---

Тот, кто пытается убедить тебя, что твои предки не существовали или были хуже современников, тот, кто утверждает, что твоей культуры не существует или она заимствованная и сплошь чужая — либо дурак, либо враг. Что в итоге одинаково.
 

---

Мои предки били фашистов.

Не сразу.

Один дед, Аркадий, жил на территории Крэсов Всхудних и в войска не попал по простой причине — возраст.

Но попали многие из деревни и поселений вокруг — кто-то в офицеры смог, а кто-то в рядовые.

Когда нацистская Германия успела заехать Польше по уху первой (Польша-то собиралась сама вдарить в бубен, чтобы зазвенело), белорусы, как вполне себе славяне и русь по духу, встали на защиту своей земли. Именно земли, а не великопольской идеи, в большинстве своём. Или я, белорус в энном поколении, ни лешака не знаю свой народ.

К слову сказать, белорусы в Войске Польском числились одними из самых стойких и отчаянных бойцов, вцеплявшихся в глотку врагу за землю, политую кровью и потом отцов и дедов.

Итак, белорусы честно служили, защищали землю. В том числе — и в регионе Бреста-Литовского.

Вставали на защиту своей земли перед Гудерианом уже в 1939 году, лили свою и вражью кровь.

Чего скрывать — бились и с советскими войсками. Ибо присяга — не звук пустой, кто бы ни вышел против.

А дед пришёл в призывной возраст когда земли перешли к Союзу. Тогда и в армию ушёл, в артиллерию, где и провоевал честно до конца войны и был отмечен наградами.

Другой дед, Казимир, жил несколько восточнее границы Союза и Польши.

Что любопытно — поляк. Но в армию пошёл советскую, когда призвали — в пехоту, не прятался. Медалей особо не добыл, но домой вернулся раньше срока, разменяв ручной гранатой троих фрицев на свою ногу, чем предупредил наших о вражеской атаке.

И сегодня, когда здоровые или не очень здоровые лбы с гиканьем воняют против наших ветеранов, с чистым сердцем шедших защищать свой дом родной, свою землю, свой народ, я искренне недоумеваю. Кто эти персонажи, что радостно топчут чей-то несомненный подвиг — враги или дураки? А может быть, одно не отрицает другого?


Мои предки били шведов.

Гордые представители литовской (как политоним) руской шляхты вставали под хоругви королевские или магнатские и навешивали по горбу свенскому трекрунуру.

Недрогнувшей рукой, под флагами Погони и Святого Юрия, показывали наглым непрошенным гостям, что им тут не рады от слова «совсем».

Не один чёрный рейтар или пехотинец сложил дурную голову в наших полях, лесах и болотах.

И сегодня, когда кто-то говорит о том, что Погоня себя скомпрометировала, — я шибко удивляюсь.

Это наш тысячелетний символ, прошедший через десятки войн, ведший за собой защитников нашей земли и нашего народа, несущий в себе наше стремление вперёд — ну и что, что какие-то мерзавцы использовали его в дурных целях, оболванив кого-то?

Золотая монета, взятая негодяем, не перестаёт быть золотой. И если мы добровольно откажемся от своего символа — значит, негодяи отняли его у нас, победили.

Также удивляюсь немеряно, когда кто-то фантазирует на тему: шляхта — это, мол, не простой народ, она плохая, она классовый враг, она против тех-то и тех-то билась, забудь её, не смей ею гордиться и её помнить.

Отказаться от памяти и законной гордости теми, кто своими жизнями платил, чтобы не шлялся тут тевтон, швед, или татарин не брал в полон? Ради чего? Чтобы соблюсти некий политес и сошлась чья-то косая теория?


Мои предки из руси Литовского княжества жили с поляками в одном государстве без копеек полтысячи лет. Вместе били врага, вместе праздновали, вместе строили. Смешивались, сообщались языки, как смешиваются любые культуры, когда народы очень долго живут в дружбе вместе.

Польский язык перенимал русизмы, руский (да, именно с одним «с», это не ошибка) язык Литовского княжества перенимал полонизмы — это нормальный процесс, потому как языки динамичны, они всегда в движении, всегда растут, изменяются, перенимают, передают части себя.

Именно этот язык сегодня называется белорусским. На нём мне в детстве пели колыбельные, читали сказки, на нём меня обещали «адлупцаваць на горкі яблык» бабушки-дедушки, когда я чего-то вытворял дурное. Без него не вздохнуть, я его впитал в себя, он стал частью того светлого орнамента культуры, из которой и состоит современная Беларусь, состою я.

И когда сегодня мне кто-то говорит: «Постыдился бы своей колхозной мовы, вот тут — польское слово, тут — польское слово, что ты как не русский?» или «ты что, змагар?», только моё воспитание сдерживает от встречного вопроса: ты враг или просто дурак?

Но, честно сказать, когда ко мне подходят вечные страдальцы и вопиют: «Сумленны беларус павінен размаўляць толькі беларускай, а-я-яй!» — то есть пренебречь русским, на котором мне также читали сказки и пели колыбельные, на котором я думаю и пишу стихи, на котором я говорю и пою — появляется просто желание дать в лоб оппоненту.

Простите, вот такая я билингвальная деревенщина.


Для меня Беларусь всегда была и есть многонациональной. Моноэтничность тут весьма условна.

Русь, литва, поляки, евреи, татары и многие иные — все есть неотъемлемые части одной прекрасной страны.

Можно долго рвать тельняшки за установку статуй князю Ольгерду или императору всероссийскому Александру, а можно поставить обе; о советских и узконациональных названиях улиц и площадей, об истинности и ложности орнаментов — без кого-то из них Беларусь — уже не Беларусь.

Только разница потенциалов зарождает ток, который приносит свет, а крайности всегда ведут во тьму.

И когда мне кто-то говорит, чтобы я стыдился одного из корней — я могу лишь сочувственно улыбнуться этой птичке под названием «наивняк».