РУССКИЙ МИР
25.11.2023
IMHO club
РОССИЯ И МЕССИАНИЗМ
Мануэль Саркисянц к «русской идее» Н. А. Бердяева. Глава XVI
-
Участники дискуссии:
00 -
Последняя реплика:
Примечание:
100 Еще Пугачев, боровшийся против «никонианской, латинской и лютеровской ереси», не видел ничего предосудительного в союзе с мусульманскими народами — башкирами и татарами, а также с буддистами-калмыками (ср.: В. Spuler. Die Wolga-Tataren unci Bashkiren im Kampfe fur naiionale Selbststandigkeit // Dcr Islam. 1950. Bd. 29; H. Дубровин. Пугачев и его сообщники. СПб., 1884. Т. I. С. 272; Т. 3. С. 30 и сл., 223, 234 и сл., 226). «Мы подымем монгольскую рать… Пусть калмык и башкирец бьются за бараньи костры среди юрт», — говорит «Пугачев» Есенина (Сергей Есенин. Собрание сочинений. Т. IV. М., 1962. С. 176).
101 «Монголизм» здесь воплощает «принцип универсального нигилизма» и род «прото-тоталитаризма», в котором революция и реакция соединяются. Победа «монголизма» (в духе В. Соловьева) связывалась с исходом истории (см.: Иванов-Разумник. // Русская литература XX века / Под ред. С. Венгерова. М., 1916. Т. III. С. 52–57; G. Nivat. Du «panmongolisme» au «mouvement eurasien» // Cahiers du monde russe et sovietique. 1966. Vol VII. P. 462, 477).
102 Вот что говорил в 1923 году Г. И. Зиновьев, возвратившийся из Гамбурга, где он незадолго до этого выступил с длинной речью на съезде «объединенных социал-демократов» (его слова тем более примечательны, что были сказаны на специальном совещании, посвященном делу Султан-Галиева, обвиненного в национализме и пантюркизме): «…Тяжелый инцидент с Султан-Галиевым ни в коем случае не должно использовать для того, чтобы ревизовать самую линию XII съезда… Мы видим уже, по-моему, совершенно ясно нашу дорогу на Восток. Это совещание нам осветило многое из того, что до сих пор было видно не столь конкретно, и в этом его громадное значение. Тупицы, называющие себя социал-демократами, которые имели недавно свой объединенный съезд в Гамбурге, умеют только посмеиваться над „туркестанцами“. „Туркестанец“ для них насмешливое прозвище, а уже о „калмыках“ говорить нечего. Но на то эти с-д. и агенты буржуазии, чтобы не видеть, какое великое значение имеет то движение на Востоке — со всеми его минусами и теневыми сторонами. Они закрывают уши, чтобы не слышать, и глаза, чтобы не видеть, какое великое движение было поднято все же нашей революцией за эти годы на Востоке» (см.: Тайны национальной политики ЦК РКП. Стенографический отчет секретного IV совещания ЦК РКП, 1923 г. С. 222) — прим. перев.
103 В 1925 году в Берлине была издана книга «Наследие Чингиз Хана». Анонимный автор-евразиец утверждал, что, вступив на путь петровских преобразований, московская Русь предала наследие монголов. Сходным образом, другой евразиец, князь Н. С. Трубецкой, связывал возвышение Москвы с «туранизацией» византийского православия (см.: Н. С. Трубецкой. К проблеме русского самосознания. Берлин, 1927). Примечательно, что уже К. Леонтьев называл преступлением предательство Россией византинизма (см.: К. Леонтьев. Византинизм и славянство // К. Леонтьев. Собрание сочинений. М, 1912. Т. 5. С. 145; ср.: Н. Бердяев. Константин Леонтьев. Париж, 1926. С. 218).
104 Характерно, однако, что сам Ленин отвергал пацифизм Л. Н. Толстого именно потому, что усматривал в нем нечто «восточное» (ср.: В. Фриче. Ленин и классовое лицо Толстого // Пролетарская революция. № 7 (Апрель 1928). С. 3—12).
105 Разумеется, за исключением лозунга «священной» войны против «басурман» за освобождение Царьграда.
106 «Линейная» философия истории всего лишь дополнялась новым элементом: если по Гегелю высшей — и окончательной — манифестацией Абсолюта была германская культура, теперь это место оказалось занято другой всемирно-исторической эпохой — православно-славянской.
107 П. Чаадаев. Апология сумасшедшего // Сочинения и письма. М., 1913. Т. 1. С. 228. Чаадаев считал, что на Востоке все силы подчинены высшему авторитету, тогда как в России, напротив, отсутствует всякая духовная иерархия. Превосходство Востока над Россией определяется, по мнению Чаадаева, теократическим характером восточных традиций. Западник Чаадаев оспаривал, таким образом, тезис, согласно которому деспотизм непременно является препятствием на пути прогресса.
108 Однако в отличие от французского Просвещения XVIII века западники не иделизировали Китай. Напротив, Мережковский отождествлял «китаизацию» с «желтым позитивизмом» и мещанством (см.: Д. Мережковский. Желтолицые позитивисты //Д. Мережковский. Полн. собр. соч. Т. XIV. СПб., 1914. С. 5, 40).
109 Следует отметить, что реформа системы образования, проведенная в 1835 году, реформа, посредством которой Николай Первый стремился закрыть европейскому Просвещению путь в Россию, предусматривала введение курса монгольского языка во всех российских университетах (ср.: Бартольд. История. С. 269; см. также: Кряжин. Сумерки, с. 121, примеч. 4). Уваров, знаменитый министр просвещения при Николае Первом, был убежден, что Россия «основана на Азии» (ср.: С. А. Уваров. Projet d'une Academie asiatique. (Etudes de philologie et de critique). St. Peterburg, 1843. P. 8; см. также: S. A. Uvarov. Uberdas Studium des Orients. Breslau, 1819). Период деятельности Уварова-министра был золотым веком для российского востоковедения. Уваров верил в то, что предназначение России — посредничество между Европой и Азией.
110 Так Победоносцев приписывал либеральному деятелю армянину Лорис-Меликову азиатский характер, что делал «слева» и Михайловский.
111 Менее чем сто лет спустя герценовские установки по отношению к германо-романской цивилизации получили развитие в евразийских тезисах князя Е. Н. Трубецкого, чей труд «Европа и мир» (1928) как раз и был посвящен опровержению ее универсалистских притязаний.
112 Славянофильское представление об «изначальном» характере общинного землевладения на Руси (мира) было опровергнуто только в двадцатом веке.
113 Какая именно Россия имелась в виду — этого Южаков, конечно, не уточнил — в первую очередь, вероятно, в силу цензурных обстоятельств (его статья была написана во время разгрома «Народной воли»). С другой стороны, следует напомнить, что в самых различных азиатских культурах возникли свои собственные аграрно-коллективистские институты (панчаят в Индии, леса в Индонезии, Мус'а в Сирии), во многих отношениях сходные с русской крестьянской общиной (миром), хотя и не полностью идентичные ей. Как указал еще Александр Шифрин (см.: Alexander Schifrin // Archive fur Sozialwissenschaft. Bd. 55. S. 730. Anm. 8), сопротивление азиатского натурального хозяйства воздействиям европейской товарно-денежной экономики, разъедающей традиционные социальные структуры, обнаруживает черты сходства с русским народничеством. (Этому вопросу посвящен труд советского исследователя В. Хороса (см.: В. Г. Хорос. Идейные течения народнического типа в развивающихся странах. М., 1980). В своей книге (с. 139) он, ссылаясь на индийский источник (Marxist Miscellany. № 3. New Dehli, 1976. P. 64), приводит марксистскую трактовку движения Ганди как аналогии народничества.) Со своей стороны, русские народники (в частности, так называемые «областники» — Д. Клеменс, Г. Потанин, Н. Ядринцев) неоднократно выступали (прежде всего в Сибири) в защиту азиатских народностей Российской империи.
114 Уже С. М. Соловьев, знаменитый русский историк, рассматривал «восточный вопрос» как один из эпизодов вековечной борьбы Европы против Азии, причем Азия воплощала для него мертвящий дух степей, Европа же, напротив, — благотворное влияние моря (см.: С. М. Соловьев. Три статьи по восточному вопросу // С. М. Соловьев. Сочинения. СПб., 1882. С. 294 и ел.; см. также: Корсаков. Об историческом значении наступательного движения великорусского народа на восток. Казань, 1889. С. 4). Изображение русской экспансии как противостояния угрозе, исходящей от кочевников (так в свое время обосновывалась и необходимость китайской экспансии на запад) широко распространено в русской публицистике. В самом деле, два главных исторических противника России в Азии — Золотая Орда и Османская империя — представляли собой результат развития кочевых обществ.
115 Замечание Федорова относится к аграрному законодательству, введенному британцами в Бенгалии.
116 В этом Леонтьев был предшественником евразийства. Евразийская концепция присутствовала, например, в ранней советской политике в Азии — согласно высказыванию Троцкого (см.: Н. von Rimscha. Russland jenseits der Grenzen 1921–1926. S. 191). Луначарский сожалел о наличии «евразийских» течений в ВКП(б) (см.: Запад и Восток. Сборник Всесоюзного Общества Культурной связи с Заграницей. М, 1926. Кн. I/II. С. 10, 12).
117 Здесь Соловьев полемизирует с тем, что не так давно он сам выразил в другом стихотворении — «Дракон», посвященном Вильгельму Второму: там подавление ихэтуаней истолковывалось им как крестовый поход (ср.: Н. Сетницкий. Русские мыслители о Китае. Харбин, 1926. С. 28).
118 Слово «арийцы» употребляется здесь в его первоначальном смысле — «благородные».
119 Даже позднейшее евразийство оказалось не в силах устранить это вероисповедное препятствие. Так, например, выдающийся этнолог князь Н. С. Трубецкой называл индийские религии «оплотом Сатаны» (см.: Евразийский временник. Берлин, 1922. Т. 2. С. 177–230).
120 Ухтомский был сотрудником князя Мещерского, известного деятеля крайне консервативного направления. В то же время он критиковал политику насильственной русификации, основанную на идеологии казенного панславизма. Это обстоятельство и стало причиной его разрыва с панславистскими кругами. Ухтомский основал «просвещенно-монархическую» газету «Петербургские ведомости», которая неоднократно подвергалась нападкам черносотенцев, обвинявших газету в защите «инородцев»; цензура также неоднократно закрывала газету (Р. Е. Пубаев. Буддизм и литературно-художественное творчество народов центральной Азии: Г. А. Леонов, Э. Э. Ухтомский. К истории ламаистского собрания Государственного Эрмитажа. Новосибирск, 1985. С. 105, 107.). Примечательно, что «азиатский мистицизм» Ухтомского не помешал ему впоследствии сделаться директором Русско-Китайского банка; а после победы советской революции большевики не стали его трогать и даже оставили в его владении коллекцию произведений тибетского искусства.
121 Что же касается антирусского тезиса о русской «азиатчине», то характерным ее примером стали националистические рассуждения поляка Ф. X. Дучинского, по мнению которого Московская Русь, с присущим ей «аграрным коммунизмом» и самодержавным образом правления, представляла собой вовсе не европейское, а «туранское» общество — в противоположность Украине и Белоруссии, испытавшим влияние польской культуры и проникнутым «арийским индивидуализмом» (ср.: F. H. Duchinski. Necessites des reformes dans L'exposition de l'historie des peuples Aryas europeens et tourans. Paris, 1864. P. 31–79).
122 Что касается «идеалов высшего порядка», то рассуждения Ухтомского на этот счет представляют собой как бы распространение социально-мессианских представлений о традиционном общинном коллективизме (мир), которые народничество унаследовало от славянофилов, на страны Азии. Это было, разумеется, только начало долгого пути. Так, в 1918 году в Советской России была опубликована декларация (ее издал «Союз Освобождения Азии»), в которой говорилось, что обнищание азиатского крестьянства, с одной стороны, и традиции общинной собственности на землю (характерные для Сирии, Индии, Индонезии, Вьетнама) — с другой, могут стимулировать формирование общинного социализма. (Эта декларация приводится в книге: P. Schmitz. Moskau und die islamische Welt. Munchen, 1938. S. 8, 10.)
123 Нельзя не отметить сходства рассуждений «неославянофила» и монархиста Ухтомского с воззрениями западника-марксиста Г. В. Плеханова. Последний, как известно, приписывал Московскому государству сугубо азиатский характер. Другое дело, что оценки русской «азиатчины» были в этих двух случаях диаметрально противоположными.
124 Во время русско-японской войны иностранные обозреватели почти единодушно утверждали, что русские солдаты в Манчжурии обращались с китайцами как с равными, подрывая тем самым в глазах англичан авторитет белой расы (см.: М. Baring. With the Russians in Manchuria. 1905; Lord Brook. Eyewithness in Manchuria. London, 1905; цит. у: Heretz. P. 210–211).
125 В 1893 граф С. Ю. Витте писал Александру Третьему, что, с точки зрения принципов православия, самодержавия и народности, Россия не может сблизиться с Европой, тогда как азиатские народы тяготеют к ней. Благодаря России, азиаты, всегда ощущавшие власть как орудие угнетения, увидели бы в ней орудие справедливости. В своем отношении к Азии европейские государства попирают всякую человечность и всякую справедливость; потому-то теперь они и высказывают подозрения насчет намерений России в Азии (ср.: За кулисами царизма. Л., 1925. С. 78 и сл., 81).
100 Еще Пугачев, боровшийся против «никонианской, латинской и лютеровской ереси», не видел ничего предосудительного в союзе с мусульманскими народами — башкирами и татарами, а также с буддистами-калмыками (ср.: В. Spuler. Die Wolga-Tataren unci Bashkiren im Kampfe fur naiionale Selbststandigkeit // Dcr Islam. 1950. Bd. 29; H. Дубровин. Пугачев и его сообщники. СПб., 1884. Т. I. С. 272; Т. 3. С. 30 и сл., 223, 234 и сл., 226). «Мы подымем монгольскую рать… Пусть калмык и башкирец бьются за бараньи костры среди юрт», — говорит «Пугачев» Есенина (Сергей Есенин. Собрание сочинений. Т. IV. М., 1962. С. 176).
101 «Монголизм» здесь воплощает «принцип универсального нигилизма» и род «прото-тоталитаризма», в котором революция и реакция соединяются. Победа «монголизма» (в духе В. Соловьева) связывалась с исходом истории (см.: Иванов-Разумник. // Русская литература XX века / Под ред. С. Венгерова. М., 1916. Т. III. С. 52–57; G. Nivat. Du «panmongolisme» au «mouvement eurasien» // Cahiers du monde russe et sovietique. 1966. Vol VII. P. 462, 477).
102 Вот что говорил в 1923 году Г. И. Зиновьев, возвратившийся из Гамбурга, где он незадолго до этого выступил с длинной речью на съезде «объединенных социал-демократов» (его слова тем более примечательны, что были сказаны на специальном совещании, посвященном делу Султан-Галиева, обвиненного в национализме и пантюркизме): «…Тяжелый инцидент с Султан-Галиевым ни в коем случае не должно использовать для того, чтобы ревизовать самую линию XII съезда… Мы видим уже, по-моему, совершенно ясно нашу дорогу на Восток. Это совещание нам осветило многое из того, что до сих пор было видно не столь конкретно, и в этом его громадное значение. Тупицы, называющие себя социал-демократами, которые имели недавно свой объединенный съезд в Гамбурге, умеют только посмеиваться над „туркестанцами“. „Туркестанец“ для них насмешливое прозвище, а уже о „калмыках“ говорить нечего. Но на то эти с-д. и агенты буржуазии, чтобы не видеть, какое великое значение имеет то движение на Востоке — со всеми его минусами и теневыми сторонами. Они закрывают уши, чтобы не слышать, и глаза, чтобы не видеть, какое великое движение было поднято все же нашей революцией за эти годы на Востоке» (см.: Тайны национальной политики ЦК РКП. Стенографический отчет секретного IV совещания ЦК РКП, 1923 г. С. 222) — прим. перев.
103 В 1925 году в Берлине была издана книга «Наследие Чингиз Хана». Анонимный автор-евразиец утверждал, что, вступив на путь петровских преобразований, московская Русь предала наследие монголов. Сходным образом, другой евразиец, князь Н. С. Трубецкой, связывал возвышение Москвы с «туранизацией» византийского православия (см.: Н. С. Трубецкой. К проблеме русского самосознания. Берлин, 1927). Примечательно, что уже К. Леонтьев называл преступлением предательство Россией византинизма (см.: К. Леонтьев. Византинизм и славянство // К. Леонтьев. Собрание сочинений. М, 1912. Т. 5. С. 145; ср.: Н. Бердяев. Константин Леонтьев. Париж, 1926. С. 218).
104 Характерно, однако, что сам Ленин отвергал пацифизм Л. Н. Толстого именно потому, что усматривал в нем нечто «восточное» (ср.: В. Фриче. Ленин и классовое лицо Толстого // Пролетарская революция. № 7 (Апрель 1928). С. 3—12).
105 Разумеется, за исключением лозунга «священной» войны против «басурман» за освобождение Царьграда.
106 «Линейная» философия истории всего лишь дополнялась новым элементом: если по Гегелю высшей — и окончательной — манифестацией Абсолюта была германская культура, теперь это место оказалось занято другой всемирно-исторической эпохой — православно-славянской.
107 П. Чаадаев. Апология сумасшедшего // Сочинения и письма. М., 1913. Т. 1. С. 228. Чаадаев считал, что на Востоке все силы подчинены высшему авторитету, тогда как в России, напротив, отсутствует всякая духовная иерархия. Превосходство Востока над Россией определяется, по мнению Чаадаева, теократическим характером восточных традиций. Западник Чаадаев оспаривал, таким образом, тезис, согласно которому деспотизм непременно является препятствием на пути прогресса.
108 Однако в отличие от французского Просвещения XVIII века западники не иделизировали Китай. Напротив, Мережковский отождествлял «китаизацию» с «желтым позитивизмом» и мещанством (см.: Д. Мережковский. Желтолицые позитивисты //Д. Мережковский. Полн. собр. соч. Т. XIV. СПб., 1914. С. 5, 40).
109 Следует отметить, что реформа системы образования, проведенная в 1835 году, реформа, посредством которой Николай Первый стремился закрыть европейскому Просвещению путь в Россию, предусматривала введение курса монгольского языка во всех российских университетах (ср.: Бартольд. История. С. 269; см. также: Кряжин. Сумерки, с. 121, примеч. 4). Уваров, знаменитый министр просвещения при Николае Первом, был убежден, что Россия «основана на Азии» (ср.: С. А. Уваров. Projet d'une Academie asiatique. (Etudes de philologie et de critique). St. Peterburg, 1843. P. 8; см. также: S. A. Uvarov. Uberdas Studium des Orients. Breslau, 1819). Период деятельности Уварова-министра был золотым веком для российского востоковедения. Уваров верил в то, что предназначение России — посредничество между Европой и Азией.
110 Так Победоносцев приписывал либеральному деятелю армянину Лорис-Меликову азиатский характер, что делал «слева» и Михайловский.
111 Менее чем сто лет спустя герценовские установки по отношению к германо-романской цивилизации получили развитие в евразийских тезисах князя Е. Н. Трубецкого, чей труд «Европа и мир» (1928) как раз и был посвящен опровержению ее универсалистских притязаний.
112 Славянофильское представление об «изначальном» характере общинного землевладения на Руси (мира) было опровергнуто только в двадцатом веке.
113 Какая именно Россия имелась в виду — этого Южаков, конечно, не уточнил — в первую очередь, вероятно, в силу цензурных обстоятельств (его статья была написана во время разгрома «Народной воли»). С другой стороны, следует напомнить, что в самых различных азиатских культурах возникли свои собственные аграрно-коллективистские институты (панчаят в Индии, леса в Индонезии, Мус'а в Сирии), во многих отношениях сходные с русской крестьянской общиной (миром), хотя и не полностью идентичные ей. Как указал еще Александр Шифрин (см.: Alexander Schifrin // Archive fur Sozialwissenschaft. Bd. 55. S. 730. Anm. 8), сопротивление азиатского натурального хозяйства воздействиям европейской товарно-денежной экономики, разъедающей традиционные социальные структуры, обнаруживает черты сходства с русским народничеством. (Этому вопросу посвящен труд советского исследователя В. Хороса (см.: В. Г. Хорос. Идейные течения народнического типа в развивающихся странах. М., 1980). В своей книге (с. 139) он, ссылаясь на индийский источник (Marxist Miscellany. № 3. New Dehli, 1976. P. 64), приводит марксистскую трактовку движения Ганди как аналогии народничества.) Со своей стороны, русские народники (в частности, так называемые «областники» — Д. Клеменс, Г. Потанин, Н. Ядринцев) неоднократно выступали (прежде всего в Сибири) в защиту азиатских народностей Российской империи.
114 Уже С. М. Соловьев, знаменитый русский историк, рассматривал «восточный вопрос» как один из эпизодов вековечной борьбы Европы против Азии, причем Азия воплощала для него мертвящий дух степей, Европа же, напротив, — благотворное влияние моря (см.: С. М. Соловьев. Три статьи по восточному вопросу // С. М. Соловьев. Сочинения. СПб., 1882. С. 294 и ел.; см. также: Корсаков. Об историческом значении наступательного движения великорусского народа на восток. Казань, 1889. С. 4). Изображение русской экспансии как противостояния угрозе, исходящей от кочевников (так в свое время обосновывалась и необходимость китайской экспансии на запад) широко распространено в русской публицистике. В самом деле, два главных исторических противника России в Азии — Золотая Орда и Османская империя — представляли собой результат развития кочевых обществ.
115 Замечание Федорова относится к аграрному законодательству, введенному британцами в Бенгалии.
116 В этом Леонтьев был предшественником евразийства. Евразийская концепция присутствовала, например, в ранней советской политике в Азии — согласно высказыванию Троцкого (см.: Н. von Rimscha. Russland jenseits der Grenzen 1921–1926. S. 191). Луначарский сожалел о наличии «евразийских» течений в ВКП(б) (см.: Запад и Восток. Сборник Всесоюзного Общества Культурной связи с Заграницей. М, 1926. Кн. I/II. С. 10, 12).
117 Здесь Соловьев полемизирует с тем, что не так давно он сам выразил в другом стихотворении — «Дракон», посвященном Вильгельму Второму: там подавление ихэтуаней истолковывалось им как крестовый поход (ср.: Н. Сетницкий. Русские мыслители о Китае. Харбин, 1926. С. 28).
118 Слово «арийцы» употребляется здесь в его первоначальном смысле — «благородные».
119 Даже позднейшее евразийство оказалось не в силах устранить это вероисповедное препятствие. Так, например, выдающийся этнолог князь Н. С. Трубецкой называл индийские религии «оплотом Сатаны» (см.: Евразийский временник. Берлин, 1922. Т. 2. С. 177–230).
120 Ухтомский был сотрудником князя Мещерского, известного деятеля крайне консервативного направления. В то же время он критиковал политику насильственной русификации, основанную на идеологии казенного панславизма. Это обстоятельство и стало причиной его разрыва с панславистскими кругами. Ухтомский основал «просвещенно-монархическую» газету «Петербургские ведомости», которая неоднократно подвергалась нападкам черносотенцев, обвинявших газету в защите «инородцев»; цензура также неоднократно закрывала газету (Р. Е. Пубаев. Буддизм и литературно-художественное творчество народов центральной Азии: Г. А. Леонов, Э. Э. Ухтомский. К истории ламаистского собрания Государственного Эрмитажа. Новосибирск, 1985. С. 105, 107.). Примечательно, что «азиатский мистицизм» Ухтомского не помешал ему впоследствии сделаться директором Русско-Китайского банка; а после победы советской революции большевики не стали его трогать и даже оставили в его владении коллекцию произведений тибетского искусства.
121 Что же касается антирусского тезиса о русской «азиатчине», то характерным ее примером стали националистические рассуждения поляка Ф. X. Дучинского, по мнению которого Московская Русь, с присущим ей «аграрным коммунизмом» и самодержавным образом правления, представляла собой вовсе не европейское, а «туранское» общество — в противоположность Украине и Белоруссии, испытавшим влияние польской культуры и проникнутым «арийским индивидуализмом» (ср.: F. H. Duchinski. Necessites des reformes dans L'exposition de l'historie des peuples Aryas europeens et tourans. Paris, 1864. P. 31–79).
122 Что касается «идеалов высшего порядка», то рассуждения Ухтомского на этот счет представляют собой как бы распространение социально-мессианских представлений о традиционном общинном коллективизме (мир), которые народничество унаследовало от славянофилов, на страны Азии. Это было, разумеется, только начало долгого пути. Так, в 1918 году в Советской России была опубликована декларация (ее издал «Союз Освобождения Азии»), в которой говорилось, что обнищание азиатского крестьянства, с одной стороны, и традиции общинной собственности на землю (характерные для Сирии, Индии, Индонезии, Вьетнама) — с другой, могут стимулировать формирование общинного социализма. (Эта декларация приводится в книге: P. Schmitz. Moskau und die islamische Welt. Munchen, 1938. S. 8, 10.)
123 Нельзя не отметить сходства рассуждений «неославянофила» и монархиста Ухтомского с воззрениями западника-марксиста Г. В. Плеханова. Последний, как известно, приписывал Московскому государству сугубо азиатский характер. Другое дело, что оценки русской «азиатчины» были в этих двух случаях диаметрально противоположными.
124 Во время русско-японской войны иностранные обозреватели почти единодушно утверждали, что русские солдаты в Манчжурии обращались с китайцами как с равными, подрывая тем самым в глазах англичан авторитет белой расы (см.: М. Baring. With the Russians in Manchuria. 1905; Lord Brook. Eyewithness in Manchuria. London, 1905; цит. у: Heretz. P. 210–211).
125 В 1893 граф С. Ю. Витте писал Александру Третьему, что, с точки зрения принципов православия, самодержавия и народности, Россия не может сблизиться с Европой, тогда как азиатские народы тяготеют к ней. Благодаря России, азиаты, всегда ощущавшие власть как орудие угнетения, увидели бы в ней орудие справедливости. В своем отношении к Азии европейские государства попирают всякую человечность и всякую справедливость; потому-то теперь они и высказывают подозрения насчет намерений России в Азии (ср.: За кулисами царизма. Л., 1925. С. 78 и сл., 81).
Дискуссия
Еще по теме
РОССИЯ И МЕССИАНИЗМ
Мануэль Саркисянц к «русской идее» Н. А. Бердяева. Глава XV
Реплик:
0
Еще по теме
IMHO club
РОССИЯ И МЕССИАНИЗМ
Мануэль Саркисянц к «русской идее» Н. А. Бердяева. Грустное заключение
IMHO club
РОССИЯ И МЕССИАНИЗМ
Мануэль Саркисянц к «русской идее» Н. А. Бердяева. Глава XV
IMHO club
РОССИЯ И МЕССИАНИЗМ
Мануэль Саркисянц к «русской идее» Н. А. Бердяева. Глава XIV
IMHO club
РОССИЯ И МЕССИАНИЗМ
Мануэль Саркисянц к «русской идее» Н. А. Бердяева. Глава XII
ОБЫКНОВЕННЫЙ НАЦИЗМ
КАК СОЗДАТЕЛИ RAIL BALTICA ПЫТАЛИСЬ ОБМАНУТЬ ГЕОГРАФИЮ
ПОЛИТИЧЕСКАЯ КРИТИКА
Это Вы как нерусский рассуждаете? Или Вы как русский знаете лучше, как жилось нерусским?
ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО СЕРГЕЯ СИДОРОВА
Из разговора врачей(англоязычных):Ну, коллега, будем лечить или она сама загнется?!