1.

По своей первой профессии я — преподаватель вуза (хотя уже много лет совмещаю ее с журналистской работой). Вследствие этого я часто и много общаюсь с молодыми людьми. В последнее время, как только наступит 7 ноября — а теперь это рабочий день, на который тоже приходятся лекции и семинары —  студенты, зная, что я сторонник левых убеждений, постоянно засыпают меня вопросами. Вот самые типичные из них: «а стоило ли устраивать революцию? Может зря большевики взбаламутили народ, повели за собой и толкнули в пропасть гражданской войны? Может лучше было оставить все как было и страна медленно, поступательно развивалась бы и без кровопролитий достигла того, чего достиг Советский Союз?».

Представителям старого советского поколения, чья сознательная жизнь, а не только краешек детства и юности, пришлась на советский период, эти вопросы  кажутся странными. Они узнавали о смысле революции от своих отцов и дедов, которые и совершали эту революцию, потом  строили индустриальные гиганты страны Советов, потом защищали социалистическую Родину от фашистов и снова поднимали страну из руин. Но современные молодые люди выросли уже на антисоветской антисоциалистической пропаганде. Им с ранних лет  и в школах, и с экранов телевизоров и с сайтов Интернета внушали что «злые Ленин и большевики» разрушили благостную прекрасную империю, где все жили богато и счастливо. У современной молодежи, в отличие от представителей среднего и старшего поколения, нет «родового»  знания о революции, да и СССР для — глава в учебнике по истории. Поэтому ничего не остается, как обращаться к их разуму, логическому мышлению, умению критиковать и отличать исторические факты от фальсификаций.   И я по мере сил стараюсь это делать.

В определенный момент я подумал, что ответы, которые я предлагаю своим студентам, просто молодым людям, могут понадобиться и другим и решил  кратко их сформулировать и изложить в виде статьи.

2.

Прежде всего я говорю своим молодым слушателям  примерно следующее. А с чего вы взяли, что народ был безгласной, бездумной, безынициативной массой, которая  послушно взяла и пошла туда, куда ее повели большевики? Ленин говорил, что революция — социальное творчество масс, а не  результат действий узкой группы революционеров, далеких от народа.  И вообще историю не делают отдельные героические, выдающиеся личности, и не делают даже группы «инициативных», активных людей.  Возможно, вам это покажется парадоксом, но Историю делают миллионные массы — своими мелкими поступками и желаниями, которые никто из них не воспринимает как важные, исторические, судьбоносные. Но объединяясь с другими такими же поступками и желаниями, усиливаясь в тысячи и сотни тысяч раз, они порождают исторические тенденции, закономерности, общественные интересы, которые уже начинают выражать политические силы и отдельные выдающиеся личности (и тут обывателям от философии и политики и начинает казаться, что пришел «герой» и совершил или предотвратил революцию).  

Если бы Российская империя была такой благостной прекрасной страной, какой она изображалась в знаменитом фильме Говорухина «Россия, которую мы потеряли», то никакая пропаганда большевиков не смогла бы поднять сытых, всем довольных, беззаветно любящих «царя-батюшку» крестьян и рабочих на восстание. Революция начинается тогда, когда страна сталкивается с глубинными, проблемами, затрагивающими жизненные интересы практически каждого. При этом решить эти проблемы другими, ненасильственными, мирными способами уже невозможно. Всякой революции предшествует целая череда реформ сверху, при помощи которых  руководство страны пыталось снять эти проблемы, но безуспешно (в нашем случае имеются в виду, конечно, и реформы Александра Второго и реформы Витте, и знаменитые реформы Столыпина). Именно потому что реформы не удались, люди срываются и идут на крайние меры.

Революция — это социальная стихия, которая часто становится неуправляемой,  крушит и ломает все, что ей попадется, и здесь уже не вожди  повелевают массами, а наоборот, массы влекут за сбой вождей. А те вожди и политики, которые не поняли желания масс или не захотели их исполнить, отбрасываются на обочину истории.

И продолжаются такие социальные катаклизмы не день и не два, а годами.   Так, русская революция (которую назвали Октябрьской по дате вооруженного переворота в Петрограде) началась еще в феврале 1917 и продолжалась, если считать весь период коренных перемен, до 1922 года. Только с учреждением Советского Союза жизнь на территории бывшей империи вошла в спокойную, мирную колею (и то не везде, борьба с басмачами в Средней Азии продолжалась до 30-х) и можно стало говорить об окончании революционных событий.   

Но окончание это не происходит пока нерешенные старым режимом (и неразрешимые в рамках старого режима!) проблемы не найдут какого-нибудь разрешения, более или менее удовлетворяющего большинство.  Только после этого основная масса, еще недавно бурлившая и требовавшая террора и самосудов, успокаивается и можно констатировать: то, ради чего народ взвихрился и восстал, достигнуто. 

Так что же это за проблемы, которые вызвали революцию в России в 1917 году и которые плохо ли хорошо ли, но эта революция решила, так что эта пятилетняя (с 1917 по 1922) кровавая свистопляска все же оказалась не напрасной?

3.

Первой и главнейшей для большинства россиян того времена проблемой был аграрный вопрос.  В деревне тогда жили больше 100 миллионов человек. В основном они проживали  в доуральской России и  самое первое от чего они страдали — малоземелье. Вызвано оно было демографическим взрывом, длившемся в России с начала XVIII по начало XX века. За одно правление Николая Второго население страны выросло на 60 миллионов человек. Причем это были преимущественно крестьяне, которые кормились с узких полосок земли, предоставляемых им общинами. Чем больше было детей, тем отрезки становились уже. К 1914 на одну крестьянскую душу приходилось 2, 6 десятины при том, что для нормального самообеспечения нужно было от 8 до 15 десятин.  Теперь понятно, почему по России того времени через каждый 10-15 лет покатывался голод, настоящий, с трупами на улицах деревень, даже с людоедством. За Царь-Голод 1889-1892 погибло 1, 7 миллиона человек.

Проблему малоземелья пытались решить все политические силы. Царское правительство во главе со Столыпиным попыталось в 1906-1911 гг. переселить часть крестьян за Урал, в Сибирь и наделить их там землями, чтоб и переселенцы зажили вольготно и оставшиеся в европейской части землепашцы, получив земли уехавших, вздохнули свободнее, отъелись.   Проект провалился. Нужно было, чтоб уехало как минимум 20 миллионов человек, а уехало за все годы — около 3 миллионов. А в Российской империи того времени был такой уровень рождаемости, что 2-3 миллиона человек появлялось на свет за год.  

Буржуазные партии — октябристы, кадеты   предлагали крестьянам выкупать помещичьи земли. 100 тысячам помещиков (30 тысячам семей) принадлежало в 1905 году 70 миллионов десятин земли! Еще 2, 5 миллиона десятин  сельскохозяйственных угодий принадлежало церкви. Их распределение среди крестьян если бы не решило проблему полностью, но облегчило бы положение хлеборобов.   Но у крестьян не было денег. Мало того, что они жили скудно, они должны были выплачивать кредиты за те земли, которые получили сельские общества еще в 1861 году, при освобождении от крепостного права. Царь-Освободитель выкупил у помещиков часть земли и передал ее крестьянам. Но за деньги, под проценты, платить которые нищие хлеборобы должны были аж до 1928 года…

Эсеры  обещали крестьянам отдать помещичьи и церковные земли бесплатно. Эсеры даже составили из крестьянских наказов проект «Декрета о земле», где было сказано, что вся земля передается государству, а оно отдает ее в аренду крестьянским общинам, товариществам и коммунам, запрещая наемный труд и  частную собственность на землю (а значит и спекуляцию землей). Земля должна использоваться лишь трудящимися и по прямому сельскохозяйственному предназначению.

Этот декрет крестьян очень устраивал. Но вот беда — эсеры, даже после того как попали в правительство (а министром земледелия во Временном правительствен был эсер Чернов) отказывались его принимать. Они твердили о войне до победного конца, об Учредительном собрании (в котором были бы представлены и помещики, и городская буржуазия, и непонятно, что бы это собрание решило).

Большевики же, свергнув Временное правительство, передали власть Второму съезду Советов (то есть представителям трудящегося большинства), который выполнил волю крестьян и, наконец, принял «Декрет о земле». Отношения между большевиками и крестьянами в годы гражданской войны складывались сложно. Но большевики в отличие от белых никогда не посягали на право крестьян распоряжаться  всей годной для  сельского хозяйства землей, включая бывшую помещичью. И когда возник СССР, то был принят земельный кодекс, по которому были утверждены чаянья крестьян, отраженные в «Декрете о земле».   Это и был один из главных результатов революции, за который крестьяне  с вилами шли на винтовки «белых».   Крестьяне получили бывшие помещичьи, церковные и царские земли.  Средний крестьянский надел увеличился на 11%. Это не решило проблему  малоземелья полностью (иначе бы не понадобилась коллективизация), но ослабило ее давление. Недаром в годы НЭПа крестьяне стали немного отъедаться — за счет экспроприированных у помещиков земель.

Добавим к этому, что крестьяне после революции испытали еще моральное удовлетворение. Посудите сами: до революции простой крестьянин имел  надел от 2, 6 до 1, 5 десятин земли. А семья помещиков Гагариных в Тамбовской губернии владела землями в 12 тысяч десятин!  Каково было окрестным крестьянам, часто пухнущим от голода, глядеть на бескрайние владения Гагариных?  Это как если сейчас рабочий, получающий 25 тысяч рублей в месяц увидит квиток главы госкорпорации, который совершенно официально в виде зарплаты получает в месяц 60 миллионов рублей или по 2 миллиона в день!  Эта нехитрая арифметика позволяет лучше понять чувство глубокого удовлетворения, которое испытали наши прапрадеды, после того как земля Гагариных была национализирована и передана крестьянам!

3.

Еще один вопрос, который решила революция — это рабочий вопрос.  Каково было положение рабочих на фабриках и заводах до 1917 года? Сейчас любят приводить примеры огромных зарплат отдельных прослоек дореволюционного рабочего класса и заявлять, что советские рабочие жили в среднем хуже и поэтому пролетарии больше потеряли от «пролетарской революции». Но такие зарплаты получали в царской России в основном рабочие иностранных заводов (и в современной России работники на отделении фирмы «Форд» получают  по 60-70 тысяч, о чем  остальные их соратники по классу и не мечтают). Простой, рядовой рабочий начала ХХ века — это крестьянин, который приехал в город на заработки. Фабриканты отбирали у них бумаги, заменяющие паспорта, запирали в бараки,   заставляли работать по 14-16 часов, покупать продукты в лавке на территории фабрики, принадлежащей фабриканту, где цены — втрое выше и нещадно штрафовали за каждый проступок. Рабочих наказывали за то, что они выходили за территорию предприятия, за опоздания, им задерживали зарплаты, выдавали продукты в кредит в счет зарплаты, били. Профессор Московского университета И.И. Янжул, инспектировавший фабрики Московской губернии во второй половине XIX века, констатировал: «Хозяин фабрики — неограниченный властитель и законодатель, которого никакие законы не стесняют, и он чисто ими распоряжается по-своему, рабочие ему обязаны «беспрекословным повиновением».

 Недаром в Российской Империи с начала развития капитализма начались мощные рабочие забастовки. В 1872 году на  Кренгольмской мануфактуре бастовали 7 тысяч рабочих. В 1880-х годах под их напором правительство приняло, наконец,  рабочее законодательство. Запретили труд детей до 12 лет, снизили рабочий день до 11, 5 часов (это значит, например, с 8 часов утра до 7:30 часов вечера), запретили самоуправство заводчиков. Но законы все равно не выполнялись. Рабочие активно участвовали и в революции 1905 года, и в революции 1917, и в гражданской войне (в основном — на стороне «красных»).  Революция всегда будит самые дерзновенные и утопичные мечты. На волне революционного энтузиазма рабочим пообещали полное управление предприятиями, замену профессиональных правоохранителей рабочей милицией. Это оказалось в полной мере неосуществимым.  Однако по окончанию революции, после принятия советской Конституции оказалось, что прежние проблемы дореволюционного рабочего класса были решены и рабочие все-равно получили очень даже много.  15 ноября 1922 года был принят советский КЗОТ, в котором были утверждены революционные завоевания рабочего класса. Рабочий день снижался до 8 часов (42 часа в неделю) против 11, 5 часов до революции (в 1927 году он снизился до 7 часов). Запрещался труд детей и подростков до 16 лет (до революции — до 12 лет).  Вводился ежегодный двухнедельный отпуск для рабочих (до революции такого не было). Для женщин вводился декретный отпуск по родам и для ухода за грудничком (для работниц физического труда 8 недель до родов и 8 после, для служащих — по 6 недель). В 1930 году, с окончанием НЭПа, было покончено с безработицей, закрылась последняя, Московская биржа труда. Государство взяло на себя обязанность трудоустраивать всех граждан. 

В СССР была объявлена «диктатура пролетариата». В связи с этим рабочие промышленных городских предприятий и деревенские батраки рассматривались как высший, привилегированный класс и имели социальные льготы, о которых дореволюционные рабочие вообще мечтать не могли.  Сама принадлежность к рабочему классу (как до революции — к классу дворянскому) открывала путь «наверх» не только для самого носителя этого статуса, но и для его потомков (у которых в документах будет написано в графе происхождение: «из рабочих»). Рабочим отдавали предпочтение при приеме в партию (а без членства в партии невозможно было «дорасти» до высших должностей). Им полагались специальные дополнительные продовольственные пайки и наборы товаров широкого потребления.  Рабочих переселяли в большие дома, где раньше жили представители буржуазии, чиновничества (это называлось «уплотнение»). Например, если 10 рабочих семей ютились в бараке, а в большом роскошном доме из 11 комнат в центре города жил бывший купец, то от семьи купца госорганы требовали «уместиться» в одной комнате, а в оставшихся десяти поселяли 10 семей рабочих.

При этом Советская власть гарантировала льготы рабочим и членам их семей при оплате коммунальных услуг (отопление, электричество и т.д.), квартплата не могла превышать 1/10 части зарплаты (до революции ее размер не ограничивался). Бывшие дворянские усадьбы вокруг городов были превращены в санатории, на путевки в которые рабочие тоже имели преимущество. Рабочих охотно принимали и в ссузы и вузы, причем для того, чтобы подтянуть их уровень при поступлении были созданы специальные рабочие факультеты («рабфаки»).

Наконец, рабочие получили всю полноту избирательных прав при выборах в органы власти — Советы. До революции на выборах в Думу был имущественный ценз и количество депутатов от социальной группы зависело от уровня доходов ее членов. Так, на 276 тысяч избирателей-землевладельцев выделялось 10 мандатов, а на 830 тысяч рабочих — всего 1 депутатский мандат. Теперь все было наоборот.  Советский закон лишил права голоса всех бывших чиновников и жандармов, а также «нетрудовых элементов» (кулаки, нэпманы и т.д.), а рабочим предоставил максимальное представительство.

В общем если и искать класс, который выиграл больше всех от революции, то это, конечно, рабочие. Положение среднего рабочего в СССР 1924 года трудно даже сравнить с положением его собрата по классу в 1914 — бывший представитель городских низов, который жил в бараке, питался кое как и «ломал шапку» перед жандармом и чиновником, превратился в хозяина страны.

4.

Не были решены в империи и женский, и  национальный вопросы. Женщины до революции были лишены права на получение высшего образования (да и со средним образованием было не все блистательно — женские училища были 7-летние, а женские гимназии — в основном для элиты). Женщин не принимали ни в университеты, ни в институты. В конце XIX века были созданы специальные заведения для девиц — Высшие женские курсы, но их окончание не давало полноценных дипломов, сравнимых с дипломами мужчин —инженеров или докторов.

 Женщина никак не была защищена  от самодурства своего мужа и залогом ее незащищенности был практически пожизненный, церковный брак (гражданского брака, то есть заключенного в ЗАГСе, в империи не существовало). Женщина вынуждена была терпеть и унижения, и побои, поскольку  не имела ни профессии, ни образования и во всем зависела от мужчины.  Особенно тяжким было положение женщин-крестьянок: в империи 1 сельский полицейский приходился на 10 000 человек, фактически крестьяне жили по нормам своего собственного, «обычного права», которое избиения жен почитало делом естественным и даже нужным, за непреднамеренное убийство жены сход мог назначить не очень тяжелое наказа

Наконец, в Российской империи женщины (везде кроме Финляндии) не имели избирательных прав (впрочем, в этом их положение не отличалось и от положения в странах Запада).

Неудивительно, что женщины принимали активное участие в революции и добились фактического равноправия. После революции женщины получили возможность голосовать и выдвигаться в государственные органы наряду с мужчинами, поступать в ссузы и вузы, получать профессии, которые считались «мужскими» (например, врач, преподаватель, адвокат, судья). К 1925 году уже 35% студентов вузов составляли женщины. Гражданский, заключенный в ЗАГСе брак и облегчение процедуры развода вкупе с наличием профессии и зарплаты освободили их от необходимости терпеть самодура или изувера-супруга. Кроме того, Советская власть предоставила женщинам декретные отпуска (по беременности и уходу за ребенком), был принят специальный декрет о равенстве зарплат, он запрещал платить за одну и ту же работу женщинам меньше, чем мужчинам (как это было до революции).

В 1920-е годы государство всерьез взялось за проблему освобождения женщин от того, что тогда называли «домашним рабством» — необходимости, придя домой после рабочего дня, еще и готовить еду для мужа и детей (вторая «кухонная» смена).  По всей стране стали строить пункты общественного питания («общепита»), при заводах и фабриках открывали столовые, чтоб рабочие получали горячие обеды. «Ноу-хау» СССР 1920-х годов стали многоэтажные фабрики-кухни, которые одновременно обслуживали тысячи человек. В них можно было не только позавтракать, пообедать и поужинать, но и взять на дом полуфабрикаты и готовую еду.  Советские женщины особенно, горожанки в значительной мере, действительно, освободились от «проклятия кухни». Также по всей стране стали открывать ясли и детские сады, что тоже существенно облегчало положение женщин.  Детские сады были и до революции, но только в крупных городах и в очень небольшом количестве. В массовом порядке их стали создавать после революции. 

В общем если бы среднюю советскую женщину из числа работниц или крестьянок (конечно, не нэпманшу, не кулачку и не бывшую дворянку) спросили в 1928 году: «не считает ли она что революция была не нужна?», она бы только рассмеялась, настолько нелепым показался бы ей вопрос.

Одним из наиболее болезненных вопросов империи был национальный вопрос. В империи жило около 100 народов. Великороссы (тогдашне название русских) в начале ХХ века составляли около 43%. Некоторые из народов подвергались серьезной дискриминации. Например, евреям-иудеям было запрещено селиться в центральных губерниях империи, им предоставлялось место за «чертой оседлости», на юге и на западе страны.  В Москве или в Петербурге полиция регулярно устраивала облавы на «лиц семитской внешности» (как сейчас полицейские любят  ловить «кавказцев»).

Евреи не могли селиться в деревнях, при приеме в университеты для евреев были ограничения (не более 3% в университетах столиц, 5% — в остальных вне черты оседлости), в армии еврей не мог стать даже унтер-офицером. Для евреев был закрыт доступ на госслужбу, они были лишены права избираться и быть избранными в земства. Современные антисемиты любят посудачить о том, что среди революционеров было немало евреев. Однако очевидно, что удивляться нужно другому — как еще находились евреи, которые поддерживали монархию или шли добровольно служить в белые армии, известные антисемитскими погромами (Деникин был вынужден даже уволить офицеров-евреев в запас, во избежание   их линчевания антисемитами)?

Еще один народ, который, как и евреи,  подвергался дискриминации в империи — это украинцы.  Что касается юго-западных братьев великороссов, то они вообще были лишены права  считаться особым народом.  Имперское руководство объявляло украинцев «малороссами», одной из трех ветвей русского народа. Специальными циркулярами запрещалось печатать литературу на украинском языке, закрывались украинские школы, преследовались представители украинской интеллигенции. Элементы дискриминации по этноконфессиональному признаку были и по отношению к мусульманским народам (запрет на участие в местном самоуправлении, ограничения при приеме и карьерном росте на госслужбе)

Но дело не только в этом. Это было время пробуждения национального самосознания народов империи. С распространением просвещения, с урбанизацией, с появлением национальных интеллигенций это было неизбежно. Нерусские народы требовали национальных автономий в местах компактного проживания. Но царские бюрократы, как и позднее и  политические руководители белого движения,  отвечали на эти требования высокомерным отказом. Это предопределило участие тех, кого в империи называли «инородцами», в революции на стороне красных. И в результате революции бывшие «инородцы» получили отмену дискриминации, равноправие с русскими и  свои собственные союзные и автономные республики.  Сегодня любят заострять внимание на негативных сторонах и перегибах, связанных с освобождением «инородцев». Они имелись и, действительно, болезненны для русского национального сознания. Но, увы, в истории такие эксцессы неизбежны и со временем они утихают, как это и произошло.