У большинства советских политиков — незавидная судьба.

Многие из них оболганы, первые лица преданы анафеме, и только единицы остались в прочной оболочке положительного общественного восприятия, которая была создана вокруг них в советское время.

Что касается выходцев из здешних мест, то к «неприкасаемым» следует отнести, пожалуй, двух совершенно непохожих государственных деятелей высшего эшелона — Андрея Андреевича Громыко и Петра Мироновича Машерова.

В 70-е годы нам, молодым выдвиженцам, частенько приходилось вести разговоры о наших земляках, занимающих большие посты в руководстве СССР. Обсуждение в основном вертелось вокруг того, какая от них польза для республики, и кто из них на стороне нашего руководителя — П.М. Машерова, находившегося под прицелом его кремлёвских завистников.

В центре внимания, конечно же были бывшие партизаны — Кирилл Мазуров, Михаил Зимянин и более поздние выдвиженцы, но я не припомню, чтобы личность Андрея Громыко обсуждалась в этом ракурсе. Он республику посещал редко и существовал будто бы вне белорусской повестки, хотя в 1958-1989 гг. избирался в Верховный Совет СССР от округов Белоруссии.

Мой отец вспоминал, как Громыко 7 марта 1958 года приезжал в Вилейку на встречу с избирателями.Его сопровождал тогда 1-й секретарь Молодечненского обкома КПБ С.О. Притыцкий, баллотировавшийся в Совет Национальностей по тому же Молодечненскому избирательному округу. В зале едва умещалось 200 человек, которым Громыко рассказал о внешней политике государства, не затрагивая вопросы хозяйственной деятельности.

В феврале 1979 года на этот раз уже мне приходилось принимать непосредственное участие в подготовке и проведении подобной встречи Андрея Андреевича со столичными избирателями и наблюдать за ним, находясь поблизости.

На людях Громыко держал дистанцию и вёл себя подчёркнуто официально. Эдакий «человек в футляре». Высокий рост, ассиметричный рисунок плотно сжатых губ создавал впечатление строгости и превосходства.
 

Говорил он с небольшим акцентом, стандартными фразами, и по всему было видно, что для него эта встреча — протокол, который должен быть исполнен без всяких сантиментов.

Только жена, находившаяся на торжественном концерте рядом с мужем, старалась всем улыбаться и даже прослезилась во время выступления детского танцевального коллектива в национальных костюмчиках.

Ответ на вопрос, почему осторожный во всём Громыко держал дистанцию и не давал повода считать себя своим, вытекает из того, что он знал кремлёвские расклады и не хотел перед камерами демонстрировать своё отношение к неудобному кремлёвским старожилам белорусскому руководству.

Для того, чтобы понять побудительные мотивы поведенческой линии Андрея Громыко, сделаем беглый биографический экскурс.

Будущий главный дипломат страны родился в белорусской деревне Старые Громыки Гомельского уезда Могилёвской губернии 5 (18) июля 1909 года. 


Молодость

Его брат, Дмитрий, после войны непродолжительное время работавший в Гомельском облисполкоме, раскопал в архивах, что фамилия Громыко корнями уходит к одному из радимичских воевод. Соратники воеводы в давние времена облюбовали место по обе стороны реки Беседь и образовали две деревни — Старые и Новые Громыки. С тех пор всех старожилов называли Громыками, отличая по прозвищам. У предков нашего героя было прозвище Бурмаковы.
 

Заметим, что слово «бурмак» означает крепкий табак, потому можно предположить, что кто-то из Громык выращивал его или был заядлым курильщиком.

Участник Первой мировой войны, отец Андрея время от времени ездил на заработки в Канаду и потому знал английский язык. Нет сомнения, что он делился впечатлениями о заокеанской жизни с сыном, работая с ним на сплаве леса. Сын в своих мемуарах вспоминал его «беседы на завалинке» с местными жителями, но, как ни странно, в годы репрессий никто на семью донос не написал.

Очевидно и то, что именно от отца Андрей получил первые навыки владения английским языком, в котором упражнялся постоянно.

Мать нашего героя, Ольга Евгеньевна, происходившая из крестьянской семьи, очень любила книги, поэтому в деревне ее называли не иначе, как «профессор».

Ранние страницы своей биографии будущий глава советского МИД по понятным причинам скрывал, везде указывая якобы крестьянское происхождение.

После семилетки, Андрей Громыко окончил Гомельскую профессионально-техническую школу, а затем — Староборисовский сельскохозяйственный техникум. В 1931 году его, сельского комсорга, приняли в партию и сразу же избрали секретарём партийной ячейки.

В этом же году он поступил в Минский финансово-экономический институт, откуда после 2-х лет обучения его направили директором школы в деревню Каменка под Минском с продолжением учёбы заочно. Такому повороту судьбы способствовала и то, что в институте Андрей встретил свою любовь, студентку Лидию Гриневич, которая в 1932 году родила ему сына — нужно было содержать семью.Директорство и заочная учёба давала молодому руководителю возможность активно заниматься самообразованием и приобрести первичные управленческие навыки, что было замечено начальством.


Семья

После окончания института в числе наиболее активных и способных молодых партийцев он по рекомендации ЦК КПБ был направлен в аспирантуру АН БССР, а в 1934 году продолжил работу над диссертацией в Москве.
 

Научный интерес Громыко был связан с изучением опыта решения сельскохозяйственных проблем в США, для чего пригодилось знание английского языка.

После защиты диссертации Громыко направили в НИИ Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук, где он работал старшим научным сотрудником, а в 1938 году он получил назначение учёным секретарём Института экономики Академии наук СССР.

Исследователи часто упоминают, что, занимаясь самоподготовкой, молодой учёный проявил большой интерес к деятельности царского министра экономики Сергея Витте, чьи мемуары вышли в советской России в 1923 году под редакцией академика М.И.Покровского.


Сергей Витте

Надо заметить, что сколь-нибудь существенных теоретических работ по экономическим вопросам Витте не написал. Он больше запомнился, как инициатор финансовых реформ и эффективный организатор-управленец. Снискал он авторитет и тем, что умел находить выход из самых сложных ситуаций, включая неважные отношения с царём Николаем ІІ.

Ценность мемуаров с точки зрения познания жизненных манёвров была настолько велика, что по некоторым свидетельствам один из крупнейших американских банкиров Джейкоб Шифф пожелал их выкупить, предложив миллион долларов.
 

Одним словом, мемуары Витте для Громыко были чем-то сродни книгам Дэйла Корнеги, которыми в 80-х годах зачитывались все управленцы и начинающие бизнесмены.

Следует заметить, что в России отношение к деятельности Витте было противоречивым. Либералы положительно оценивали создание в империи благоприятного инвестиционного климата, благодаря чему были достигнуты поразительные успехи в области строительства железных дорог и других коммуникаций, развивалась тяжёлая промышленность. Подчёркивались дипломатические успехи Витте в переговорах с японцами в финале русско-японской войны 1904 — 1905 годов за контроль над Маньчжурией и Кореей.

Другие же до сих пор обвиняют его в колоссальных издержках России из-за введения золотого обеспечения почти всей бумажной денежной массы, а также в том, что индустриализация имела однобокий характер, т.е. была направлена на использование иностранными компаниями российской сырьевой базы вместо выпуска конечной продукции. Похожее происходит и сейчас.

В конце 30-х годов молодого и перспективного учёного планировалось направить в Дальневосточный филиал Академии наук, но именно тогда случился кардинальный поворот, определивший дальнейшую судьбу Андрея Громыко.
 

Все предыдущие его заделы, включая знание английского языка, сработали — обескровленный от «чисток» Наркомат иностранных дел нуждался в опытных кадрах с аналитическим складом ума и Громыко пришёлся кстати.

В 1939 году его пригласили на комиссию ЦК, где Молотов и Маленков подбирали кандидатуры для дипломатической работы. Глубоко рыться в биографии назначенца не стали, так как выходец из белорусской деревни показался комиссии «подкупающе простоватым».

Дипломатическая карьера Андрея Громыко развивалась стремительно. 

Весной 1939 года он заведовал отделом американских стран Народного комиссариата иностранных дел, и уже осенью его вызвали к Сталину и предложили работу в советском посольстве в США. Под патронажем генштабиста А.Васильева он изучил азбуку дипломатии и был назначен на должность советника полномочного представительства СССР в Соединённых Штатах.


В Америке

Таким образом Громыко избежал участи двух своих братьев, погибших на фронтах Великой Отечественной войны. Да и третий его брат, хотя и вернулся с войны, но прожил не долго, скончавшись от последствий ранений.

Посол СССР в Америке отнёсся к Громыко с прохладцей, но тот, памятуя тактику взаимоотношений Витте с царём, прилежно выполнял поручения, вёл себя скромно, но с достоинством, заводил связи с влиятельнейшими бизнесменами, включая семейство Рокфеллеров, которое о нём отзывалось положительно.

Одним словом, своей деятельностью он вызвал расположение американских властей и СМИ.


С послом Максимом Литвиновым

Как следствие, в начале 1943 года именно ему досталась посольская должность после отзыва Литвинова в Москву. Её он занимал до 1946 года, приняв участие в подготовке Тегеранской, Потсдамской и Ялтинской конференций — в последней принимал участие лично.

В 1946 году его назначили заместителем Министра иностранных дел и послали в Америку на церемонию подписания соглашения об учреждении ООН с советской стороны. Так он стал первым постоянным представителем СССР при этой влиятельнейшей в то время организации.


Громыко подписывает Устав ООН

Для того, чтобы иметь представление о деятельности Громыко в тот период, лучше обратиться к мнению о нём зарубежных коллег по дипломатическому цеху.

Американцы, довольно хорошо знавшие Громыко как посла в США, на страницах журнала «Time» отмечали его «умопомрачительную компетенцию». Считающийся летописцем ООН бывший заместитель Генерального секретаря британец Брайан Уркхарт в унисон американцам писал, что Громыко, будучи очень молодым советским послом в Вашингтоне в военные годы, «уже в те времена считался кем-то вроде вундеркинда».

Далее сэр Брайан так характеризует период работы Громыко в ООН:
   

---

---