Присоединяйтесь к IMHOclub в Telegram!

Библиотечка IMHOclub

21.11.2020

Валентин Антипенко
Беларусь

Валентин Антипенко

Управленец и краевед

Сегодня я гений!

К 140-летию Александра Блока

Сегодня я гений!
  • Участники дискуссии:

    6
    10
  • Последняя реплика:

    больше месяца назад

Я никогда не видал, чтобы человек умел так красиво и выразительно молчать. Константин Бальмонт о Блоке

Фраза, вынесенная в заголовок этой статьи, была первой, которая посетила голову  замечательного русского поэта Александра Блока, когда он поставил последнюю точку в поэме «Двенадцать».

Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчике из роз —
Впереди — Исус Христос.

Частотой восторженных самооценок  обычно страдают посредственности – завистливые и высокомерные. У гениального же поэта такое ощущение удачи означает лишь то, что он попал в точку, описывая некие события своего времени. И всего-то.

Блок многогранен, потому именно его творчество стало предметом стилевого подражания многих выдающихся поэтов революционного времени.

Критики делают вид, что не замечают, но разве не чувствуется стиль будущего Маяковского вот в этих строчках из той же поэмы «Двенадцать»?

Революционный держите шаг!
Неугомонный не дремлет враг!
Товарищ, винтовку держи, не трусь!
Пальнем-ка пулей в Святую Русь —
    В кондовую,
    В избяную,
    В толстозадую!

Или вот в этих строчках из стихотворения «Осень поздняя…» разве не проглядывается Есенин, искавший покровительства у маститого поэта по приезде в столицу?

Осень поздняя. Небо открытое,
И леса сквозят тишиной.
Прилегла на берег размытый
Голова русалки больной.

Низко ходят туманные полосы,
Пронизали тень камыша.
На зеленые длинные волосы
Упадают листы, шурша.

Александра Блока относят к числу самых талантливых литераторов Серебряного века не случайно.

Поэт-символист и переводчик, драматург и критик, он в своем творчестве «умел соединять низкие жанры и высокий стиль».

Таким же загадочным и противоречивым, но исключительно интересным для окружающих он был и в жизни – во всём сказывалось порода и воспитание, о чём коротко расскажем ниже.

А. Блок в детстве

Александр Блок родился 28 ноября 1880 года в российской столице.

Его дедушка, Андрей Николаевич Бекетов, был ректором Императорского  Санкт- Петербургского университета.

В летнее время детство будущего поэта проходило в подмосковном имении Бекетовых – Шахматово.

В своей  автобиографии Блок писал: «Мы часами бродили с ним (дедом) по лугам, болотам и дебрям…, выкапывали с корнями травы и злаки для ботанической коллекции; при этом он называл растения и, определяя их, учил меня начаткам ботаники, так что я помню и теперь много ботанических названий».

Отец будущего поэта — Александр Львович Блок был профессором права Варшавского университета. 

Родители мальчика развелись еще до его рождения, так как нервический муж стал поколачивать беременную супругу, и та сбежала от него в родительский дом.

 Блок позднее встречался с отцом, но вынес от этой встречи тягостное впечатление: «Выдающийся музыкант, знаток изящной литературы и тонкий стилист, — отец мой считал себя учеником Флобера.

… Свои непрестанно развивавшиеся идеи он не сумел вместить в те сжатые формы, которых искал; в этом искании… было что-то судорожное и страшное, как во всем душевном и физическом облике его».

 Недаром, в ответ на упрёки друзей порой несдержанный Блок отвечал: «Должно же мне хоть что-то остаться от отца!».

В семье Бекетовых царил культ литературы.

Бабушка мастерски читала вслух, а мать поэта вместе с сёстрами профессионально переводила с французского языка произведения Бальзака, Виктора Гюго, Флобера, Золя, Мюссе и многих других. Потому многие произведения французских авторов читались до того, как они появлялись на полках магазинов.

Маленький Сашура рос очень способным и развитым баловнем. Его первые стихи были написаны в пятилетнем возрасте под впечатлением поэзии Жуковского. 

В одиннадцать лет Блок был определён во Введенскую гимназию и в первый же день поразил родню ответом на вопрос, что его там поразило — «Люди».


Блок-гимназист

Ещё в феврале 1897 года тетка Блока записала в своем дневнике: «Сашура росту очень большого, но дитя. Увлекается верховой ездой и театром. Возмужал, но женщинами не интересуется».

1898 году  стараниями Сашуры учредили «Частный Шахматовский театр», где он декламировал Пушкина, Жуковского, Тютчева и был «чертовски хорош собой: со строгим, будто матовым лицом, с шапкой роскошных пепельных кудрей, безупречно статный и изысканно вежливый».

Пора увлечения женщинами началась не совсем обычным образом.

Будучи с матерью и тёткой на отдыхе в Южной Германии, Блок с первых дней завязал вроде бы ни к чему не обязывающее знакомство с красивой голубоглазой дамой 37 лет от роду, которую звали Ксенией Садовской.

Мать пробовала превратить их роман в шутку, тетка злилась, а Сашура стал волочиться за кокеткой и однажды остался у неё на ночь.

Через месяц они разъехались. Сашура кинулся писать пассии стихи, Садовская отвечала ему письмами.

Через пару лет Блок поостыл, а вот перезревшая красавица сохранила чувства к гимназисту на всю оставшуюся жизнь.

Потеряв в гражданскую войну детей и мужа, тронувшаяся умом Садовская  попала в Одесскую больницу, и надо же, её лечащий врач — знаток творчества Блока, обратил внимание на сходство инициалов «К.М.С»   с посвящением в цикле стихов «Через двенадцать лет».

«Синеокая, бог тебя создал такой.
Гений первой любви надо мной…
Разметает он прошлого след,
Ему легкого имени нет».

О посвященных ей стихах бедняжка Садовская узнала впервые. 

После её смерти выяснилось, что потеряв решительно все, женщина сберегла единственное – в подоле юбки было зашито (заметьте!) двенадцать писем Блока, перевязанных крест-накрест алой лентой.

Этот поразительный случай – не единственное свидетельство того, что Блок от природы был наделён необыкновенной внутренней силой, которая пролилась в его творчестве и была засвидетельствована многими современниками.

Очередной необычный роман Блока случился в соседнем с Шахматово имении летом 1898 года.   

Усадьба принадлежала великому химику Дмитрию Менделееву, с которым был дружен дед Блока.

Единственная шестнадцатилетняя дочь Менделеева вышла встречать гостя в розовой блузке — румяная, золотоволосая, она поначалу показалась Блоку очень строгой.

Люба тоже любила  театр и даже мечтала о сцене, и парочка в срочном порядке решила приняться за постановку шекспировского «Гамлета». 

Гамлета, конечно, играл Блок, Офелию — Люба.

Спектакль ставился  в большом сарае на грубо сколоченной сцене, но сотня зрителей заметила, что между Гамлетом и Офелией  завязались чувства, описанные потом в нескольких циклах блистательных стихов.

Однако лето кончилось, и молодые люди стали видеться редко — она доучивалась в гимназии, он ходил в университет и пребывал в ожидании.

На столетие Пушкина они опять на тех же подмостках играли сцены из «Бориса Годунова» и «Каменного гостя». Блок снова томился и выжидал, а Люба казалась безразличной.

В конце концов, он к спектаклям охладел и, вернувшись в Петербург, перестал бывать у Менделеевых.

Казалось бы, у романа продолжения не будет, но на Пасху мать подарила Сашуре  книгу стихов «чистого символиста» Владимира Соловьева,  философа и публициста, который писал о том, что земная жизнь — всего лишь искаженное подобие мира «высшей» реальности, и пробудить человечество к истинной жизни может только Вечная Женственность.

Впечатлительный Блок сразу определил  Любу  носительницей той самой Вечной Женственности, и с тех пор его сексуальный интерес к девице был раздавлен грузом Вселенской ответственности.

Он писал ей письма-объяснения, переживал мучительные встречи и расставания, а когда решил жениться, то перед венчанием вдруг осознал, что не жаждет плотской любви, и «запрещённость всегда должна оставаться в этом браке», оставляя им обоим степень свободы от супружеских обязательств.

А потом началось необыкновенное.

Блок пригласил на свадьбу своего нового друга, поэта Андрея Белого, который уже печатался в крупных журналах.

Последний на торжество приехать не смог, но вскоре объявился в Шахматово, потом помчался за молодожёнами в Петербург. Летом  он вновь с Блоками едет в имение и пошло-поехало.

Для непосвящённых всё это со стороны выглядело проявлением большой и искренней дружбы между двумя талантливыми членами поэтического цеха, а на деле оказалось любовью к одной и той же Прекрасной Даме – Любаше Блок.

 Андрей Белый сгорал от вожделений, а сердце Блока витало в облаках и было преисполнено нежнейших чувств, которые вылились в его первую книгу «Стихи о Прекрасной Даме», изданную в конце 1904 года в издательстве «Гриф».

Покраснели и гаснут ступени.
Ты сказала сама: Приду.
У входа в сумрак молений
Я открыл мое сердце. – Жду.

Что скажу я тебе – не знаю.
Может быть, от счастья умру.
Но, огнем вечерним сгорая,
Привлеку и тебя к костру.

Расцветает красное пламя.
Неожиданно сны сбылись.
Ты идешь. Над храмом, над нами –
Беззакатная глубь и высь.

Эта мучительная неразбериха в отношениях двух гениальных поэтов и одной заурядной женщины продолжалась три года, и в ней были виноваты все, так как на объяснения ни у кого не хватило мужества. 

Частичная развязка случилась в июне 1905 года, когда поскандаливший с другом Андрей Белый уехал из Шахматово, оставив Любаше записку с признанием. А она не придумала ничего лучшего, как поделиться с мужем.

 Может быть, этим она хотела заставить Блока поменяться и наконец-то заключить её в свои объятья, но этого не случилось.

Между друзьями началась почтовая дуэль, в которой Люба выступала арбитром.


Андрей Белый

Белый называл стихи Блока: «идиотски бессвязные, понахватанные черт их знает откуда». Блок в ответ писал Белому: «Я не мистик, а всегда был хулиганом».

Когда почтовые служащие забастовали, и бумажная дуэль прекратилась, Белый, преисполненный желания увести Любашу от мужа, объявился в Петербурге, пошёл в решительное наступление, и оно оказалось частично успешным.

Да и Люба имела козырь оправдания — она помнила предсвадебное письмо Блока, в котором он пылко объяснял невесте:

«… моя любовь к тебе совершенно необыкновенна.  А значит, в ней не может быть ничего обыкновенного! Понимаешь? Ни-че-го!».

Но женщине как раз не хватало этого «обыкновенного», потому, когда в Петербург примчался влюбленный Андрей Белый, она  сопротивлялась не долго.

С тех пор и началась эта «странная жизнь, где все трое были явно не на своем месте», но Блок чувствовал своё преимущество:

И двойственно нам приказанье судьбы:
Мы вольные души! Мы злые рабы!

Покорствуй! Дерзай! Не покинь! Отойди!
Огонь или тьма — впереди?

Кто кличет? Кто плачет? Куда мы идем?
Вдвоем — неразрывно — навеки вдвоем!

 

Дискуссия

Наверх
В начало дискуссии

Еще по теме

Александр Малнач
Латвия

Александр Малнач

Историк, публицист

УБОГОЕ БИТОВСКОЕ СЧАСТЬЕ...

С газонами и фонтанами

Елена Фрумина-Ситникова
Канада

Елена Фрумина-Ситникова

Театровед

Я ЖИТЬ ХОЧУ, ЧТОБ МЫСЛИТЬ И СТРАДАТЬ

Сказал когда-то Пушкин

Вадим Нестеров
Россия

Вадим Нестеров

Историк и публицист

НЕЗНАЙКА ПРЕДУПРЕЖДАЛ

А мы не услышали!

Лилит Вентспилская
Латвия

Лилит Вентспилская

ВСЕ ЖЕНЩИНЫ ДЕЛАЮТ ЭТО.

Романтический идеал мужчины - это август, сеновал и «мисс Алабама».

ВОЙНА МЕЖДУ ЕС И РОССИЕЙ, КОТОРАЯ ПОЩАДИТ АМЕРИКУ

Если автор в "это" верит один, то почему я должен быть вторым? Я бы поэтому поводу рекомендовал послушать не Трампа, а Артамонова.

ВСЕ МЕНЬШЕ НАТО

Ну вы и тупой! Я вам тут уже два раза развёрнуто объяснил эту ситуацию, но вам, Я вижу, не в коня корм...

НИ ДЛЯ КОГО НЕ СЕКРЕТ

Ну, так русский еще короче. Драйвер, обозначающий что угодно, аж 7 букв. Русский аналог универсального обозначения чего угодно - 5.

НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИНТЕРЕС ПРОТИВ КЛАССОВОГО

Леонид, Вас - однофамильцев - было трое...1) Вы /Латвия2)Дядя Сережа(Радченко)/Литва3)Врач скорой помощи Сергей Радченко/ЛатвияСлава богу, с памятью - все хорошо!На пару-тройку час

МЫ ЖИВЕМ НА ПЛАНЕТЕ ТАКИНЕТОВ

И да, просто мне - на заметку...Когда сносили памятник в Риге - советским воинам - это был "сегодня самый лучший день"?!

Мы используем cookies-файлы, чтобы улучшить работу сайта и Ваше взаимодействие с ним. Если Вы продолжаете использовать этот сайт, вы даете IMHOCLUB разрешение на сбор и хранение cookies-файлов на вашем устройстве.