Белорусский протест обрел геополитическое измерение. Несмотря на многочисленные заверения, что происходящее в Беларуси — исключительно внутреннее дело республики, а протестующие добиваются проведения честных выборов и не ставят геополитических задач, внешнее вмешательство было неизбежно изначально. Такова уж участь всех государств-лимитрофов, оказавшихся на геополитическом пограничье.

Расстановка сил также оказалась вполне предсказуемой. Запад занял сторону протестующих и начал процесс постепенной легитимации Светланы Тихановской и Координационного совета оппозиции как «полномочных представителей белорусского народа». Россия же традиционно встала на сторону действующей власти.

Конечно, это несколько упрощенная картина, ведь Запад не спешит полностью «захлопывать калитку» перед Александром Лукашенко, чтобы окончательно не толкнуть того в объятия Москвы. Да и в России, похоже, не питают особых иллюзий по поводу дружественности белорусского лидера, а на федеральных каналах периодически поминают ему и многовекторную политику, и недружественную риторику последних лет, и скандал с «33 вагнеровцами», случившийся аккурат накануне выборов.

Но похоже, что Москва все-таки признала сохранение Лукашенко у власти как наименьшее из возможных для себя зол на белорусском направлении.

Фактически это означает молчаливое признание того обстоятельства, что России, кроме Лукашенко, поставить в Беларуси не на кого, и за бортом действующей белорусской власти в республике отсутствуют силы, способные удержать белорусско-российские отношения хотя бы на нынешнем уровне, не говоря уже об их углублении.

Поддержка Москвой Лукашенко неизбежно подталкивает протест в антироссийское русло. Если изначально лидеры оппозиции старались воздерживаться от антироссийской риторики и делали определенные реверансы в адрес Москвы, то теперь эти ограничения с них сняты, тем более что практически все они оказались в европейских столицах и полностью зависят от доброй воли своих западных покровителей.

Что касается экзальтированного минского обывателя, выходящего на ежевоскресные акции протеста, то перед ним рисуется вполне однозначная картина. Россия поддерживает «диктатуру», в то время как Запад — за честные выборы, уважение к правам и свободам человека.

Кризис «пророссийскости»

Пророссийские силы в Беларуси, и без того малочисленные и фрагментированные, оказываются перед непростым выбором: вслед за Кремлем занять охранительскую позицию и, пусть с оговорками, поддержать Лукашенко, поддержать протесты, рискуя затеряться на фоне доминирующих там западников-националистов, или отказаться присоединяться к какой-либо из конфликтующих сторон, тем самым выводя себя за рамки существующей белорусской политики.

Кризис пророссийских сил в Беларуси является как следствием внутрибелорусских процессов, так и отражением кризиса политики самой России в отношении стран постсоветского пространства.

С середины 1990-х годов пророссийскую нишу в белорусской политике прочно застолбил за собой Лукашенко, который старался не допустить какой-либо конкуренции для себя на этом поле. Пророссийская политика Александра Григорьевича изначально была замешана на советской ностальгии и экономическом прагматизме, основанном на понимании высокой степени зависимости белорусской экономики от России.

Однако политика Лукашенко в отношении к России имела тенденцию к «кучмизации», то есть дрейфу в сторону многовекторности, обособления и дистанцирования белорусской идентичности от русской.

Излишняя политическая и культурно-языковая близость с Россией в условиях существенной разницы в масштабах между двумя странами не могла не вызывать у белорусских элит желания отдалиться от «старшего брата» на безопасное расстояние. Для сторонников союза с Россией такая эволюция белорусского режима стала по-настоящему деморализующей.

Лукашенковская версия «пророссийскости» всегда была основана на советской ностальгии. Но с определенного момента это также стало играть против интеграции с РФ, поскольку апелляция к советскому прошлому позволяла Беларуси представлять себя как «истинного» хранителя всего лучшего, что было в СССР (социальное государство, индустриальное наследие и тому подобное) и противопоставляться «олигархической» России, развалившей или распродавшей советскую промышленность «акулам капитализма».

Благодаря такому отношению непривлекательный образ России как бесперспективной «страны-бензоколонки» достаточно прочно вошел в сознание многих белорусов.

Акцент на советском периоде полностью выводит за рамки белорусско-российских отношений более глубокие пласты исторической памяти, связанной с древнерусским наследием или периодом Российской империи. Досоветское прошлое всецело отдается на откуп националистам, которые внедряют в массовое сознание «литвинские» интерпретации истории, а период Российской империи и вовсе превращают в настоящую «черную дыру» белорусской коллективной памяти.

Этот период рисуется исключительно мрачными красками — как эпоха утраты белорусами государственности и принудительной русификации, которой противостояли немногие отважные одиночки вроде Кастуся Калиновского.

Попытки вывести идеологию белорусско-российских отношений за рамки узкого советского ностальгирования и строить их на основе идейного наследия западнорусизма и концепции общерусского единства не встречают поддержки со стороны России, а в Беларуси и вовсе воспринимаются как опасные проявления «великодержавного шовинизма», якобы угрожающего белорусскому суверенитету.

Как следствие, пророссийские настроения в Беларуси остаются концептуально не оформленными и внутренне противоречивыми, а немногочисленные группки «пророссийских активистов» тратят время в бесконечных спорах «красных» и «белых», аналогичных тем, что протекают и в самой РФ.

Напротив, белорусский национализм отличается внутренней целостностью и непротиворечивостью, мобилизованностью и сплоченностью своих сторонников.

Кроме того, он предлагает белорусскому обществу образ будущего. Можно сколь угодно потешаться над идеями «европейского выбора» и приводить в пример его неутешительные последствия для Украины, Грузии или Молдовы. Но на чужих ошибках, как известно, не учатся, и большинство европейски ориентированных белорусов уверены, что уж у них-то точно получится если не Германия или Франция, то Чехия или Польша.

Кризис российской политики в Беларуси

Ситуация в Беларуси в очередной раз продемонстрировала уязвимость российской политики на постсоветском пространстве, ориентированной исключительно на работу с элитами и игнорирующей гражданское общество, которое оказывается отданным на откуп западным агентам влияния и быстро насыщается продвигаемыми ими идеями и ценностями.

Особенно это касается молодежи, которая выросла в условиях независимости и уже не имеет таких эмоциональных привязок к России, как у старших поколений, заставших времена единого Отечества — от Бреста до Владивостока.

Расчет же на то, что «естественная» культурно-языковая близость сама по себе сформирует среди молодых белорусов братские чувства в отношении России, очевидно, ошибочна.

Это демонстрирует и украинский опыт, где Евромайдан поддержали не только украиноязычные «западенцы», но и вполне русскоязычные жители центральных и даже юго-восточных областей. Массовое сознание изменчиво и управляемо, и западные политтехнологи, работающие с обществами постсоветских стран, прекрасно это знают.

Пока этого не осознают и в России, она неизбежно будет проигрывать геополитические и идеологические битвы своим западным конкурентам.