В городе стреляли. Революция уже даже не отступала, а улепетывала, и военные части громили последние очаги сопротивления. Взвод солдат свернул в проулок и наткнулся на небольшую баррикаду, которую почему-то еще не успели покинуть её защитники. Полетели камни.

Долой самодержавие! — ревел здоровый детина с внешностью портового биндюжника. Похоже, на баррикаде он был за главнокомандующего.

Один из солдат вскинул винтовку, поймал биндюжника в прицел, и... сам на мгновение ослеп от вспышки справа.

Зрение быстро вернулось, солдат оглянулся и увидел перед собой двоих. Невысокого лысеющего господина в костюме-тройке с рыжеватой бородкой. Рядом — еще один, помоложе и чернявый, возился с ящиком фотокамеры и магниевой вспышкой.

Господин улыбнулся, прищурился и показал карточку с надписью PRESS.

— Ульянов. Владимир Ильич, — представился он, немного картавя, — корреспондент газеты «Искра». Зарегистрирована в Швейцарии. А это — Коба, чудесный малый, наш фотокор.

— Валите отсюда, мусью, — буркнул солдат. — Баррикаду брать будем, подстрелим ненароком.

— Уходим, — ответил рыжебородый. — Но мы будем жаловаться генерал-губернатору, вы мешаете работе журналиста.

Биндюжник уже лежал лицом вниз в окружении вооруженных солдат.

— Дуй на телеграф, — сказал старший репортер напарнику, — отпиши в Женеву, что Колю нашего приняли.
 

Когда политики были большими

Ленин, разумеется не мог разгуливать по бунтующей России с корочкой газеты «Искра». Но именно такая картинка приходит в голову, когда понимаешь, насколько изменились взаимоотношения политиков и прессы в нашем перевернутом мире.

В начале ХХ века легальные революционные газеты в России издавать удавалось нечасто — в 1905-м, когда под натиском революции самодержавие вынуждено пошло на уступки и после Февральской революции 1917-го.

В обоих случаях революционеры сталкивались со специфической проблемой — редакторы легально издаваемых радикальных газет часто были материалом одноразовым. Партия искала себе берсерка, готового, заняв кресло редактора, пуститься во все тяжкие озвучивая партийную позицию и, после неминуемого закрытия газеты через несколько месяцев, с чувством выполненного революционного долга отправиться на нары.

Не то чтобы за такой вакансией выстраивалась очередь, но кто-то да находился.

Лев Троцкий вспоминал:
 

«Наш ответственный редактор, старый демократ доктор Д. М. Герценштейн, заходил иногда в редакцию в безупречном черном сюртуке, становился посреди комнаты и любовными глазами наблюдал наш хаос. Через год ему пришлось давать на суде ответ за революционное неистовство газеты, на которую он не имел никакого влияния. Старик не отрекался от нас. Наоборот, он со слезами на глазах рассказывал суду, как мы, редактируя самую популярную газету, питались между делом сухими пирожками, которые сторож приносил завернутыми в бумагу из ближайшей булочной. Старику пришлось отсидеть год в тюрьме — за революцию, которая не победила, за эмигрантскую братию и за сухие пирожки...»
 

В начале нынешнего столетия дело обстоит ровно наоборот — не Троцкий ищет себе камикадзе-редактора, а редактор подбирает камикадзе-Троцкого.


Генерал Плошча

Взять хотя бы Николая нашего Статкевича. Этот решительный отставник, отслужил двадцать лет и отсидел уже что-то около восьми.

С 2010 года именно он создает какие-то события, является главным лицом белорусского протеста и — в порядке побочного эффекта своей активности — успел похоронить уже две робкие белорусские «оттепели».

Чем же он привлек внимание прессы, толпу сторонников в соцсетях и даже какое-то количество желающих лично участвовать в его акциях?

Ровно одной фразой: «Я беру на себя ответственность!» За Плошчу-2010, за День Воли-2017 и за все, что в процессе произойдет.

При этом бросается в глаза, что обязательная функция политика-революционера прошлого — формулировать и озвучивать привлекательный образ будущего — здесь полностью отключена.

Он озвучивает тактические идеи, инициирует акции, вращает очами и демонстрирует непоколебимую решимость уж в этот раз точно довести дело до победного конца.

Выдвигает пару несложных претензий — «диктатор, узурпатор, отдай власть».

И всё! Он как будто искренне уверен: всё, что за пределами действий по захвату и удержанию власти — не его ума дело.

Более того, от него вроде никто этого и не требует. Есть желающий попробовать пробить башкой двери парламента — ну и прекрасно. Хоть шерсти клок, что называется.

И ведь нельзя сказать, что на фоне остальных оппозиционных, и не только, политиков Статкевич выглядит каким-то дурачком. Остальные тоже ничего не формулируют. Окучивают заграницу, ходят на выборы под лозунгами, которые не менялись года с 1990-го и проводят ежегодно несколько акций, календарь которых сформировался тогда же. Только что ответственности на себя не берут ни за что.

Вот вы можете вспомнить какой-нибудь глубокий текст за авторством современного белорусского политика о том, что нужно сделать, чтобы дети жили лучше, чем мы? Что нужно поменять в мире, который на наших глазах превращается в очень странное место?

Лично я — не могу.

Но ведь кто-то же формулирует смыслы, вербует новых сторонников?


Кто делает политику

Что такое политика в классике? Это прежде всего общение. Если вы не лорд и не миллионер, то вам нужна толпа добровольцев — даже газету человеку раньше нужно было вручить лично в руки.

Помянутый Владимир Ильич одним из первых просек, что пресса — это «не только коллективный агитатор, но и коллективный организатор», и предложил строить газету-партию как единую структуру. В которой партийные активисты — одновременно и кореспонденты, и распространители, и временами даже спонсоры газеты.

В том числе и потому, что в те времена едва ли можно было поднять издание относительно массовой нелегальной газеты, не взяв в соавторы и соучредители тысячи однопартийцев.

Со временем все стало проще, но в танце политиков и дружественной прессы по-прежнему вели политики.

Как всё выглядело в середине 90-х?

Была газета «Свабода», которая выходила два раза в неделю. Радио «Свабода», которое звучало как из загробного мира. Плюс малотиражки разной степени убожества. Волонтеры вербовались по личным контактам активистов и из окучивания студентов на митингах.

Вся эта публика закидывала почтовые ящики десятками тысяч газет-листовок, и об акциях мы узнавали из наклеек, которые висели на каждой водосточной трубе.

В те времена еще можно было сказать, что оппозиционную политику делают БНФ, ОГП и еще кто-то — они общаются, они работают, они чего-то там формулируют.

Как всё выглядит сейчас?

Экспертный центр Царика-Сивицкого опубликовал доклад на тему «российской агрессии». Тему долго жевала независимая пресса (которая в сети уже явно обошла по всем показателям государственную), затем диванные бойцы «штормят» в «Твиттере» и «Фейсбуке».

На выхлопе в невиртуальном мире «Молодой фронт», обрядившись в камуфляж, вырыл окоп на границе с Россией. Пресса их отсняла, а милиция забрала.

Простите, но оппозиционные партии теперь — это не БНФ и ОГП. Это TUT.BY с «Белапаном», «Белсат» с «Нашей нивой» и куча экспертных центров. А роль единственной формально политической организации очень показательно свелась до маленькой «посадочной» акции.


Есть такая партия

Возникает возникает вопрос: а зачем тогда нужны все эти партии, если их работу давно делают хорошо подобранные небольшие коллективы журналистов и блогеры-добровольцы, желающие продемонстрировать миру свою креативность?

Именно от них мы узнаем, что «так жить нельзя» стало ощущаться острее, чем три месяца назад. Они расскажут нам, что «дело уже не в налоге на тунеядцев», а там еще Путин, режим и патриотизм из всех щелей. И поставят впечатлительных граждан перед фактом — «выходить на митинг страшно, но не выходить стыдно».

Почему бы вообще не отказаться от партий и организаций как от нефункционального архаизма?

Есть еще одна сфера, в которой коллективы журналистов пока не стремятся заменить собой традиционных политических активистов — финальный бросок на милицейскую шеренгу.

Поэтому ближе к развязке начинается мягкий кастинг на роль героя, готового взять ответственность «за революцию, которая не победила, за эмигрантскую братию и за сухие пирожки».

Статкевич прёт на амбразуру — восхищаемся решительным Миколой, который действует, пока остальные сопли жуют. Вот и остальные заговорили про «народ ня пойдзе на Бангалор» — никто не хочет выглядеть трусом.

Анархисты раздухарились — запускаем материалы про новую моду на отважных анархистов. Главное, парни, не останавливайтесь, мы включили софиты и аплодируем только вам.

Еще остаются определенные проблемы морально-правового плана. Если полностью заменить партии — придется закончить разговоры о демократии. Партийного лидера выбирают хотя бы единомышленники, а редакцию разве что спонсоры — дадут денег тем, кто больше нравится.

Ну и, скажем откровенно, позиция белого самолетика, как бы парящего над схваткой и как бы все освещающего с недосягаемой высоты, приятней и спокойней прямого бугурта с режимом. От такой позиции больно отказываться.


Впрочем, проблемы морального плана постепенно преодолеваются.

Пока я сочинял шутку про Ильича-корреспондента, пришла новость — состоялся форум «Свободу политзаключенным». Состав участников не ясен, но, как гордо сообщает «БелПартизан», солировали на мероприятии папа какого-то белорусского добровольца из АТО и журналист этого издания Дмитрий Галко.

Под впечатлением граждане решили провести акцию «Патриот — не преступник». Граждане запамятовали, знаменитая фраза Самуэля Джонсона звучит иначе: «Патриотизм — последнее прибежище негодяя».

Однако же — вуаля! — «Смелые женщины вышли к КГБ». Смелых женщин и Павла Северинца увезли на автобусах — акция нелегальная. А ты такой стоишь спокойно и в усы ухмыляешься — журналюга на работе. Красавец этот, конечно, не Ленин, но уже сам себе газета-партия — сам устроил акцию, сам осветил.

И с этого, конечно, можно смеяться — а может быть, «БелПартизан» обозначил новую веху в развитии нашей «независимой прессы»?

Поживем — увидим.