитрый макиавеллистский политик, обманул русских националистов, не стал с ними договариваться, вводить их в политическую элиту новой России, сделав ставку на преференции внутрироссийским нерусским националистам. Звериным чутьём реального политика, в котором ему трудно было отказать, Ельцин почувствовал, что нерусские националисты обладают реальной возможностью мобилизовать десятки и сотни тысяч своих соплеменников, а русские националисты представляли мизерные маргинальные партийки, тогда как большинство этнических русских, от центра России до Дальнего Востока, были в то время равнодушны к националистической риторике, жили ещё советским концептом «дружбы народов» и делили мир на «своих» и «чужих» вовсе не по этническому принципу.

Ельцин и доктрину российского гражданского национализма выбрал, потому что она, в принципе, устраивала большинство. И только в 2014 г. российская власть впервые за постсоветскую историю сменила риторику и в ряде случаев стала пытаться брать на вооружение некоторые отдельные идеи русского национализма и ирредентизма. Выбор очень сомнительный и опасный, но надо сказать, что и ельцинский гражданский национализм к этому времени исчерпал себя и утерял привлекательность.

Однако, как мы уже говорили, если в центре России и в так называемых «русских регионах» («губерниях») власти отказались брать на вооружение идеологему национализма титульного этноса, то в так называемых «нацреспубликах» ситуация сложилась иначе. При этом развитие событий подтвердило наш вывод об опасности этнонационалистической идеологии и политики.

Поддерживаемые центральной властью в лице Ельцина и «демократов» (которые искали союзников для борьбы с союзным центром), все автономные республики России в 1990 году провозгласили свои суверенитеты. Однако новому руководству всё же удалось удержать бывшую РСФСР от распада. В 1992 году все республики (кроме Татарстана и Чечни) подписали федеративный договор, в котором производилось разграничение полномочий между федеральным центром и республиками (Татарстан позже всё-таки сделал это тоже).

Фактически республикам предоставлялись широчайшие права, и центр согласился на невмешательство в их внутренние дела в обмен на согласие остаться в составе России. Так, Республика Башкортостан в течение нескольких лет не выплачивала налоги в федеральный центр, создала собственный суд, прокуратуру и т. д. На территории республики было приостановлено действие «антиколхозного указа» Б. Ельцина.

Ещё одно обстоятельство, на которое центр до поры до времени «закрывал глаза», был этнонационализм в республиках. Все 90-е годы в нацреспубликах отмечалась дискриминация по национальному признаку при приёме на работу и поступлении в вузы, при продвижении по карьерной лестнице (особенно в госструктурах), шёл отток русских в центральные регионы. Усилилась внутренняя напряжённость, которая, как мы показали, всегда сопровождает попытку создать государство (в нашем случае квазигосударство) на основе этнонационализма в многонародном обществе.

Однако серьёзных межэтнических столкновений везде, кроме Чечни, удалось избежать. Тому было несколько причин.
 

Во-первых, во всех республиках, кроме Чечни, существовали работающие механизмы межэтнического сосуществования (вплоть до смешанных браков) и ещё сохраняла некоторую силу советская идеология «дружбы народов».

Во-вторых, милиция и армия в республиках (не говоря уже о ФСБ) подчинялись федеральному центру, что исключало их участие в межнациональных конфликтах, напротив, они эффективно тормозили переход этих конфликтов в «острую фазу». Наличие федеральной армии и федеральной милиции играло роль «отрезвляющего фактора» для националистических элит республик, они понимали, что если они разожгут огонь межэтнического конфликта, то их ждёт ввод войск и милицейских сил, подобный тому, что пережила Чечня.

Наконец, в-третьих, при всём суверенитете некоторые рычаги влияния на глав и элиты республик федеральный центр всё же имел.
 

В Чечне все эти факторы отсутствовали. Конфликты между чеченцами и русскими начались ещё с хрущёвских времён, когда чеченцы стали возвращаться на историческую родину и власть восстановила Чечено-Ингушскую республику, советское государство просто их сдерживало.

В 1991 году Чеченская республика фактически уже создала свою армию и полицию (костяк армии составили бывшие советские офицеры, вооружение также было оставлено частями Советской армии, причём большая часть официально была передана Чечне Павлом Грачёвым) и стала не на словах, а на деле независимой от Москвы. Зато присутствовал фактор этнонационализма, согласно которому Чечня понималась её властями как государство чеченцев. Результатом этого стали русские погромы, подобные тем, что происходили, допустим, в Молдавии, только гораздо более масштабные. Некоторые эксперты говорят о настоящем геноциде русских в дудаевской Чечне.





Вместе с тем ввод армии в Чечню в 1994-м всё же нельзя сравнивать с операцией Киева в Донбассе, как сейчас часто делают на Украине. С самого начала существования ельцинского режима идеи русского национализма вовсе не были государственной идеологией.

Никто не запрещал чеченцам, равно как и народам других нацавтономий, пользоваться своим родным языком и не навязывал им русский язык. Никто из представителей политического руководства России не оскорблял чеченцев по национальному признаку (тогда как из уст киевских политиков мы не раз слышали расистские высказывания о жителях Донбасса как о «генетическом мусоре»).

Наконец, в операции на территории Чечни в 90-е годы, конечно же, не принимали участия вооружённые формирования русских националистов, в отличие от Донбасса, где воюют «добробаты», состоящие из украинских националистов и их соратников — европейских неофашистов. Ни в годы этих войн, ни позднее Россия не знала никаких чеченских погромов, подобных кровавому одесскому русскому погрому.

Вообще говоря, удивительно, что настрой русского населения был настолько миролюбивым и далёким от этнонационалистической ксенофобской истерики (типичным для большого имперского народа, уверенного в своей силе), что на преследования русских в «независимой Ичкерии» в русских регионах не ответили кавказскими погромами.

Собственно, именно ненационалистический характер идеологии чеченской войны со стороны России сделал её локальной, ведь выброси Ельцин лозунг «Россия для русских», то загорелась бы не только Чечня, но и весь Кавказ, а также вся Россия — от Татарии до Якутии. Ненационалистическая политика руководства России позволила закончить эту войну компромиссом.


Белоруссия: ненационалистический путь развития

Второе исключение — Белоруссия. Сначала, впрочем, в ней, как и в большинстве других бывших республик СССР, пришли к власти местные националисты. Однако тот хаос и раздор в экономике, которые принесли их реформы, заставили народ Белоруссии очнуться от дурмана националистической идеологии, и к власти пришёл решительный противник национализма Александр Григорьевич Лукашенко.

Он в своё время был против роспуска СССР, выступал как сторонник интеграции с Россией. Лукашенко разгромил прозападную националистическую оппозицию, заменил бело-красно-белый флаг Белорусской народной республики, который националисты сделали своим знаменем, на символику БССР. Ему удалось остановить погружение общества в националистические раздоры. Официальной идеологией Белоруссии стал своеобразный «немарксистский советизм»: концепты единства с русским народом, память о Великой Отечественной войне, антизападничество.





Любопытно, что, в отличие от России, Белоруссия — более или менее моноэтническое государство. Лукашенко выбрал путь ненационалистического развития не из опасения перед взрывными межэтническими конфликтами, а, скорее, из экономических соображений. Опыт показал, что победа националистов в постсоветских государствах неизбежно вела к деиндустриализации, так как русские в нацреспубликах, как правило, населяли города и были заняты в промышленности, причём как высококвалифицированные специалисты.

Отток русских, неизбежный вследствие дискриминации их при националистических режимах, обрушивал промышленность. Для Белоруссии же, которая, в отличие от Азербайджана и других республик, лишена запасов нефти и газа, деиндустриализация была бы смерти подобна. Промышленность была и остаётся основой жизнеустройства республики, которую не зря назвали «сборочным цехом Союза».

С 2014 года и в адрес Лукашенко стали раздаваться упрёки, что он стал эволюционировать в сторону белорусского национализма и отказывается от идей интеграции с Россией. Однако было бы странно, если бы он продолжал одностороннюю интеграцию в условиях, когда российский олигархат зарится на белорусскую промышленность, а в кругах политической элиты РФ растут настроения русского национализма, который вообще отрицает этническое бытие белорусского народа.

 

Выводы ясны. Путь национализма — это гибельный путь для постсоветских государств. Только выдвижение и сохранение ненационалистической идеологии может помочь сохранить внутреннюю стабильность наших стран. Такой идеологией является доктрина евразийства и евразийской интеграции, и нам нужно приложить все усилия для её дальнейшего развития и популяризации.

И, естественно, у нас, сторонников евразийской консолидации, не может не вызывать опасений подъём националистических настроений в наших странах. Хочется спросить: неужели отдельных наших политиков ничему не учит даже совсем недавняя история?