Тридцать лет назад, в несуществующем уже государстве, в софитах концертной студии «Останкино» публике явилась незабываемая коренастая фигура. Невысокий широкоплечий человек в синей рубашке, с каменным лицом, тяжёлым исподлобным взглядом и шерстяною чёлкою, зачёсанной наперёд, водрузился в кресло капитана.

Зрители ожидали чуда — как прильнувшие к экранам, так и непосредственно копошащиеся в студии.

И мрачный человек объявил о нём.
 
«Возможность донести возможности» — звучит не очень. Но не будем придираться к спичу, который уже принадлежит большой истории. В главном Анатолий Михайлович Кашпировский был прав.

Случилось невозможное. Состоялся небывалый прорыв. «Акт психологического воздействия» (тоже замечательно откровенное, правильное и честное определение) свершился.Из самого центра тяжёлого, монолитного, тоталитарного государства, веками не допускавшего ни малейшей крамолы, ни малейшего отступления от идеологических канонов, на одну шестую часть суши началось вещание персонажа не менее колоритного и спорного, чем нашумевшие Калиостро или Сен Жермен.

Причём если те, черти, были графья, то Анатолий Михайлович, учитывая безбрежность внимающей ему аудитории (она исчислялась не просто миллионами, но десятками миллионов, плавно переходящими в сотни), был уже не просто граф и даже не герцог, а просто цезарь какой-то. Отсюда, наверное, и пресловутая чёлочка на лоб.

В ходе встречи выяснилось, что опыт чудопостижения после встречи с Цезарем ранее испытала добрая часть находящихся в зале.

От исцелённых последовали истории спасения, в чисто американском стиле встреч с протестантскими проповедниками. Но рассказывали-то их не далёкие американцы, а наши, такие обыденные и достоверные, советские люди — алая помада, штаны-бананы и причёски утюгом.

У одной тёти под воздействием гуру исчезли двенадцать бородавок и начали рассасываться рубцы от гинекологической операции. Один мальчик встал с инвалидного кресла и стал ходить. Один дядя привёл жену, наполовину уже излеченную от бокового амиотрофического склероза. Другой дядя поведал, что относился к целителю скептически, слушал вполуха, — а у него возьми да исчезни киста на почке. (Речь, разумеется, не о целителе, а о дяде)

Ещё одна тётя рассказала о своём сыне, больном гемофилией, которого она подносит к экрану во время сеансов Цезаря. Здесь, конечно, нельзя было не вспомнить другого великого волхва, Григория Ефимовича Распутина, спасавшего от гемофилии цесаревича Алексея.
 

Царская семья, разумеется, была без ума от старца. Вот интересно, смотрели ли по телевизору сеансы здоровья от Кашпировского Михаил Сергеевич и Раиса Максимовна?

Может быть, даже головами крутили. Многие тогда и в зале, и перед телевизором вертели головами и делали руками пассы. Высвобождали энергию. Гуру поощрял.

Так или иначе, история с Распутиным случилась менее чем сто лет назад, и повторялась с замечательным символизмом. В смутные времена, как в никакие другие, что власть имущие, что народ имеет обострённую потребность в чуде, и обязательно появляется чародей, способный это чудо сотворить.

О своём чудодействии, как уже говорилось, Анатолий Михайлович объявил предельно внятно.
 

Двадцать пять лет проработавший в психбольнице, он оказался на своём месте во времена массового помешательства, — сказать, в его главе.

«Будьте активны в том, чтобы быть пассивными», — приказывал каменнолицый человек из телевизора, и его указы выполнялись уже гораздо лучше указаний руководящих работников КПСС.

Цезарь Кашпировский вообще оказался человек удивительно понимающий. Вот что он говорил двадцать три года спустя о своём прорыве и хлынувших следом многочисленных последователях — колдунах, целителях и экстрасенсах:
 
Эпидемия действительно набирала обороты. Доверчивый народ начал ставить к телевизору тюбики с «крэмами» и банки с водой, чтобы зарядить их волшебной энергией. В остроумной повести диссидента Зиновьева энтузиасты ставили ещё и пустые тарелки, дабы наполнить их в изобилии навешиваемой с экрана лапшой.

Началась грандиозная эпоха шарлатанства. Как уже было сказано, она часто сопутствует смуте, и, как смута продолжается нынче в своём вялотекущем варианте, так и вялотечёт шарлатанская эпоха. Непрекращающиеся битвы экстрасенсов в телевизоре, из которого исчез уже могучий Анатолий Михайлович, — тому отличное подтверждение.

Помянутый Кашпировским Чумак стал, действительно, ещё одним неоспоримым солистом в эпидемии целительства.

Никто другой из шедших вслед за Цезарем такого успеха не имел. Была Джуна — тусовочная массажистка, вравшая, что лечила Брежнева, был забытый сегодня Лонго — якобы белый маг с усами колхозника. Но столько банок, сколько Чумаку, на подзарядку к ним никто не принёс.


Юрий Лонго

Интересно, что Кашпировский родился в Хмельницком, Чумак — в Москве, но, судя по фамилии, тоже имел украинские корни. Персонажи Гоголя из «Вечеров на хуторе близ Диканьки», лесные, болотные, драповые и клетчатые, причудливо оживали.

Кто знает, может, у самого Вия был такой же пронзительный, повелительный взгляд.

В какое-то момент противостояние Анатолия Михайловича и Аллана Владимировича (именно так, через два «Л» звали Чумака) достигло апогея. Потом всё затихло.
  Новость о смерти Чумака пришла в семнадцатом году. Как знать, что случилось на самом деле, подумал я тогда.

Что если это финальная точка в их битве с Кашпировским, и теперь, через много лет сражений, победил последний?

Что если Анатолий Михайлович всё это время мечтал об абсолютной власти над миром, и только старый джедай Аллан мог его как-то сдерживать?
Теперь один из титанов победил. И на Мауна-Кеа, самой высокой точке мира, воцарится Всевидящее Око Кашпировского, и вся техника, от телевизоров до микроволновок, будет непрерывно транслировать его «устаноўку».

И все будут, внимая, качать головами, рассасываясь и зарубцовываясь, и считать до десяти, погружаясь в вечный сон разума, рождающий чудовищ, под сардонический хохот Цезаря.

И спасутся лишь те, кто сохранил заряженные Аланом банки, и перейдут в безнадёжное подполье, рядом с которым покажется детским садиком партизанщина против «Скайнета»…

К счастью, мои тяжёлые предчувствия не оправдались. Вот уже два года, как всё спокойно. Ну и те самые тридцать лет с той поры, как мы вступили в волшебство. Что ж, ещё в великой пьесе Горького Актёр упоённо цитировал Беранжера:
Такое действительно надо уметь.
 

---

---