ГЕОПОЛИТИКА
24.03.2022
Артём Бузинный
Магистр гуманитарных наук
О ценностях: Евразия vs. Европа
-
Участники дискуссии:
20236 -
Последняя реплика:
больше месяца назад
Владимир Бычковский,
Марк Козыренко,
arvid miezis,
Леонид Радченко,
Yuri Калифорнийский,
Владимир Иванов,
Юрий Васильевич Мартинович,
Ярослав Александрович Русаков,
Владимир Алексеев,
Rita Dorofeeva,
Артём Бузинный,
Kęstutis Čeponis,
Митро Митро,
Ольга Яковлевна Саутыч,
Михаил Яковлевич Кривицкий,
Виталий Матусевич,
Roman Romanovs,
Виктор Гриневич,
Константин Васильев,
Юрий Томашов
В Советском Союзе этнокультурное разнообразие существовало не только в силу исторической инерции, унаследованной от Руси и Орды, но и поощрялось совершенно целенаправленно через официальную идеологему “дружбы народов”, защищалось системой советского федерализма, поддержкой культур малых и слаборазвитых этносов.
В целом евразийские общества всегда тяготели к классовому единству, но при этом и к этнокультурной сложности – западная идея нации, гомогенной культурно и расово, нам чужда.
Периодически евразийские народы тяготеют и к политической централизации, но последняя вовсе не обязательна. Евразия это, прежде всего, цивилизация, бóльшую часть своей истории существовавшая в виде конгломерата государств. В тех же редких случаях, когда Евразия была близка к достижению государственного единства, оно всегда приобретало форму федерации – будь то федерализм советский или система улусов в степных империях.
Что касаемо религии, то в этом смысле Евразия никогда в своей истории не составляла единого целого, даже в периоды максимальной государственно-политической централизации. Это было характерно уже для кочевых империй тюрок и монголов, отличавшихся по европейским меркам феноменальной веротерпимостью.
Как отмечал князь Трубецкой:
В целом евразийские общества всегда тяготели к классовому единству, но при этом и к этнокультурной сложности – западная идея нации, гомогенной культурно и расово, нам чужда.
Периодически евразийские народы тяготеют и к политической централизации, но последняя вовсе не обязательна. Евразия это, прежде всего, цивилизация, бóльшую часть своей истории существовавшая в виде конгломерата государств. В тех же редких случаях, когда Евразия была близка к достижению государственного единства, оно всегда приобретало форму федерации – будь то федерализм советский или система улусов в степных империях.
Что касаемо религии, то в этом смысле Евразия никогда в своей истории не составляла единого целого, даже в периоды максимальной государственно-политической централизации. Это было характерно уже для кочевых империй тюрок и монголов, отличавшихся по европейским меркам феноменальной веротерпимостью.
Как отмечал князь Трубецкой:
Чингисхан не навязывал своим подчиненным какой-либо определенной, догматически и обрядово оформленной религии. Официальной государственной религии в его царстве не было; среди его воинов, полководцев и администраторов были как шаманисты, так и буддисты, мусульмане и христиане
(Трубецкой Н.С. Наследие Чингисхана. Взгляд на русскую историю не с Запада, а с Востока / Николай Сергеевич Трубецкой // История. Культура. Язык – М.: Прогресс, 1995. – С. 221).
Чисто теоретически наверно возможно допустить существование и моноконфессионального общества, примером и идеалом которого ранним евразийцам виделась Византия. Но её принадлежность к евразийской цивилизации является довольно сомнительной.
Все импульсы религиозной унификации и навязывания “истинной веры” в нашей истории, так или иначе, исходили из территорий вне Евразии: либо из той же Византии – крещение Руси, либо с Запада – от Польши, Тевтонского Ордена, либо из мусульманского мира – как в случае с арабскими попытками завоевания Турана или исламизацией западных улусов монгольской империи. Некоторые попытки православного прозелитизма случались в Российской империи, впрочем, они были слабыми и непоследовательными. Тем паче в Советском Союзе по понятным причинам не могли ставить цели достичь религиозного однообразия.
Эта религиозная свобода, так резко контрастирующая с европейской и арабской нетерпимостью, становится понятной, если мы будем помнить, что основной ценностью евразийской цивилизации является творчество – индивидуальное или коллективное. А религиозная мысль это тоже проявление творческого начала.
В качестве обратного примера могут привести всплески антирелигиозных преследований в СССР. Но они были вызваны отчасти той антисоветской позицией, которую заняли многие православные иерархи и мусульманские деятели во время революции и гражданской войны. С другой стороны к наиболее радикальной антицерковной политике склонялись именно прозападные силы внутри большевистской партии – троцкисты, зиновьевцы, а несколько позже – команда Хрущёва. Патриотическое ядро большевиков, объединявшееся вокруг Сталина, напротив тяготело к максимально веротерпимой политике, что было совершенно в евразийском духе.
Однако эта религиозная толерантность не предполагает мировоззренческой и моральной всеядности. Уже идеология Чингиз-хана предполагала доминирование в обществе людей совершенно определённого психологического склада – “длинной воли” – разделяющих общие этические ценности, при том, что они могли исповедовать разные религии. Этот общеобязательный набор ценностных ориентиров был изложен в “Ясе” – сборнике наставлений и поучений Чингиз-хана. В Советском Союзе такую ценностную рамку всему обществу задавала коммунистическая партия. То есть религиозный плюрализм внутри евразийской цивилизации предполагает обязательную этико-идеологическую парадигму, которой подчиняются все местные конфессии. Те из них, которые этой парадигме явно противоречат, являются чуждыми Евразии.
Подводя итог тем различиям, которые даёт проекция евразийского и западного ценностного кода в социально-историческую сферу, ещё раз отмечу системообразующие черты евразийской цивилизации: общество остаётся бесклассовым и бескастовым, но с горизонтальным разделением на множество этносов и религий, и вертикальной иерархией, основанной не на наследственном статусе, а на индивидуальных заслугах, определяемых по ценностной шкале, признаваемой всеми без различия религий и национальностей.
Чисто теоретически наверно возможно допустить существование и моноконфессионального общества, примером и идеалом которого ранним евразийцам виделась Византия. Но её принадлежность к евразийской цивилизации является довольно сомнительной.
Все импульсы религиозной унификации и навязывания “истинной веры” в нашей истории, так или иначе, исходили из территорий вне Евразии: либо из той же Византии – крещение Руси, либо с Запада – от Польши, Тевтонского Ордена, либо из мусульманского мира – как в случае с арабскими попытками завоевания Турана или исламизацией западных улусов монгольской империи. Некоторые попытки православного прозелитизма случались в Российской империи, впрочем, они были слабыми и непоследовательными. Тем паче в Советском Союзе по понятным причинам не могли ставить цели достичь религиозного однообразия.
Эта религиозная свобода, так резко контрастирующая с европейской и арабской нетерпимостью, становится понятной, если мы будем помнить, что основной ценностью евразийской цивилизации является творчество – индивидуальное или коллективное. А религиозная мысль это тоже проявление творческого начала.
В качестве обратного примера могут привести всплески антирелигиозных преследований в СССР. Но они были вызваны отчасти той антисоветской позицией, которую заняли многие православные иерархи и мусульманские деятели во время революции и гражданской войны. С другой стороны к наиболее радикальной антицерковной политике склонялись именно прозападные силы внутри большевистской партии – троцкисты, зиновьевцы, а несколько позже – команда Хрущёва. Патриотическое ядро большевиков, объединявшееся вокруг Сталина, напротив тяготело к максимально веротерпимой политике, что было совершенно в евразийском духе.
Однако эта религиозная толерантность не предполагает мировоззренческой и моральной всеядности. Уже идеология Чингиз-хана предполагала доминирование в обществе людей совершенно определённого психологического склада – “длинной воли” – разделяющих общие этические ценности, при том, что они могли исповедовать разные религии. Этот общеобязательный набор ценностных ориентиров был изложен в “Ясе” – сборнике наставлений и поучений Чингиз-хана. В Советском Союзе такую ценностную рамку всему обществу задавала коммунистическая партия. То есть религиозный плюрализм внутри евразийской цивилизации предполагает обязательную этико-идеологическую парадигму, которой подчиняются все местные конфессии. Те из них, которые этой парадигме явно противоречат, являются чуждыми Евразии.
Подводя итог тем различиям, которые даёт проекция евразийского и западного ценностного кода в социально-историческую сферу, ещё раз отмечу системообразующие черты евразийской цивилизации: общество остаётся бесклассовым и бескастовым, но с горизонтальным разделением на множество этносов и религий, и вертикальной иерархией, основанной не на наследственном статусе, а на индивидуальных заслугах, определяемых по ценностной шкале, признаваемой всеми без различия религий и национальностей.
Дискуссия
Еще по теме
Еще по теме
IMHO club
РОССИЯ И МЕССИАНИЗМ
Мануэль Саркисянц к «русской идее» Н. А. Бердяева. Грустное заключение
Рустем Вахитов
Кандидат философских наук
Место развития материка Евразия
Россия и соседствующие с ней миры
Рус Иван
Русский Человек. Ветеран. Участник прошлых, нынешних и будущих.
РОССИЙСКИЕ БОЕВЫЕ КОРАБЛИ НА КУБЕ
Как США сами подтолкнули Кубу в объятия России
Дмитрий Ермолаев
Журналист
ТРИПОЛЯРНЫЙ МИР
Мировая архитектура